Подарок для дочери (СИ) - Любимая Татьяна

Положительно ответить я не успел. Телефон завибрировал в кармане.

– Минуту.

Достаю, смотрю на экран.

Странно, мне звонит Ольга Валерьевна – директор детского дома. В это время? В груди зародилась тревога.

Хмурясь, поднимаюсь на ноги, отхожу к окну.

– Алло? Слушаю.

– Глеб Викторович, добрый вечер, – взволнованный голос женщины заставил напрячься. – Извините, что беспокою вас так поздно, я подумала вы должны знать…

– Что случилось?

– Костя пропал…

– Как пропал, где, когда?

– Сегодня после обеда приходили его возможные родители. Они пообщались, поиграли. А потом Костя куда–то делся. Мы все обыскали, камеры проверили – с территории детдома он не уходил… Мы решили вызвать полицию… на всякий случай…

– Подождите с полицией. Я сейчас приеду.

Костя, Костя, ты что творишь, маленький?

– Яна, – присаживаюсь перед девочкой, – мне нужно срочно уйти. Не расстраивайся, – спешу успокоить малышку, готовую вот–вот заплакать, – ты же помнишь – в воскресенье мы идем в парк. Да?

– Да.

– Значит, скоро увидимся.

Яна вдруг обнимает меня за шею. Крепко–крепко. Так трогательно. Секунд через пять отпускает.

– Проводишь меня? – заглядываю в грустные детские глазки.

– Провожу. Ой, а торт? Я же его для тебя заказывала!

– В другой раз. Не сомневаюсь, что он очень вкусный. Зато я попробовал твое печенье и оно мне очень понравилось.

Не хочу уходить. Не хочу оставлять Катю, пока здесь находится лысый. Но там Костя, и я ему нужен.

26. Катя. Ошибка на ошибке

Интуиция подсказывала, что отвечать на звонок не стоит. Сама не знаю почему решила ответить. Может быть, чтобы перевести дух и отвлечься от скопления большого количества мужчин в моей квартире. Я бы с удовольствием всех выгнала кроме одного. Сердце к нему тянется, вопреки разуму.

Любимая мелодия из динамика не кажется такой красивой, когда на дисплее высвечиваются буквы "НГ". Извинившись перед гостями, уединяюсь на кухне.

– Алло, – через стекло кухонного окна смотрю на опустившийся на город вечер. Солнце скрылось за соседним домом, сумраком окутывает многоэтажки с низу вверх.

– Здравствуй, Катенька, – раздается по ту сторону елейный голос бывшей свекрови.

Так и представляю ее губы с ядовито–оранжевой помадой, растянутые в насквозь фальшивую улыбочку, холодные, бледно–голубые, как у Игоря, глаза, подведенные голубым карандашом, морщинистое лицо. Именно такой я запомнила эту женщину. Образ не стерся из памяти за неполных семь лет. Совпадение или специально звонит в день рождения моей дочери?

– Здравствуйте, Наталья Геннадьевна, – сухо приветствую абонента. – Что–то случилось?

– Как ты поживаешь, Катенька?

– Наталья Геннадьевна, я занята. Скажите сразу, что вам нужно?

Я отвыкла любезничать с этой женщиной с той самой минуты, как она выставила меня, беременную, за порог нашей с Игорем квартиры. И вещи забрать не дала. Ни разу за шесть лет не спросила о родной внучке, твердо убежденная, что она не ее. Нагулянная. Я даже рада, что Яна не знает о родственниках по линии отца.

В трубке некоторое время тихо.

– А Игоречек совсем плох, – всхлипнула в трубку женщина. – Лежит, не двигается, не разговаривает…

– Мне жаль.

Нет, не жаль. У меня нет никаких чувств к этим людям, кроме ощущения тяжкого бремени.

– Что вам нужно?

Все звонки бывшей свекрови сводятся к тому, что она что–то просит. Считает меня причиной инвалидности ее сына и требует компенсации. Она продала свой дом в поселке и там же купила другой – просторный и удобный особняк, чтобы можно было возить парализованного Игоря на коляске не только по комнатам, но и в сад, и на улицу. Прилично недостающую сумму на покупку дома вложила я – влезла в кредит. Придавленная обвинениями, что бросила инвалида, а не посвятила остаток жизни уходу за ним, убежденная, что из-за меня бывший муж калека на всю жизнь, я решила, что должна как-то им помогать.

К счастью, погасила кредит быстро – как только занялась своим делом.

