Вернувший к свету - Наталия Романова
Накануне, приехавшая из Штатов на несколько недель Алина, привезла в Светлогорск Милу – они провели вместе две недели и были несказанно довольны друг другом. Настолько, что предстоящая свадьба папы перестала вызывать в Миле протест. Напротив, малышка приехала воодушевлённая, с порога потребовала показать ей свадебное платье, поклявшись, что ни за что не расскажет папе, какое оно – примета-то плохая, оказывается.
Мы с Алиной общались мало, крайне редко. Лишь когда Мила болела ветрянкой, она обеспокоенно звонила прямо мне, минуя сарафанное радио. Не могу сказать, что мне это понравилось, но я хорошо понимала чувства матери, у которой болеет ребёнок, и она не может быть рядом. Алина действительно любила Милу, но… свою работу и мечту она тоже любила. Иногда людям приходится делать сложный выбор, Алина свой сделала.
Бывшая жена пробыла у нас всего час, потом заторопилась на электричку. Лёша с Милой пошли её провожать, я осталась, несмотря на ревность. В этот раз не только к Лёше, но и к девочке, которую воспитывала уже больше года.
– Злишься? – спросил Лёша, когда вернулся, и мы остались наедине.
– Ревную, – честно ответила я.
За год честное проговаривание своих мыслей и эмоций вошло у нас в привычку. Когда Лёша сказал в Кандалах, что намерен решать проблемы «не сходя с места, здесь и сейчас», не лукавил. Он действительно готов был остановиться, отбросить все дела и тут же начать высказывать то, что его волнует, гложет, обижает, со временем я стала поступать так же. В итоге спорных, неоднозначных ситуаций стало меньше, а недосказанности исчезли вовсе. Не нравится? Говори!
– Зря, – спокойно ответил Лёша.
– Мне показалось – Алина расстроена твоей свадьбой. Она до сих пор любит тебя? Тамара проговорилась, что инициатором развода был ты.
– Возможно, но это ничего не меняет. Во-первых, я люблю тебя и только тебя, а во-вторых, все возможные шансы с ней на «долго и счастливо» мы попросту профукали. Даже если бы мы не развелись тогда, ничего бы это не изменило, стало бы только хуже. В итоге кто-нибудь из нас опустился бы до измены. Сама понимаешь, вряд ли бы мы общались на дружеской ноте, пройдя через подобную грязь, а у нас ребёнок. Я даже знаю, кто бы изменил… – Лёша громко выдохнул.
– Кто? – не поняла я.
– Однажды я встретил упрямую, невероятно красивую, притягательную пациентку…
– Особенно хорош был её гемоглобин, – засмеялась я.
– Он дал мне возможность появляться в её палате почти каждый день, под уважительным предлогом – угостить гематогеном, – подмигнул он. – Слу-у-ушай, ты не находишь традицию, что жених должен проводить ночь перед свадьбой отдельно от невесты варварской?
– Нахожу, – засияла я. – Тем более, на месте росписи нам нужно быть ещё ночью.
У нас была назначена выездная церемония. На берегу моря. По задумке обменяться кольцами мы должны были на рассвете. Совершенно безумная идея, приведшая в недоумение работников местного ЗАГСа. Небольшой конверт с вознаграждением заставил сменить замешательство на согласие.
Мне не нужен был сложный макияж и причёска. С платьем и распущенными по плечам волосами, подцепленными парой заколок, я была в состоянии справиться сама. Родственники поддержали нашу затею, особенно Тамара, которая поняла символизм, мною загаданный.
Лёша – рассвет, который вернул меня к свету.
Эпилог
Я прошла по пустой квартире, заглянула на кухню, постояла у закипающего чайника, посмотрела на настенные часы – семь утра – пожурила себя, что подскочила в такую рань в выходной и отправилась в постель. Блаженно растянулась на чистых простынях, вдохнула ещё не выветрившийся запах нового жилища и закрыла глаза, мгновенно проваливаясь в сон.
Проснулась от настырных поглаживаний тёплыми, слегка шершавыми ладонями по моей груди. Постаралась скрыть вздох удовольствия, получилось плохо, меня мгновенно разоблачили.
– Я соскучился, – сообщил мне голос мужа, от которого вдоль позвоночника скользнули сладкие мурашки.
– Мы не виделись всего сутки, – попыталась пошутить я.
