Случайная девочка (СИ) - Волкова Виктория Борисовна
– Я сейчас, – прижав трубку к уху, выхожу из детской.
– Лера, я ничего не понимаю, – плачу в трубку. – На следующей неделе свадьба…
– Тима позвонит в ЗАГС. Там перенесут, – вздыхает Лера. И все у нее так ровно и гладко получается.
– Федя в какой больнице? – спрашиваю робко. Боюсь, меня к нему не пустят. Кто я ему? Невеста? Ни разу не жена.
– У нас, в Шанской, – тараторит она раздраженно. – Никак не пойму, какого его понесло на окраину?
– Он с кем-то поговорить хотел, – вытираю слезы. И еще не понимаю, что делать.
– Вот и поговорил! – припечатывает Лера. – Неймется ему. Женатый человек. Ребенок! А в ж.пе горном девяностые играют.
Согласна. По каждому пункту согласна! Но сейчас не хочу ничего обсуждать. Мне к Феде надо. Помочь. За руку подержать. Сказать, что люблю!
– Можно к нему? Я хочу поехать! – усевшись на краешек кровати, реву как маленькая. На автомате хватаю Федину майку и прижимаю к лицу. И кажется, будто со мной он рядом.
«Чижик мой. Я без тебя не справлюсь», – будто зовет меня к себе.
– Оль, нельзя к нему. Там охрана. Тима говорит, никого не пускают. Была б ты жена… Ну сама понимаешь. Дома жди. Он все равно без сознания…
– А ты бы поехала к Тимофею Сергеевичу? – спрашиваю зло.
– Да, с места бы сорвалась и помчала, – признается как на духу Лера.
– Тогда помоги мне, Лер. Пожалуйста! Вдруг ему легче станет, когда я рядом буду, – прошу, всхлипывая. – Знаешь, уже и наукой доказано…
– Знаю, – вздыхает племянница Федора. – Но не могу я…
– Я же медик, – захожу с другой стороны. – Сестринское дело окончила. Может, есть какая вакансия в реанимации. Я же никакой работы не боюсь, Лер.
– В реанимации – не знаю. А вот в роддоме точно есть. Витя на днях причитал, что персонал, который он годами собирал, разбегается. Труд тяжелый. Платят мало. Лучше, вон, в частных клиниках анализы собирать. В вену колоть с восьми до трех. В патологии беременных нехватка медицинских сестер. А знаешь, где патология? В том же корпусе, что и реанимация! – торжественно заявляет Лера и добавляет решительно. – Я сейчас Вите позвоню.
– Не надо. Я сама, – обрываю порыв. – Потом Тимофей Сергеевич на тебя рассердится. Он же сказал никого не пускать. Не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились.
– Разумно, – задумчиво тянет Лера. А я наскоро прощаюсь с ней и звоню Торганову.
– Виктор Петрович, миленький… – причитаю как дурочка. Боюсь, откажет. Заранее придумываю разные причины, но одно знаю твердо. Мне надо к Феде. Пропадет он без меня.
Торганов кряхтит в трубку и неожиданно соглашается.
– Федьку полиция охраняет. Так просто не пробьешься. А медсестру пропустят. Хорошая идея. Поговори с ним, Оля. Он тебя услышит. Вернется к нам, - закашливается он. И я понимаю, что дело плохо. - Завтра приезжай в Шанск, Оля. И документы с собой прихвати, - продолжает начальственным тоном Торганов. - А тут я с заведующей поговорю, и насчет квартиры подумаем. Только Дамира с собой не тащи. Маленький он еще.
– Да, конечно, – шмыгаю носом.
А утром, сложив в сумочку диплом медучилища и трудовую книжку, наскоро целую Дамира и еду с охраной в Шанск.
– Может, тут с тобой надо остаться? – бубнит Артем. Тот самый, что отругал меня в первый день.
– Нет, не надо. Я сама справлюсь, – категорически отвергаю любую помощь. – Квартиру мне найдут. Работа есть, – мотаю головой.
Да квартира и не нужна вовсе. Я же на сменах буду. А все свободное время – с Федором.
– Персонал я предупредил. Вот тебе ключ от реанимации и бейджик, – заговорщицки шепчет Торганов в маленьком кабинетике УЗИ. – Квартиру найти не удалось. Но ты можешь тут ночевать, если что, – оглядывает он кабинет. – Это же ненадолго. Федька очнуться должен. Здоровый он кабан. Должен поправиться.
– Спасибо, – лепечу сквозь слезы. – Я бы к Феде пошла сразу, – прошу робко.
