Хилари Норман - Клянусь, что исполню...
– Не протянешь. – Оливия сунула ему в рот вишню в шоколаде. – Это примерно то же самое, что каждый день таскать человека на занятия аэробикой, – у него открывается второе дыхание, и он уже просто не может остановиться.
– Пока не упадет замертво.
– Пока не поймет, что жизнь становится богаче, ярче и просто лучше, если жить в полную силу.
В следующий понедельник Оливии нужно было возвращаться в Страсбург.
– Звонил Майкл, – сообщил ей Джим в пятницу вечером, за ужином. – Луиза приглашает нас в воскресенье на завтрак к ним в Ньюпорт. Будет Дейзи с мальчиками. Майкл говорит, если погода позволит, поджарим мясо на решетке.
– Как я поняла, Питера не будет, – сказала Оливия.
– Нет, конечно.
– Звучит заманчиво.
– Ты уверена? Дорога туда займет целый час, сам завтрак продлится примерно столько же, и потом опять целый час ехать обратно. – В глазах Джима светились озорные искорки. – Такое путешествие – ради простого семейного завтрака.
– Осмелюсь заметить, я найду, чем нам с тобой заняться, пока мы будем там, – напрямую выложила Оливия.
– Надеюсь, не прогулки по горам, – обреченно вздохнул Джим.
До этого Оливия была в особняке на Оушен-Драйв всего один раз и нашла, что снаружи он смотрится очень привлекательно: белый, с черепичной крышей в испанском стиле и полными воздуха верандами дом словно вырастал из вершины невысокого холма, откуда открывался чудесный вид на океан. Но внутри, по ее мнению, было слишком просторно.
И все-таки если пропорции дома были, на ее вкус, слишком величественными, то коллекция картин, которыми были увешаны все стены вплоть до высоченных потолков, поражала утонченностью и многообразием. Только по дороге к комнатам Джима она увидела полотна Боннара, двух Пикассо, портрет кисти Дельгадо, на лестнице – огромное, печальное панно Пюви де Шаванна, а в небольшой гардеробной, соединявшейся с мраморной ванной, – картину Дали. Она подумала об отце – как он восхищался бы! Отец говорил, что великие картины несут с собой другую жизнь, другую атмосферу, иногда даже целые миры. Именно такое чувство испытывала Оливия сейчас, здесь, в этом особняке. Она смотрела на шедевры Пикассо, на маленького уютного Боннара, на причудливого Дали и видела отца и дядю Джимми, представляла, как они год за годом собирали эту коллекцию, и внешняя дисгармония исчезала.
– Кто поедет с нами кататься на велосипедах? – провозгласила Оливия, когда завтрак закончился. Стоял теплый, солнечный день, какие часто бывают в конце весны. Они сидели в громадном парке, раскинувшемся за домом, и природа, разогретая жарким весенним солнцем, щедро изливала на них свое сверкающее изобилие. Сочно зеленели кряжистые дубы, серебрились ивы, белыми свечками цвели каштаны, и повсюду блистали великолепием буйных красок цветущие рододендроны.
Джим застонал.
– Я знал, что сегодняшний день начался слишком хорошо, чтобы так же хорошо кончиться.
– Нет, мне такие подвиги не под силу, – вздохнула Луиза Ариас. – Особенно после столь плотного завтрака.
– А я переутомился, пока готовил всю эту снедь, – откликнулся Майкл.
– В первый раз с прошлого лета он сделал нечто большее, чем просто включил кофеварку, – добродушно поддела мужа Луиза.
– А ты, Дейзи? – спросила Оливия.
– В последний раз я ездила на велосипеде, когда мне было четырнадцать лет, – ответила Дейзи Ариас. – Это занятие чрезмерно накачивает икроножные мышцы.
– Лично я всегда гордилась своими мускулами, – улыбнулась Оливия. – Особенно на бедрах.
Они сидели полукругом на белых тростниковых стульях на лужайке парка. Легкий ветерок с моря приносил приятную прохладу.
– Пожалуй, мальчики еще слишком малы для прогулки на велосипедах, – продолжила разговор Оливия.
Завтрак закончился, угли в костре залили водой. Вдали, на полянке возле большого бука, сыновья Дейзи и Питера увлеченно гоняли футбольный мяч.
– Пол умеет кататься на велосипеде, – заметила Дейзи.
– Куда вы хотите поехать? – поинтересовался Майкл.
– Пожалуй, на Клифф-Уок, – ответила Оливия.
– Нет, там Пол не справится, – торопливо возразила Дейзи. – Знаешь, Оливия, эта тропа совсем не для катания на велосипедах, там только пешком можно пройти.
– Да, местами там очень каменисто, – поддержала ее Луиза. – И крутые спуски.
– Мы будем осторожными, – заверила Оливия. Джим вздохнул.
– Ты что, вправду собралась ехать?
– Очень бы хотелось, – призналась Оливия. – Так соскучилась по океану!
– Мы же с тобой три раза за неделю ходили на яхте, – напомнил Джим.
– Мне этого мало.
Джим лениво вытянул длинные ноги.
– Пойми, это первый спокойный часок, который выпал мне за неделю.
– Но это же мой последний день в Бостоне, – сказала Оливия. – Я хочу побыть с тобой и в последний раз взглянуть на океан.
– Видишь, какой напор мне приходится выдерживать? – обратился Джим к кузену.
Оливия взглянула на Майкла:
– Разве Джимми никогда вам не говорил, что я упряма как осел?
– Кажется, нет, – улыбнулся ей Майкл. – Но теперь я и сам вижу.
– Вы к нам присоединитесь? – спросила Оливия.
– Пожалуй, воздержусь. Но спасибо за приглашение.
В забытом старом сарае в дальнем уголке сада Джим откопал парочку велосипедов. Они были старые, ржавые и довольно тяжелые на ходу. Первые минут пятнадцать Джим ворчал, что болят ноги, нет никакой передышки и что он-де мечтает увидеть, как она смотрится сзади; но вскоре суровая красота окрестного пейзажа и живительный морской воздух сделали свое чудесное дело. Оливия, свернув в сторону, чтобы объехать бугорок, и чуть не свалившись с тропы, смеялась так заразительно, что ему быстро расхотелось стонать и жаловаться. К тому же все равно Оливия не обращала на его жалобы ни малейшего внимания, так что какой смысл продолжать? То и дело они останавливались, чтобы полюбоваться, как высятся над океаном великолепные особняки. Больше всего им понравился Роузклифф, который считается самым романтичным из всех старинных ньюпортских домов.
– По сравнению с ним твой домик просто кукольный, – поддела его Оливия, разглядывая сорокакомнатный особняк. У нее в голове не укладывалось, как можно в таких непомерных пространствах вести нормальную человеческую жизнь.
Она перевела взгляд на Джима. Он стоял возле велосипеда, опираясь одной ногой о землю, и ветер шевелил его короткие темные волосы. «Сколько в его облике благородства!» – внезапно подумалось ей. Мысль была непривычной, ибо Оливия давно перестала рассматривать Джима с этой точки зрения. Вдруг ее снова пронзила знакомая боль – черт бы ее побрал! Ей-то казалось, что она давно преодолела это, спрятала в самый дальний ящик стола. Такие мысли не приведут ни к чему хорошему, с ними надо бороться, если она не хочет потерять одного из двоих своих лучших друзей на свете.