– Целые сутки, – поправил меня Лёша, одним ловким движением перевернул на спину и спустил тонкие лямочки шёлковой ночной сорочки по плечам.
Запустил ладони под кружево и мягко сжал грудь, избегая контакта с напрягшимися сосками.
– Твою мать, – простонал муж, закрывая глаза в удовольствии. – Люблю твои сиськи, – вовсе не изящно, в своей манере, выразился он. Я не возражала против такой экспрессии.
– На днях, помнится, ты любил мою задницу, – фыркнула я, рефлекторно выгнув спину, подставляя обожаемый на сегодняшнее утро объект под откровенные ласки.
– Я всю тебя люблю, – совершенно серьёзно ответил Лёша, пробежался взглядом по моему телу, остановился на лице, внимательно разглядывая, словно не видел целую вечность.
Привычная ямочка на щеке заставила моё сердце забиться в шальном ритме, рот приоткрылся сам собой, а глаза в свою очередь закрылись. Я почувствовала дыхание у своих губ, лёгкое скольжение языка, а потом, мгновенно, поцелуй углубился, заставляя и без того несущееся вскачь сердцебиение сорваться в галоп.
Запутала пальцы в густых волосах Лёши на затылке, надавила, требуя прибавить напора, потому что моё напускное спокойствие растаяло, как снежинка на солнцепёке, так же мгновенно.
Губы отрывались от губ только для того, чтобы перевести дыхание и снять мешающую одежду – сорочку с меня, футболку и шорты с Лёши.
Лёша жадно скользнул языком по моей шее, опустился на ключицу, почти оставил там след, в последний момент остановил себя заметным усилием воли, замер у соска, напрочь игнорируя моё требование приласкать, выдохнул со стоном, сжал жаждущую внимания грудь и отправился ниже, к пупку, задевая известные только ему особо чувствительные участки. Развёл мои не сопротивляющиеся ноги и опалил дыханием низ живота.
Через несколько минут я металась в сладкой агонии, забыв собственное имя. Фантастически хорошо – вот как я могла бы охарактеризовать своё состояние. Плохо было лишь то, что Лёша не собирался доводить меня до конца, нарочно растягивал удовольствие, отрывался в последнюю секунду, чем сводил меня с ума.
– Лёша… Лёш, – простонала я, ничуть не стесняясь ни своего тона, ни тела, ни потребности в собственном муже. – Лёша! – потребовала я.
– Хорошо, – буркнул он в ответ.
На пике оргазма я почувствовала, как в меня входит член, заставляя продлевать и продлевать острейшее удовольствие, которое почти разрывало тело. Не позволив остыть, прийти в себя хотя бы на доли секунды, Лёша начал двигаться, постепенно наращивая амплитуду, заставляя отвечать тем же, чем окончательно лишил способности думать.
Единственное, что двигало мной – истовое, нечеловеческое желание раствориться в удовольствии, рассеяться, как дым над рекой. Получить сполна свою долю восторга, щедро поделиться им, взорваться тысячей красочных фейерверков.
После мы тяжело дышали. Я – уткнувшись носом в плечо Лёши, он – в мой вспотевший, взлохмаченный затылок. Приятная, воздушная нега, окутывающая тело и сознание, с лихвой перекрывало лёгкое, саднящее ощущение между ног. Иногда Лёша срывался, давая волю своему и моему темпераменту, сегодня был как раз такой день. Вернее – утро.
Впереди было много дел, начало же дня обещало, что всё будет отлично…
Лёша выскочил из квартиры со словами, что надеется проскочить до основной пробки, я осталась дома. Лениво прошлась по кухне, убрала грязную посуду, которую оставил муж на столе, абсолютно не злясь на него – не успел, был занят чем-то поважнее, чем банальная уборка. Улыбнулась довольно, отправилась в ванную комнату. Как же я не хотела смывать следы сегодняшнего утра с тела, но дела не ждали.
После обеда должен был вернуться Лёша с детьми. Они гостили у Марины на даче который день, и я опасалась, что дружная компания из четырёх непоседливых детей и одного русского спаниеля разнесут дом по кирпичику.
Год выдался трудным, суетным, не щедрым на добрые подарки. Началось всё… с моего повышения, пожалуй, да, с него. Галину Акимовну повысили до должности регионального управляющего, в свою очередь она предложила места управляющей универсама мне. Я тут же ухватилась за предложение, как хваталась за любые внеочередные смены и подработки в желании заработать больше, укрепиться, проявить себя, продвинуться
