Оставь себе Манхэттен - Данжелико П,
– Ловкий трюк. Надо будет как-нибудь опробовать.
Я посмотрела на точеные черты профиля мужа, когда он осторожно опустил меня на кровать, и отсутствие реакции на любую попытку развеселить его заставило меня улыбнуться. Гринчу было не до смеха.
– Ромео. Джульетта. Вон.
Как только собаки выбежали из комнаты, он захлопнул за ними дверь.
– Что тебе принести поесть?
– Ничего. Мне нужно в душ. От меня пахнет больницей.
Его взгляд смягчился, в нем появилось сочувствие.
– Принимать душ слишком опасно. Как насчет ванны?
– Хорошо.
Он прошел в смежную ванную, и я услышала, как включилась вода. Когда он вышел, прислонился плечом к дверному косяку. Несмотря на боль и возможное повреждение мозга, которое я, вероятно, получила, Скотт в белой рубашке хенли, облегающей каждую мышцу его верхней части тела, и обтягивающих поношенных джинсах казался мне неотразим. Он выглядел так, будто явился сюда прямиком из одной из моих сексуальных фантазий. И мне захотелось воплотить ее в реальность.
– Я должен оставаться в ванной, пока ты будешь мыться… ради твоей безопасности.
– Пожалуйста, скажи, что не все женщины на это купились.
Впервые с того момента, как мы покинули больницу, на его лице появилась улыбка, а на щеках вслед за ней – ямочки.
– Выбрось эти дурные мысли из головы, миссис Блэкстоун. Ты можешь упасть в обморок, принимая горячую ванну.
В тот момент его улыбка могла заставить меня согласиться на что угодно. Черт возьми, я бы надела костюм клоуна, если бы это было его фетишем.
Он снова поднял меня в воздух, и мои руки автоматически обвились вокруг его шеи. Я держалась так, словно он был последней точкой опоры на планете. Скотт казался непоколебимым и крепким, от него так хорошо пахло, что мне захотелось уткнуться носом в его шею и положить голову ему на плечо. В тускло освещенной комнате он усадил меня на край ванны и выключил воду.
– Раздевайся, я помогу тебе залезть, – сказал он тихим, серьезным голосом. Затем протянул мне полотенце. – Можешь прикрыться.
По правде говоря, мне было все равно, увидит ли Скотт меня голой. Все уже и так вышло наружу – он видел мои шрамы и меня в самом уязвимом положении. Обнаженной и выставленной напоказ, мне больше нечего было скрывать.
Он отвернулся и встал неподвижно. Ноги расставлены, руки скрещены. Мышцы его спины напряглись. От этой картинки у меня чуть не потекли слюнки. Если бы я не была серьезно ранена, набросилась бы на него. Должно быть, это последствие сотрясения мозга. Именно травма головы стала причиной такой бурной реакции, которую я испытала, глядя на него. Да, я всегда находила его привлекательным, но это не оправдывало появление тянущего ощущения, которое возникало у меня между ног от одного вида Скотта, звука его голоса и запаха его тела.
Я медленно стянула с себя больничный халат и брюки, которые Скотт стащил в приемном покое. В больнице с меня уже сняли спортивный лифчик. Оставалось только избавиться от трусиков и накинуть полотенце. Оно прикрывало меня от груди до самых бедер. Хорошо, что я все же сходила на эпиляцию, когда была в Нью-Йорке.
– Я готова.
Когда Скотт обернулся, мы встретились взглядами. Он, как и я, отбросил всякое притворство и даже не старался изображать безразличие. Его взгляд пылал неподдельным интересом. Скотт снова поднял меня в воздух и теперь держал над водой. Как правило, я ненавидела ощущение, будто нахожусь в чьей-то власти и не могу контролировать ситуацию. Но как оказалось, Скотт был более крепким мужчиной, чем я могла себе представить. Более надежным. Не только по физической силе, но и по характеру. Я стала понимать: он тот человек, на которого я могу положиться.
В его глазах светилось озорство.
– Боишься, что я тебя брошу?
– Нет, – солгала я, сильнее впиваясь пальцами в его мускулистую руку. – Предполагаю, это не пошло бы на пользу твоей репутации заботливой сиделки.
