Английский лорд и недотрога - Анастасия Ригерман
– Как здорово! Я бы лучше вот так рисовала вместо чтения скучных учебников, – тяжело вздохнула девчушка, надеясь на понимание.
– Не хочу тебя расстраивать, но для того, чтобы хорошо рисовать, тоже нужно много учиться, – возразила я, вспомнив, какой долгий путь прошла к этому. – Если хочешь, можем рисовать вместе, а я буду тебя обучать.
Вал склонила голову на бок и хитро прищурилась, обстоятельно взвешивая мое предложение, словно искала, в чем подвох.
– А можно я пока просто здесь посижу и понаблюдаю? – произнесла она отчего-то шепотом, при этом медленно залезая под стол. – Нет-нет, не наклоняйся! Можешь вообще забыть, что я здесь.
– Но ты оттуда видишь только мои колени. Это что, такая игра? – все еще не понимала я, пока не услышала доносившийся с улицы голос Агнес.
– Валери! Куда бы ты не спряталась, знай, я все равно тебя найду. Разве можно убегать, не доделав уроки?
– Ах вот в чем дело, – улыбнулась я.
– Пожалуйста, не выдавай, – взмолилось рыжеволосое чудо в веснушках.
– В этом нет необходимости. Твоя мама и так идет в нашу сторону.
Присоединившись к нашей компании, Агнес натянула на лицо дежурную улыбку.
– Вот вы где!
Вроде как между делом, она подошла к окну. Стена, возле которой у них с Гейбом все едва не произошло этим утром, была совсем рядом, стоило высунуть из окна голову.
– А отсюда открывается неплохой вид. Неправда ли? – испытывая меня на прочность, Агнес подозрительно вскинула бровь.
– Да, возможно, но я больше смотрю на полотно, чем туда. Я ведь здесь за этим, – кивнула в сторону своей работы.
– Мамочка, правда у Софи здорово выходит? – пришла на выручку малышка Вал.
– Да, задумка интересная. Но тона я бы выбрала более сдержанные.
Иных советов от Агнес, привыкшей загонять себя и других в жесткие рамки, я и не ожидала услышать, поэтому и не приняла близко к сердцу. Отдавшись любимому делу, я потеряла счет времени, и не заметила, как ближе к вечеру за моей спиной появился Адам с роскошным букетом цветов.
– Привет. Как дела у моей художницы? – просияли его серые глаза. Теплая ладонь скользнула на талию, притягивая к себе.
– Привет, – поспешила отложить кисть, пока никого не измазала. – Решил, что оранжереи по соседству мне будет мало?
Всего один поцелуй, и я потеряла ход мыслей. В голове не укладывалось, что он настоящий. Мы настоящие.
– Спасибо, Адам, они восхитительные, – с упоением зарылась носом в букет. На лице любимого просияла самая счастливая улыбка, словно ничего лучше он в жизни не видел. – Ты так много для меня делаешь. Даже не знаю, заслужила ли я это, и сумею ли когда-нибудь тебя отблагодарить.
– Тшш… – подушечками пальцев Адам коснулся моих губ, нежно очерчивая контур. В его потемневших глазах стало совсем мало смеха. – Ты восхитительная. А еще самая искренняя, нежная и желанная.
Подхватив под ягодицы, он усадил меня на стол. Руки обвили крепкую мужскую шею.
По окнам и крыше забарабанили первые капли дождя, а уже минуту спустя за окном разыгрался настоящий ливень, отгородивший нашу крохотную пристройку от всего мира плотной завесой. Было в этой атмосфере что-то особенное, сродни безумию. Вместе с громом и молнией, озарившей темное небо, мы с Адамом набросились друг на друга, жадно дыша и нетерпеливо скидывая одежду, словно ждали этого целую вечность.
Вечер выдался горячим, а гроза за окном все не заканчивалась. Сполна насытившись друг другом, мы пристроились в том самом старинном кресле, укрывшись одним пледом на двоих.
– Замерзла?
– Нет. Разве это возможно после того, что мы тут устроили? – спрятала стыдливую улыбку, уткнувшись носом в его мускулистое плечо.
За два года с Ричем мне казалось, что я достаточно опытна в сексе, и меня трудно чем-то удивить. Но то, что я каждый раз испытывала с Адамом, ни шло с тем жалким опытом ни в какое сравнение. Он не строил из себя крутого Мачо, не был резок и груб, оставляя синяки на коже от захвата своей пятерни, как это бывало с Ричем. Как оказалось, не это делает мужчину мужчиной. В этот раз все было по-другому: я заново училась доверять своему партнеру, раскрывать для него свою чувственность, и он уносил меня под самые облака.
– Почему ты так сказала, что не знаешь, заслужила ли все это? – неожиданно прозвучало в мою макушку, в то время, как мужские пальцы продолжили ласково перебирать и разглаживать пряди моих волос по спине.
– Может, потому, что ты слишком хорош для меня, – призналась я, переборов стеснение.
– Слишком хорош? – искренне удивился Адам.
– Сколько себя помню, всегда смотрела на тебя как на мечту, недостижимый идеал. Даже сейчас, сидя в твоих объятьях, мне все еще не верится, что это действительно происходит со мной.
Я попыталась улыбнуться, но на глазах навернулись слезы. Я не хотела этого, только вдруг снова почувствовала себя той жалкой девчонкой, почти невидимкой на фоне всеобщей любимицы Роуз.
– Нет, Софи, нет, – подушечки мужских пальцев заскользили по щекам, вытирая мокрые дорожки. – Никакой я не идеал, и никогда им не был. Если кто здесь и хорош, так это ты!
– Перестань, – попыталась отмахнуться. – И чем я по-твоему так хороша? В меня даже родная мать не верит, она всегда любила только Роуз…
Нет, и в мыслях не было напрашиваться на комплименты, как-то само сорвалось с языка. Прежде мы не обсуждали эту тему с Адамом, но, даже повзрослев, мне все еще было нестерпимо больно. Останься жив отец, возможно, все сложилось бы иначе. Но у меня были только мама с сестрой, яркие и легко идущие по жизни, как две красивые бабочки, для которых я всегда оставалась какой-то ущербной со своими неправильными ценностями трудолюбивой гусеницы.
– Так вот в чем дело, – призадумался Адам, еще крепче сжимая меня в своих бережных объятьях. – Признаться, мне тоже не хватало родительской любви, слишком рано они оставили нас с Агнес.
– А дядя Стэнли? Он ведь любил тебя, разве нет?
Адам задумался и мужских губ коснулась теплая улыбка.
– Раньше думал, что нет. А теперь, снова оказавшись в этом доме и отбросив старые обиды, понимаю, что любил, и оберегал, и заботился. Любовь нельзя заслужить. Ты или любишь, полностью отдаваясь этому чувству, или нет. Стэнли умел любить. Должно быть, он и с Роуз тогда это устроил лишь для того, чтобы открыть мне глаза. Я ведь до последнего его не слушал, не верил, что совершаю огромную ошибку. Только злился,