Не сдавайся (ЛП) - Макаллан Шеннон

Возможно, я потеряла Шона, но – благодаря ему – теперь знаю, что кто-то ждет меня за пределами этого ада. Раньше я ошибалась: есть еще одно яркое пятно во всей темноте вокруг меня. У меня осталось одно в моей жизни, одно хорошее и чистое, что не испорчено ненавистью и гноящимся злом этого… культа.

Я найду выход. Я сбегу и найду своего отца.

Глава 16

Шон

Понедельник, ночь, 15 августа 2016 г.

Голоса. Я слышу голоса.

Мое лицо мокрое. И этот запах. Мне кажется, кошка помочилась мне на лицо.

Когда мы завели кошку?

У меня болит голова.

Чертовски все болит.

Я стискиваю зубы и открываю глаза, дыша неглубоко. Я знаю, что, по крайней мере, трещины на ребрах, но не знаю, насколько жестко.

— Он очнулся! — Голос моей матери. Она вздохнула с облегчением. — Шон, милый, ты меня слышишь?

— Да. Я прекрасно тебя слышу. Но у меня дьявольски болит голова. Не могла бы ты немного уменьшить громкость? — Я начинаю двигаться, пытаюсь перевернуться, чтобы встать на колени, но мама останавливает меня.

— Нет, сэр. Ты ляжешь сию минуту. — Теперь голос медсестры, все бесцеремонно и по-деловому. — У тебя чертовски тяжелая травма головы, и мне не нужно, чтобы ты двигался. Возможно, какие-то проблемы с позвоночником.

— Хорошо, хорошо, но ты можешь хотя бы стереть кошачью мочу с моего лица?

— Что? — Мама смутилась, и я слышу мужской смех. Билл тоже здесь.

— Вода и нюхательная соль, Шон, — говорит он. — Вот и все.

— О, хорошо, — подчиняюсь я. — У меня был довольно дерьмовый день, и это было бы последней каплей. — Это слабая попытка пошутить. Что, черт возьми, со мной случилось? — Почему я лежу на полу?

— Мы надеялись, что ты нам расскажешь, — вопрошает Билл.

— Не сейчас, Билл, — шикнула на него мама и поднесла к лицу маленький, но очень яркий фонарик. — Ты знаешь правила, парень. Следи за светом.

Свет. Ослепительная вспышка света. Боль в затылке. Что-то ударило меня по затылку. Что? Почему?

— Да, — утверждает она. — У тебя сотрясение мозга. Пошевели для меня пальцами рук и ног.

Я подчиняюсь, и мама неохотно разрешает мне медленно сесть.

Отголоски событий проецируются. Чего-то не хватает.

— Я говорил с тобой сегодня днем, мама. Я сказал тебе... кое-что, и ты не должна была говорить Биллу об этом… что бы это ни было. Но вот вы оба здесь.

— Я ничего ему не говорила, — оправдывается она.

— Я сказала ему, что хочу отдохнуть пару дней, приехать в лагерь, поваляться на причале и позагорать, и ему в последнюю минуту дали разрешение на пару выходных.

— Твоя мать может быть довольно убедительной, когда пытается, Шон, — говорит Билл. — Теперь кто-нибудь, пожалуйста, объяснит мне, что, черт возьми, здесь происходит?

Я уже почти в кресле, и меня охватывает волна головокружения, а вместе с ним и тошнота. Моя мать ставит перед моим лицом мусорное ведро как раз вовремя, чтобы подхватить поток желчи.

Моя футболка. Футболка «морских котиков». Она лежит на столе. Кортни носила ее ранее.

Куда она делась? Подожди, когда это было, черт возьми? Я не видел ее много лет.

Дерьмо.

Я все вспоминаю.

— Мам, — говорю я. — Помнишь, я упоминал о проблемах безопасности? Хорошо, что ты не приехала сюда немного раньше.

— И чертовски хорошо, что мы приехали сюда не намного позже! Как долго ты был в отключке?

— Не знаю. Примерно через полчаса после нашего разговора. Сколько сейчас времени?

— Боже, Шон. Ты был без сознания шесть часов, почти семь. Тебе нужно в больницу. На МРТ.

— Нет, — рычу я. — Что мне нужно, так это ключи от моего грузовика и кое-какое оружие.

— Нет. Ни за что. — Ее голос ровный, уверенный.