Он покачал головой, уставившись на мой рот. Затем слегка согнул колени, притворяясь, что теряет равновесие, и я закричала. Крепко обхватив Скотта за шею, я нечаянно прижала его лицо к своей едва прикрытой груди и громко рассмеялась. Звук моего смеха отразился от высокого сводчатого потолка и мраморных стен.
– Дурак!
– Мне казалось – ты сказала, что не боишься?
Смех оборвался, когда он опустил меня в воду, не обращая внимания на рукава своей рубашки. Полотенце соскользнуло с моего тела и теперь плавало на поверхности, но моя улыбка осталась.
– Слишком горячо? – спросил Скотт, его голос был сладким и тягучим, как нуга.
– Все прекрасно… приятное ощущение.
Тепло сотворило волшебство, проникнув в мои мышцы и кости и успокоив боль от сильного падения на мерзлую землю. Я погрузилась в воду с головой. Когда вынырнула, Скотт уже сидел на полу, прислонившись спиной к бортику ванны. Одна нога согнута, другая – выпрямлена, крупная жилистая кисть руки покоилась на приподнятом колене. В течение следующих нескольких минут единственным, что нарушало тишину, был звук плещущейся воды. Напряжение в комнате достигло апогея.
– Мы собираемся поговорить об этом? – наконец спросил он тихо.
Вздохнув, я подавила смущение и стыд.
– Что именно ты хочешь знать?
– Кто это сделал с тобой?
В голосе Скотта было столько нескрываемой ярости, что я не знала, как много следует ему рассказать.
Я никогда не говорила об этом ни с кем, кроме психотерапевта, по ряду причин. Большинство из них были лишь в моей голове. Причина первая, она же главная: я не хотела, чтобы меня считали слабым человеком, «пережившим насилие».
Прошлое осталось в прошлом, равно как и «пережитое насилие». Теперь я процветала и развивалась.
– Мои дедушка и бабушка. Любимым приспособлением бабушки была массивная деревянная ложка, которой ей нравилось колотить меня по костяшкам пальцев, когда я была совсем маленькой.
– Насколько маленькой?
Слова прозвучали так, словно их пропустили через мясорубку. Сухожилия на шее Скотта были болезненно натянуты. Я хотела поцеловать его туда, прогнать боль и превратить ее в удовольствие. От него требуется только дать мне немного ласки.
– Мне было пять… около пяти. Дедушка начал бить меня сломанной удочкой, когда мне было десять. Но только по верхней части ног, чтобы никто не видел. Не хотел, чтобы болтали в церкви. Понимаешь, потому что именно это было для них важно.
– Больные ублюдки. Так они чем это оправдывали? Верой?
– Нет. Я встречала множество религиозных фанатиков, и некоторые из них были по-настоящему милыми людьми. Мои бабушка и дедушка прикрывались религией, но они были обычными садистами. Неоднократно говорили мне, что это для моего же блага.
– А твои родители?
– Они были подростками. Мама забеременела в шестнадцать лет. Отцу было семнадцать. Они сбежали и погибли в автокатастрофе в Орегоне, недалеко от Портленда. Мне тогда было три года, и я каким-то чудом выжила. Бабушка и дедушка со стороны отца не хотели меня знать, поэтому Билл и Клэр Эванс забрали меня к себе. Пытались исправить и воспитать лучшим человеком, чем моя греховная мать.
Скотт сунул руку в ванну, чтобы взять мою. Я охотно протянула ее ему. Позже я поняла, что таким образом его нежное сердце предлагало разделить мою боль. Однако в тот момент я чувствовала, что мне приятно рассказывать ему о прошлом. Одиночество противоречит самой сути человеческой природы. Нам нужно общение. Мы созданы для того, чтобы находить общий язык, поддерживать друг друга, заботиться друг о друге. И Скот инстинктивно старался мне помочь.
Осторожно касаясь моей руки, он внимательно осмотрел шрамы на костяшках моих пальцев, где кожа была бледнее, чем на остальной руке.
– Лазеры. Отбеливающий крем. Альфа-гидроксид. Ланолиновый крем… Я перепробовала все.
– Они мертвы? Потому что если это не так…
– Он умер еще десять лет назад. Она два месяца назад.
Скотт отвернулся к стене.
– Как ты можешь так спокойно к этому относиться?
