Проект "Стокгольмский синдром" (СИ) - Волкова Ольга
— Было бы желание, давно все разнес к чертям, — фыркаю, расставляя руки в разные стороны, чтобы мужчина мог просканировать на предмет оружия, как будто самой арки недостаточно.
— Это правила, — резко напоминает отец. — Их соблюдают. Ты — не член клуба, так что уймись.
— Могу уйти, если таким образом оскорбляю твое величие здесь, — грубо отвечаю, потому что этот цирк меня достал до основания. Отец метнул в меня своим усталым взглядом, но не стал ничего отвечать, а просто развернулся и нажал на кнопку лифта. В сопровождении пятерых охранников, мы оба вошли в его кабинет. Но стоило переступить порог в помещение, я тут же лишился дара речи.
— Авраам? — своим глазам не мог поверить, что воочию вижу тестя. Это сон. Определенно он. Тряхнув головой, я пытаюсь сопоставить все, что мне известно. Только, увы, я остаюсь в проигрыше. С недоумением смотрю на отца, а потом вновь на отца моей пушинки. На миг в голову ударяет волной приток крови, кажется, что дышать становится труднее. С замиранием сердца, уставился на мужчину, проговаривая фразу: — Что-то известно об Оле? — сам услышал искру надежды в своем голосе. Преодолев пару метров, стою лицом к лицу с Авраамом, ожидая ответ.
— Нет, не о моей дочери речь сейчас пойдет, Леонид, — с гордо поднятой головой, тесть осматривает мое лицо, отмечая треснувшую губу. — Не в том русле оставляешь силы, Островский.
— Что здесь происходит? — уже задаю вопрос, адресовав обоим мужчинам. Отхожу от них двоих, и устало падаю в кресло, которое стоит напротив отцовского стола и еще одного кресла, где восседает сам Авраам. Глядя в глаза мужчины, почувствовал до боли знакомый взгляд, словно только что я встретится со своей женой. И теперь моя душа вновь обливается кровью, заставляя ею же холодить израненное и уставшее сердце. Я, как ненормальный, до последнего надеюсь увидеться с Олей, и сказать в глаза, как сильно люблю её и скучаю. Надеюсь, с последним вздохом, судьба предоставит эту возможность, за которую готов отдать собственную жизнь.
— Не стоит смотреть на меня так, будто я знаю, где моя дочь, — грубо возвращает в реальность меня мой тесть, затем сам присаживается и, как ни в чем небывало, перекидывает ногу на ногу, сцепляя параллельно руки в замок. Приподняв свою густую бровь на спокойном лице, с ожиданием ждет, когда Владимир приступит к разговору.
— Я должен передать пост правления клубом в твои руки, — полумертвым тоном говорит отец, лишая меня дара речи. Я подскочил на ноги, словно никакой усталости секундой ранее не было.
— Что за бред? Где Марк? — задаю вопросы, которые сыплются один за другим.
— Выслушай! — отец тоже соскочил на ноги, опираясь руками о столешницу. Авраам же напротив, сидит спокойно и следит за нашим препирательством, будто доволен реакцией обоих.
— Ничего не стану слушать, — отрицательно мотаю головой, придя в себя и взяв в руки остатки спокойствия. — Я не знаю, что тут происходит, но всё это мне порядком осточертело.
— Леонид, я приказываю — сядь! — теперь вступился Авраам, чем удивил. Вопросительно взглянув на него, ждал продолжения. — Штаб — это я, а значит, ты под моим командованием. Ясно!? — пусть голос спокоен, но я чувствую нарастающее напряжение. Мы все замолчали, а потом меня вдруг пробирает смех, и я им заливаюсь так, как никогда прежде не высвобождался в катарсисе. Оба моих близких мне людей наблюдают за помешательством, но не спешат прерывать.
— Бога ради! — взмолился, все еще пребывая в состоянии смутного понимания всей ситуации. — Прекратите так издеваться надо мной. Вы — Авраам, уж вы-то должны знать, какого мне сейчас, прежде чем шутить подобным. — Обессиленно падаю в кресло и утопаю в своих руках. Не хочу видеть их лица. Умом понимаю, что сейчас веду себя, словно мальчишка. Будто я вернулся на десять лет назад и теперь вновь сталкиваюсь с повторением прошлого, где все решилось в один миг.
— Ты должен принять факт передачи клуба в твои руки, иначе быть не может, — продолжает отец как ни в чем не бывало. Ему наплевать на мое состояние. Ведь моя жена не имела никакого значения для него, будто часть нашей семьи — это пустое место.