— Кто-нибудь, пожалуйста, объяснит мне, что, во имя ада, здесь происходит? — Билл в замешательстве и начинает злиться.

— Билл… — Я даже не знаю, что сказать. Как это сказать. — Мне очень жаль, мужик. — Господи. Опустение. — Я нашел ее. А потом снова ее потерял.

— Ты нашел… нет, нет. — Его лицо светится. — Моя дочь? Кортни жива? Как она?

— Когда я лег вздремнуть, — объясняю я, — она была жива. — Мне приходится закрыть глаза и подавить очередную волну тошноты. — Но не думаю, что с ней все в порядке. Мне нужно вернуться туда. Вытащить ее. На этот раз навсегда.

— Ты никуда не поедешь, мистер! — Мама очень настойчива. — Ты должен позволить копам разобраться с этим делом.

— Нет, мам. Это не сработает. — Покачивание головой — пытка, но я борюсь с этим. Что они говорили в учебном лагере и на курсах подрывных работ? Боль — это слабость, покидающая тело. После этого я буду сделан из твердого титана.

— А как насчет Хизер? Ты ее видел? — спрашивает Билл.

— Да. Я видел ее, — отвечаю я. — Билл, она потеряла рассудок. Она совершенно не в себе. Она приставила лезвие бритвы к горлу Кортни, и я искренне верю, что она была готова это сделать. Убить собственную дочь, спасти ее от греха.

У Билла отвисает челюсть.

Я все еще нетвердо стою на ногах, но с помощью добираюсь до пассажирского сиденья маминой машины. Я отдаю Биллу ключи от своего «Блейзера», но он возвращается с плохими новостями. Мои шины порезаны.

— Мудаки. Это последнее оскорбление вдобавок ко всему остальному. — Они действительно не хотели, чтобы я последовал за ними.

— Я думаю, тебе нужно начать с самого начала, — просит мама. — В любом случае продолжай говорить. Я не хочу, чтобы ты засыпал еще какое-то время. Нам нужно, чтобы тебя осмотрели.

— Это долгая история, — предупреждаю я их.

— Тогда тебе лучше начать, — убедительно говорит мне Билл. — Мне нужно это услышать. Все.

— У нас полно времени, — объявляет мама.

— Мы поедем прямо в медицинский центр штата Мэн. Далеко, но я могу доставить вас прямо туда и не думаю, что в округе Уолдо есть круглосуточное отделение неотложной помощи.

До Портленда почти два часа езды, и я им все рассказываю. Ну, почти все. К тому времени, как я заканчиваю, мама вкатывает меня через автоматические двери отделения неотложной помощи.

— Я с трудом в это верю, Шон, — восклицает мама. — То есть я верю тебе, но как такая группа остается незамеченной? Я имею в виду, как они остаются неизвестными?

— В этом есть смысл, — задумчиво произносит Билл.

— Никто никогда не слышал о Дэвиде Кореше до самого конца, пока все не узнали, чем все закончилось в Уэйко. Идиоты с их кометой и фиолетовыми «Найками» то же самое. Джонстаун.

— Билл, эти парни были любителями, — поправляю я.

— Этот же ублюдок Эммануил, или как там его настоящее имя. Он настоящий. Он стопроцентно безупречный, конченый псих. И у него все эти ублюдки крепко зажаты под большим пальцем. — Я останавливаюсь, пока санитар проходит мимо нас в коридоре, и продолжаю только после того, как тот уходит. — Но вот как они это делают. Публичный имидж — это просто безобидная эксцентричность. Они не позволяют никому увидеть правду, увидеть, что внутри. Всякий раз, когда это выходит наружу, все идет наперекосяк.

— Как только мы закончим здесь, Шон, — утвердительно произносит моя мать, — мы отправимся в казармы полиции штата, и ты расскажешь всю эту историю.

— Нет, мам. — Теперь моя очередь быть настойчивым. — Именно этого мы не станем делать.

— А почему бы и нет? — Мама оборачивается ко мне, уперев кулаки в бедра. — Почему, во имя всего святого, нам не привлечь полицию?

— О, я не знаю, — отвечаю я с легким сарказмом.

— В прошлом вызов копов всегда так хорошо срабатывал. Спроси тех несчастных ублюдков, из-за которых копы в Уэйко сожгли здание. Посмотрим, как они к этому отнесутся. Кроме того, первый намек на то, что полиция задает вопросы? И Хизер сорвется с поводка. — Я провожу большим пальцем по горлу.