Браки совершаются на небесах - Дарья Волкова
— Так, давайте, кормите нас, мы жутко голодные — и мы вам все расскажем! Никуся, солнце, как был выигран матч?
— По буллитам!
— Просто, чудо, а не ребенок. Невероятно сообразительный! — Юрий наклонился и звонко чмокнул Веронику в макушку. — Прирожденный хоккейный болельщик!
* * *
Маму перевели из реанимации в общую палату. Вероника прочно поселилась в доме Кузьменко. А Марк… Марк просто не знал, что и думать. И что делать.
С мамой все было более или менее понятно — в каждый свой прилет в Москву Марк первым делом ехал в больницу, и новости оттуда радовали. Уже пошел разговор о выписке. Точнее, настоятельно рекомендовали выписаться не домой, и переводом в кардиологический санаторий. Для эффективной реабилитации. Мама не возражала. Марк тоже. В общем, перспективы и планы ясны.
А вот что делать с Вероникой, Марк просто не представлял. Прошло уже две недели. Две чертовых недели. Он не сделал ничего, чтобы найти Веронике новый интернат. Каждый раз, возвращаясь домой, он говорил себе, что надо позвонить Анне Борисовне. Или Соне. Наверняка они смогут подсказать какие-то варианты. Надо хотя бы с чего-то начать.
Но эти обещания самому себе так и оставались обещаниями. А Вероника так и оставалась на попечении семьи Кузьменко. Лола уехала к себе в офис в Милан. Уже навострили коньки братья Кузьменко. Да и Кузьменко-самый-старший тоже то был на месте, то нет. Но стабильно на месте были Дина, Тура и Лев — либо все вместе, либо по отдельности.
У этих людей своя жизнь, своя работа. Причем работа такая… не шутейная. Лев Аркадьевич, младший из братьев Кузьменко, например, владелец собственного продюсерского центра. Это известие Марк принял уже практически стоически. Как и то, что у Дины Ингер-Кузьменко, профессионального сценариста, есть главный приз Венецианского кинофестиваля — как бы Марк не был далек от мира кино, о том, есть такой крутой кинофестиваль в Венеции, он знал.
Это серьезные люди с серьезной работой. И они выступают в роли нянек для его ребенка. Его особого ребенка. И на все попытки Марка, надо сказать откровенно, довольно вялые — как-то это прекратить, на все его намеки на то, чтобы заплатить каких-то денег за хлопоты, Марк слышал примерно следующее:
— Да перестаньте, это несерьезно!
— Вероника нам совершенно не доставляет никаких хлопот и не мешает.
— Девочке у нас хорошо.
— Ну куда вы ее заберете?
— Так, давайте подождем, пока выздоровеет ваша мама.
— Марк, ну в самом деле, не переживайте, все в порядке!
Последнее произносилось обычно с нажимом. Наверное, они тоже, как Кристина, считали, что у Марка бесячая рефлексия. Наверное, так оно и есть.
Он взрослый почти тридцатипятилетний мужик. Пилот гражданской авиации. Отец ребенка с синдромом Дауна. Он знает, что такое работать — и работать много, чтобы обеспечить нужды своего ребенка. Он отлично знает, как общество относится к таким особым детям, как его Вероника. И волчий оскал на косые взгляды у него выходит уже автоматически. Он через многое прошел. И все же оказался не готов.
Откуда вы взялись, Кузьменко?! Вы и правда чертовы феи. Потому что…
Потому что у всей этой абсурдной и крайне неловкой для Марка ситуации было одно-единственное объяснение и одна-единственная причина. Веронике и в самом деле было там хорошо. Марк не видел дочь такой довольной и счастливой даже когда она жила в «Бухте Доброты». Вероника просто светилась. Единственный же минус был тот, что девочка скучала по Лоле, к которой очень привязалась. И по Кристине.
У Кристины Вероника была уже несколько раз, вместе с Кузьменко. Марк после того, единственного раза, больше не был.
Он не боялся. Он просто подбирал слова.
А они не подбирались никак.
Потому что об этом Марк никогда не говорил. Он оказался в такой ситуации впервые. И как говорить о таком, не представлял.
В почти тридцать пять лет Марк Леви полюбил. В первый раз в жизни.
Как сказать девушке, которая спасла жизнь твоей дочери, о том, что ты ее любишь? Кажется, ничего сложного. По крайней мере, ничего непосильно сложного. Если бы ты за несколько недель до этого не сказал этой же девушке нечто совершенно противоположное по смыслу. Когда она призналась тебе в любви, ты не сказал ей в ответ то же самое. Нет, ты что-то невнятно проблеял о том, как польщен. И все.
Ты провалил самый главный квест в своей жизни, Марк Леви. И теперь думай, думай, черт тебя подери, как убедить Кристину. Потому что теперь от своей любви он задыхался. От силы своего чувства. И от мысли о том, что сам, сам, добровольно отказался от этой любви.
Что происходило в его голове в тот вечер в Вене, Марк так и не мог понять. Теперь ему казалось, что он любил Кристину уже тогда. Но по своему скудоумию принял любовь за обыкновенное вожделение. А если бы он тогда это понял? Если бы сказал Кристине те слова, которые она так хотела услышать? Что было бы потом?
Оказалась ли бы Кристина в этом случае в «Бухте доброты»? Вполне возможно, да. Очень вероятно. И все бы повторилось — и пожар, и спасение Вероники. Но тогда бы у Кристины была его любовь. Она бы не пережила того жестокого разочарования, которое принесли его слова. Марк видел это разочарование, эту боль в ее глазах. Он ее помнил.
Но ведь у нее есть его любовь. Кристина просто об этом не знает. Пока не знает.
Он идиот, он уже совершил все глупости, какие только можно. И что толку гадать, что было бы, если бы. Он как Илона стал, ей-богу. Жизнь сослагательного наклонения не имеет.
И надо что-то делать.
* * *
Тура: Марк, добрый день. Кристине сняли повязки. Через пару дней ее выписывают из клиники.
Марк: Я планирую завтра к ней заехать. Это будут удобно?
Тура: Вполне.
Глава 9. Опустела без тебя земля
Марк смотрел на свое отражение в зеркале ванной. Ему казалось, что пережитые потрясения лежат на его лице невидимой печатью. Серые тени под глазами, складки в углах рта, запавшие щеки. Или ему все это кажется?
В голове вдруг всплыла фраза Илоны: «Бабы все еще по тебе сохнут, Леви».
Она звонила. В тот же день, когда произошел пожар, поздно вечером. Кажется, не совсем трезвая. Выслушала очень краткий отчет Марка о том, что с Вероникой все
