Развод. Я календарь переверну (СИ) - Блио Элен
Звучит совсем не весело. И я понимаю всё.
- Я заставлю поверить.
- Заставь.
- Хорошо, погоди-ка... посиди.
- Не надо, я с ним сама разберусь.
- Ада, пожалуйста. Сиди на месте.
Выхожу из машины. Надо же, моя фемина меня слушает!
Подхожу к этому страдающему не юному Вертеру.
- Еще раз здрасьте, Макар Владленович.
- Трахнул её уже?
- Как грубо.
- И как она?
- А то ты сам не знаешь?
- Мразь ты, адвокат, я же тебя...
- Что ты меня? Попробуй. Посажу.
- Не посадишь, Ада не даст.
- Спорим?
- Сука.
- Содержательная у нас беседа, ты мне лучше скажи, дорогой, ты с Карамелью договорился или он тебя наебал?
- Что?
- Ничего, идиот, документы читай внимательно. Влезете в этот тендер, потеряете всё на хрен. А не влезть уже не получится. Вот и решай. Как это теперь малой кровью разрулить.
- Я решай? - этот подонок еще и усмехается. — Это пусть она теперь решает. Она же у нас самая умная.
- Угу. Я понял. Она решит. Кстати, знаешь анекдот про нового мужа и бывшего?
- Какой?
- Ну, бывший муж спрашивает нового, мол, как тебе трахать подержанную бабу, а новый отвечает, ну там только три сантиметра с пробегом, а все остальное —новенькое и не паханное.
- Что?
- Что слышал. И бывшую жену твою я не трахать буду. Трахаешь ты своих прошмандовок. Я с ней буду заниматься любовью. А ты не завидуй.
- Что?
- Хватит «чтокать», еще глупее выглядишь. И дай ей спокойно в дом зайти. А еще лучше, переночуй-ка сегодня в другом месте.
- Чт... - он затыкается, понимая, что уже перебор.
- Просто поступи как мужик. Хоть раз.
-Я... я...
Ада выходит. Не усидела.
Женщина.
- И снова здравствуй, Макар. Ты домой или из дома?
- Домой, но...
- Пошли тогда домой, разговор есть.
- Ада... - беру ее за руку, смотрю в глаза.
Понимаю, что сейчас должен отпустить.
Пока должен.
Но не отпускается, просто никак.
Поэтому притягиваю ближе... И шепчу:
«...Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.
- Маяковский?
- Он. Моё любимое.
- И моё... Герман, я...дай мне время.
- Давай только не много. Мне уже сорок два, а я хочу как минимум двоих.
- Кого?
- Детей, любовь моя, детей...
(Стихотворение Владимира Владимировича Маяковского. «Письмо Татьяне
Яковлевой». (Прим. Автора))
46.
Когда мужчина говорит женщине, что хочет от неё детей, да еще и двоих...
Ох, ох, девоньки, бабоньки!! Как запричитала бы моя бабуля! Хватать надо такого мужичка, на печку его, али на сеновал, да на недельку, чтобы без приплода не выйти.
Только вот куда мне сейчас?
Это будут уже отягчающие обстоятельства. Лишнее.
А потом?
Свадьбу, конечно, играть не будем.
Или... в ресторане у Дворжецкого? Почему бы и нет?
Я буду в белом. Опять же, почему, собственно, нет? Конечно, не в пышном платье принцессы, ахах, а в строгом наряде королевы, только плечи будут обнажены. И декольте.
Герману понравится.
Значит, всё-таки Герман, Ада? А как же...
Дворжецкий?
Он хорош, конечно. Может быть...
Нет, не может.
Сегодня я точно поняла, что не может.
Или я поняла это раньше?
Так, стоп, я и про Германа пока не уверена на сто процентов.
Надо ли это мне?
Ну, подумаешь, мужик сказал, что хочет детей?
Подумаешь, пообещал разобраться с бывшим!
Между прочим, он сам сегодня сказал, что нужно повременить с разводом!
Может быть это знак?
Едем в лифте с Макаром. Он как собака побитая. Смотрит так жалобно.
Отворачивается, хмыкая.
Я молчу. Мне пофигу на это хмыканье.
Что, увидел поцелуй? Какие мы нежные! А ничего, что я несколько недель назад увидела, как ты трахаешь секретутку? А до этого имела неудовольствие лицезреть, тебя и с другими мадемуазелями?