– Тогда быстренько иди в отдел кадров. Я их предупредил. Потом у старшей сестры получай форму и договаривайся о сменах. А потом к Федьке. Он точно пока никуда не уйдет.
Медициник, блин!
Улыбаюсь, хлюпая носом. Вытираю ладошкой слезы и со всех ног бегу в отдел кадров. Оформляюсь на работу. А дальше – к старшей сестре. Все, как Виктор Петрович сказал.
Соглашаюсь на любую смену. Мне, главное, сейчас тут удержаться.
– Ты хоть уколы ставить умеешь? – с недоверием спрашивает меня старшая. – Молодая больно, – вздыхает натужно.
– И уколы, и капельницы, – тараторю радостно. – Я все умею.
– А рука легкая? А то тут клуша одна была. Вон, синяков понаставила нашим мамочкам. И даже жене мэра, – задумчиво тянет она.
– Лере? – уточняю я. – Так, наверное, это давно было…
– А ты нашу Леру Морозову знаешь? – изумленно глядит на меня медсестра.
– Ага, – улыбаюсь я сквозь слезы и, помня, что про прошлое Федора посторонним говорить нельзя, неожиданно вру. – Мы с ней дружим.
– Вот с этого и надо было начинать, – улыбается мне старшая. – Если вы с Лерой подружки, то это самая лучшая рекомендация. Она с кем попало общаться не будет. Иди отдыхай. В ночную сегодня заступишь. С Михайловной. Она у нас опытная.
– Ага, спасибо! – забираю форму. Наскоро переодевшись в туалете, быстрым шагом направляюсь в реанимацию. В нос ударяет запах антисептика и я неожиданно сбиваюсь с шага.
А палата какая? Я же не спросила! В каждую дверь придется заглядывать.
Деловито открываю дверь. Прохожу мимо двух полицейских, сидящих на диване и не обращающих на меня никакого внимания. Сердце так и стучит. Еще немного, и выскочит.
Осторожно оглядываюсь по сторонам.
А дверей-то нет! Бинго!
Заглядываю в первую палату и чуть не вскрикиваю от ужаса.
На кровати с высоким изголовьем лежит мой любимый мужчина. Голова перевязана, на лице ссадина. И словно спит.
– Федечка, – усевшись на табуретку, беру его за руку. – Просыпайся, любимый. Хватит спать. Ты мне нужен. Я люблю тебя, – стараясь сдержать рыдания, выговариваю каждое слово. Федор услышит меня и обязательно поправится.
Как там писал кто-то из великих?
Человек человеку – лекарство.
Вот только бы я добавила. Если любит, конечно!
Глава 47
Глава 47
– Феденька мой, любимый, поправляйся. Я рядом, – глажу широкую ладонь Анквиста. Тяжелую и безжизненную.
Спит мой богатырь. Будто все силы из него выкачали и тумблер на ноль повернули. Уже три дня спит. Дышит спокойно. Словно и не волнует его ничего.
Только повязка на голове напоминает о покушении.
Оказывается, Бритников его ударил. Зачем? Почему? Тут мотивы понятны. Но как они нос к носу столкнулись, до сих пор не пойму!
Хоть убей не пойму, как наш доцент оказался в пятиэтажке на окраине Шанска. Что ему там делать? А Феде моему?
Вчера в Шанской полиции мне шустрый майор фотки показывал. Спирса я сразу опознала, хоть он страшный стал. Как быстро человек опустился. Нечёсаный, не бритый. И морда обрюзгшая. Видимо, заливал водочкой собственный провал. А на второй фотке – девица незнакомая. Я ее впервые видела. Кто такая? И вроде к ней Федя мой приезжал. А Бритников услышал знакомый голос и выскочил. Ударил Федора из личной неприязни. Тут все свидетели подтвердили. И Спирс показания дал, что, дескать, Анквист ему жизнь поломал, и ему ничего другого не оставалось. Тем более случай представился.
Тварь мерзкая! Это Федя мой тебя заставлял над людьми издеваться и воровать чужие труды? Получил по заслугам и сидел бы тихо. А теперь точно уголовное дело, суд и тюрьма.
Стоп! Ребята из лички еще говорили, они за каким-то долгом приезжали именно к этой дамочке. А как там Спирс оказался? Мутная история.
Снова прижимаю к груди Федину руку. Снова целую пальцы, пытаясь сосредоточиться на главном. Вот что ему сказать, Феде моему? Как уговорить вернуться из забытья?
– Просыпайся, – шепчу, поднося руку к щеке. – Дамирка ждет тебя. Вместе гулять пойдем. На лодке покатаемся. На уточек посмотрим. Щенки уже подросли, – причитаю я. И охаю, увидев перед глазами картинку.