Купила Игорю инвалидную коляску. Оплачиваю массажиста, частного врача, лекарства. Путевки на двоих в санатории два раза в год. В прошлом году купила массажное кресло. Не сама выбираю – свекровь присылает мне счета для оплаты. Цифры там, конечно, нескромные. Она подтверждает все покупки фотографиями, которые я не открываю. Содержание Вербиных обходится дорого, но бросить их на произвол судьбы совесть не позволяет. Я все–таки виновата в аварии, хоть и косвенно.

– Катенька, я тут подумала… мы с Игорешей заперты в четырех стенах, света белого не видим…

– И? – терпение лопается. Не люблю, когда тянут и юлят.

– Мне посоветовали приобрести для Игоречка микроавтобус. Специальный для инвалидов. Мы могли бы с ним путешествовать.

– Что? – на несколько секунд я задохнулась от наглости. – Вы хоть представляете сколько это стоит? У меня нет таких денег!

Деньги у меня есть, но я планировала их пустить в дело – расширить бизнес и поднять зарплату сотрудникам. В конце концов мне проще купить микроавтобус для доставки наших заказов и нанять курьера.

С той стороны тишина. То ли думает, то ли советуется с кем–то, зажав микрофон. Это дает мне осмыслить ее требование (просьбой язык не поворачивается назвать) и взять себя в руки, включив холодный расчет и стерву. Надоело. Надоело нести на себе груз вины и быть слишком добренькой и щедрой.

День за днем, шаг за шагом, с каждым испеченным и оформленным тортом, с поддержкой Маргариты Павловны – по сути чужого мне человека, и с маленькой дочкой на руках я становилась сильнее, увереннее. Богаче, в конце концов. Но стоит в мою новую жизнь ворваться звонку Вербиной, как самооценка моя падает ниже плинтуса, заставляя чувствовать разрушающую меня вину. Делает слабой и уязвимой. А вампирше Вербиной только того и надо, плюс что–то материальное.

– Наталья Геннадьевна, – говорю в трубку четко, ясно представляя эту женщину перед собой. – За эти шесть лет я достаточно вам помогла. Лимит щедрости исчерпан. Не звоните мне больше.

– Ах ты дрянь бесчувственная! Эгоистка! – заорала из динамика бывшая свекровь, мгновенно растеряв елейность. – Мужиков себе покупаешь, дочкины прихоти исполняешь, в роскоши купаешься, а мой сын страдает, прикованный к кровати! Совести у тебя нет. Угробила моего мальчика…

Трясущимися руками нажимаю на отбой, чтобы не слышать дикий ор безумной женщины.

– Кать, – раздается тихий баритон сзади.

Не глядя кто рядом, поворачиваюсь и просто утыкаюсь лицом в мужскую грудь. Рыдания рвутся бесконтрольно. Нервы ни к черту. Мне надоело быть сильной и самой все и вся решать. Мне так нужно мужское плечо. Стенка, за которую я могу спрятаться в случае нападения вот таких Наталий Геннадьевн.

– Тише, тише, – Павел гладит меня горячей ладонью по спине, прижимая к себе.

Движения успокаивающие.

– Кто тебя расстроил?

– Никто, – хлюпаю носом. В ушах все еще звенит противный голос бывшей свекрови. Рубашка под щекой становится мокрой.

– Ну ты мне не ври. Давай, рассказывай.

– Это прошлое.

И вдруг начинаю сбивчиво, глотая слезы и всхлипывая, рассказывать Пашке все–все – про желанную беременность, измену мужа, аварию. Про помощь Маргариты Павловны и поддержку Ксюшки, про Игоря и его мать, которых содержу.

Сама не понимаю, почему вываливаю все бывшему однокласснику, стоя в его объятиях. Но выговорившись, стало легче.

– Дура ты, Катька! Умная, красивая, но дура, – заключает Паша, когда я заканчиваю свой рассказ содержанием сегодняшнего звонка. – Давно надо было их послать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​– Угу.

Пашка прав. Тысячу раз прав! Нельзя было вообще вешать на себя это ярмо.

– Слушай, а вот мне интересно – каких ты мужиков покупаешь?

– Паш, нет!

– Говори уже.

Чувствую – не отстанет. Вздыхаю.

– Это все дочка. Увидела фотографию Глеба в журнале, захотела его в папы, попросила купить. Странно, – только сейчас до меня дошло, что о покупке мужчины знала только Ксюша, возможно Маргарита Павловна и… – Чертова воспитательница! Она каким–то образом связана с моей свекровью.