Ничего, не рассыпалась.
Почти.
Даже спасибо готова сказать за то, что вернул мне свободу.
НУ, еще пока не вернул...
Домой заходим.
Ева встречает нас, оглядывает странно, кивает.
- Мам, пап, может, попьем чаю вместе, что ли? Я шарлотку испекла. И мороженое есть. М-м?
Моя дочурка любит стряпать, шарлотка ей особенно удаётся, я всё думала, что такого необыкновенного, как у неё получается вкуснее, чем у меня? Потом увидела.
Оказывается, я как балда взбиваю отдельно белки, причем с сахарной пудрой, а не с сахаром, потом добавляю так же взбитые желтки, смешиваю, тесто получается воздушным, но почему-то, когда выпекается становится тяжелым. А Ева ничего не взбивает, просто вилкой быстро-быстро смешивает и сахар у неё песок. Получается песок в тесте не успевает раствориться, а когда попадает в духовку — тает внутри коржа и получается совсем другая текстура. Вкусно.
Отвлекаюсь от предложения дочери, которое с энтузиазмом принимает Макар.
- Отлично, я за, только за, сейчас переоденусь и приду. Ада, ты?
- Шарлотка — это хорошо.
Да. А вот семейное чаепитие напрягает.
Напрягает, потому что с Макаром.
И потому что даже Егор, который в это время обычно самозабвенно рубится в какие-то стратегии со страшными зубастыми орками, тоже выходит из комнаты.
Так.
Смотрю на Макара, который улыбается заискивающе, но глазки прячет.
- Что, семейство, чувствую, что вы вступили в преступный сговор?
- Ма-ам? — это дочь. - Ну... понимаешь, мы поговорили
- С папой? — поднимаю бровь, ну, конечно же с папой! Иначе бы он не лыбился бы сейчас как параша майская.
- С папой, с бабушками.
Так. Еще раз так.
Ну, если про свекровь мне всё ясно, то моя мама, скорее всего, использована «в тёмную», ибо с ней мы уже обо всем договорились и её вердикт был красноречив.
- Слушаю.
- Мам, ну, в общем... - Егор вздыхает, смотрит на Макара, на меня, на Еву. — Лично я считаю, что ради детей семью сохранять не стоит.
- Что?
Голос Игнатова срывается. Он смотрит на меня, на дочь, на сына. Явно не ожидал такого поворота. Да и я его, честно сказать, не очень ожидала.
- Да, мам... Пап... мы тебя очень любим. И будем любить, потому что ты наш папа.
И маму будем любить.
- И дядю, которого мама приведёт тоже любить будете? — не выдерживает и срывается Макар, резко поднимаясь и отодвигая стул.
А вот это, драгоценный, удар ниже пояса.
Моё лицо сразу же превращается в злую маску, нет уж, красавец, если тырассчитывал на что-то другое — извини.
- Да, и тётю, которую приведёт папа — тоже.
Складываю руки на груди, откидываюсь, смотрю прищурившись. Нет, ну не дебил ли?
Ведь наверняка он сам с детьми пообщался и их подговорил! Только недооценил возможности тёмной стороны.
- Аделаида...
- Да, Макар?
- Я хочу сохранить семью. Я люблю тебя. Люблю наших детей. Мы... у нас же всё было так хорошо!
- Так хорошо, что ты... - чёрт, при детях нельзя. Неправильно.
А что правильно?
Смотрю на сына, который залип на чашку чая, смотрю на Еву, собирающую кончиком пальца крошки пирога с тарелки.
- Дети, вы считаете, что нам нужно и дальше жить вместе?
Они поднимают головы, смотрят внимательно сначала на меня, потом на отца.
Это пытка, конечно.
Потому что, чтобы они сейчас не сказали я всё равно не собираюсь жить с
Макаром.
Чёрт , тогда зачем спрашиваю? Балда.
- Стоп! — поднимаю руку, чтобы не успеть услышать ответ и сама продолжаю. —Простите, я задала некорректный вопрос. Не стоило. Мне лучше прямо сейчас дать правильный ответ. Самой. Выслушайте. Я не могу дальше жить с вашим папой. Мы не можем оставаться семьей и существовать под одной крышей.