— В чем подвох? — поднимаю голову и смотрю ему в глаза, намереваясь вычислить ложь. Авраам встал и подошел ко мне, передавая папку с документами. С подозрением беру, — что в ней? — задаю вопрос. Но оба молчат, и только подталкивают скорее ознакомиться с ее содержимым. Скулы на моем лице заиграли ходуном, и все напряжение не сулит ничего хорошего. Открыв папку, замечаю лист, где черным по белому написаны даты и подписи всех значимых членов клуба. Те, которые определенно играют немаловажную роль в сохранении баланса преступности. — Это какой-то бред сумасшедшего, — фыркаю, замечая в самой последней графе обе подписи: отца и Марка. — Я не буду ничего подписывать. — Затем встаю и бросаю папку на отцовский стол. Игнорируя его недовольство и усмешку Авраама, направился к выходу.
— Постой! — голос отца надорвался, и я обернулся, желая понять к чему этот эмоциональный надрыв. Я уже держался за ручку двери, готовый оставить обоих мужчин. Накал, что теперь витает в воздухе подобен одной искре, стоит воспламенить воздух и все пойдет к чертам в ад. — Если ты не примешь мой пост, я разведусь с матерью.
— А-ха-ха, — рассмеялся в голос, а потом резко оборвал сам себя. В данную секунду отец перед моими глазами пал окончательно. И никакого уважения больше не осталось к человеку, ради которого пытался стать лучшим. — Мне все равно, — заявляю, а затем отворачиваюсь и покидаю кабинет.
— Леонид! — заревел Владимир, бросаясь вслед за мной. Он резко ухватил меня за плечо и одернул на себя, но я вывернулся, направляя отменный удар в лицо за манипулирование мной моей матерью. Отец сплевывает кровь, взмахивая рукой, останавливает охрану, поспешившую ему на помощь. — Сегодня я прощу тебе это, — он смотрит на свою ладонь, на которой осталась кровь. — Если ты отказываешься от моей просьбы, учти, последствия не заставят долго себя ждать.
— О каких, черт возьми, последствиях ты говоришь! — воскликнул, параллельно тру кулак о вторую ладонь, унимая зуд врезать еще раз. За то, что смеет распоряжаться нами всеми, словно мы его вещи — неодушевленные механизмы исполнения желаний. Делаю шаг вперед, и лицом к лицу, вглядываюсь в родные глаза, которые унаследовали мы с братом. — Мама любит тебя, несмотря на всю грязь, она не представляет жизни без тебя, — решил высказать все, что так давно кипело внутри и болело. Тычу указательным пальцем ему в грудь — прямо в сердце, — только ты предпочел любовь своей жены чему? Клубу? Другим женщинам?
— Не будь глупцом, — фыркает, ударив мне по руке. — Зоя — моя жена и ею останется. Да, что ты знаешь о любви, сынок? — выплевывает, выходя из своей зоны комфорта. Авраам стоит в дверях, скрестив руки на груди, слушает небольшое откровение, которое сваливает отец мне на голову. — Мы, — продолжает, и вновь его голос надрывается, словно ему мешает преграда, наконец, высвободить наболевшее. — Все началось с того, что я и Авраам в прошлом друзья, — озвучивает новость, которая теперь лишает моего рассудка к логическому обдумыванию. Отец Оли согласно кивает, подтверждая слова Владимира, когда я гляжу в его сторону.
— Допустим, — даю возможность проявить на свет их правду. Отцу дается тяжело каждое слово.
— Но теперь — нет, — смотрит исподлобья, — и не спрашивай почему, ты все равно не поймешь.
— Мне нет дела до ваших проблем, — с пренебрежением отвечаю. — И хватит. — Взмахиваю рукой, останавливая возражения. — Я устал. Чертовски и настолько, что готов утопиться, — признаюсь обоим мужчинам, глядя то на одного, то на другого. Авраам понимает меня, потому что только жилки на лице заиграли, выдавая его надломленность. — Что бы в прошлом вы не натворили, и как бы теперь это не отражалось на нас всех, мне наплевать. Я хочу только одного, — голос дрогнул, пришлось остановиться, чтобы собрать в кучу мысли. — Только, чтобы моя Оля была рядом со мной. И, если узнаю, что по вашей вине моя жизнь превратилась в ад, то бойтесь, чтобы ваши души не оказались на том свете, — хладнокровно и со спокойствием говорю, будто даю обещание, привести в исполнение свою угрозу.