7 причин сожалеть (СИ) - Тоин Дарья

— Мы не договорили.

А следом он всё же обернулся.

— Иди сюда, или стяну тебя за ноги...

Так себе угроза, я аж хихикнула, отчего-то обрадовавшись тому, что он до сих пор не упал в царство Морфея. Ох, какая я глупая..

— Свет, — Взгляд коснулся его лица, что здесь толком и не рассмотришь. — сколько раз тебя нужно позвать?

— Много.

Вздохнул.

— Какая ты вредная, выскочка... Как же любишь всё усложнять... Как же любишь ты всё надумывать..

И пока я растаптываю в себе желание громко возмутиться, он всё же приподнялся и коснулся моей лодыжки, тут же сковав её.

— Эй! — Чуть не вскрикнула, но столкнулась с его выставленным возле губ пальцем.

Едва слышно прошептал.

— Ты предупреждена.

— Рашевский... — Прошипела в ответ, вцепляясь в его руку на ноге. Хватка всё сковывается, а взгляд становится всё ближе и ближе. — Артём..

Нет, ну это ни в какие ворота... Под ним уже и диван скрипнул, и часть спальника давно спала, явив мне во тьме ночного дьявола, не иначе..

— Хватит придумывать, глупая.

Глупой меня будто не называли, ха! Да вот тебе... Но он вдруг выдохнул и резко отстранился, даже руки свои загребущие убрал за спину, от чего тело тут же сковал холод вместе с подступившей робостью.

— Повернись к Никите, потом ко мне, далее подумай наконец своей умненькой головой и ответь сама себе, я стану рисковать психикой ребенка, пытаясь переспать в первый раз с кем-то в одной комнате с сыном?

Стало совсем не уютно..

— Верно. У тебя минута, Котова, дальше не буди.

И лёг, понимаете ли, обратно, ещё и отвернулся опять, вздохнув так, что у меня сердце "отдышалось немного и снова пошло"*

Очень глупо продолжить сидеть и делать вид, что меня всё устраивает? Очень глупо будет поверить... или он сказал правду?

Ну, Свет, а чего ты собственно хотела, соглашаясь идти не пойми куда со взрослым мужиком и его ребенком... Я надумала, да? Ха... Я запуталась.

Да почему все так сложно!?

Прикусила губу, посмотрев на Никиту, что всё также мирно спит рядом, спустилась взглядом к его отцу, медленно скользя по спине. И почему сердце дёргается от его еле слышного вдоха. Положил руку под голову, вторую опустив перед собой. А я продолжаю сидеть и думать о каких-то глупостях, которые без него мне все равно не понять.

Прошло уже явно больше минуты, вновь прикусила губу и всё-таки соскользнула вниз.

Легла рядом, едва решившись положить руку на бок. Вздохнул и вдруг развернулся.

— Свет...

Его дыхание коснулось лба, заставляя жмуриться и изо всех сил не отдергивать руку.

— Одеяло...

Приподняла голову, переспросив.

— Ты застынешь.

Губы, что всего в паре сантиметров от моих глаз, преломляются в улыбке. Так близко, веет теплом и уютом, и это совершенно на него не похоже. В груди что-то саднит, ударяясь о ребра, нашептывая немного податься вперёд. Совсем чуть-чуть... Ощутить едва заметную щетину, коснуться шеи с яремной ямочкой, провести губами по скулам, задержаться на подбородке.

О, мать моя, зачем я это затеяла!?

Попыталась вскочить, но он тут же подавил порыв, дёрнув рукой на себя.

Рука соскользнула на его грудь, и тут же нелепо поползла к его плечу.

Ему идёт эта рабочая ухмылка, что заставляет молчать и не возмущаться. Да только... В общем-то и не хочется... Мне не хочется вырываться, просто чувствуя, как его ладонь скользнула от талии к позвоночнику и теперь медленно скользит, то опускаясь, то поднимаясь вновь.

Футболка задралась ещё при моем порыве спуститься к нему, скомкавшись где-то между нами. Его пальцы скользят по коже, медленно приближаясь к бедру.

— Артём...

Сама не понимаю, зачем выдыхаю имя, только этот прищур вдруг перестал жечь меня изнутри, подарив на прощание лёгкий кивок.

Сам же только наткнулся на ткань нижнего белья, едва задев и сдвинув её, убрал руку и потянулся за чем-то. Почти сразу на бедра легло одеяло, а губы вдруг коснулись моего вздернутого к нему носа.

Нет, Светочка, это не недотрога сейчас бунтует внутри тебя, а обычная разочарованная тетя, которую вдруг обвели вокруг пальца и не дали утонуть здесь. Ты ждала другого, ой, другого, черт возьми.

Едва слышно рассмеялся, щёлкнув пальцем по кончику носа, что только что целовал.

— Ты снова напридумывала, верно?

Как не съязвить? Фыркнула, юркнув куда-то в область его груди. Ладно, не будет ничего, ясно-понятно, тогда хоть погреюсь..

— Свет, я пытаюсь понять, почему мне хочется поговорить...

Он ещё может о чем-то думать? Ха-ха...

Его рука вдруг юркнула под одеяло и дотронулась до моего бедра, потащив его на себя... Нога уже закинута к нему на бедро похоже без права вернуться обратно.

— Так лучше.

Черт возьми... лучше не думать, к чему я там прижимаюсь, а то точно начну стонать и едва ли меня адекватно поймут. Нервно выдыхаю, пытаясь хоть как-то унять гул сердечного ритма.

— Знаешь, у нас не принято выносить сор из избы и делиться проблемами с кем бы то ни было...

Не понимаю, к чему он.

— Даже мои близкие крутили пальцем у виска и просили десять раз подумать, когда я решил подать заявление на лишение родительских...

Он точно поморщился на последнем слове.

— Но там же... Насилие?

— Все сложнее.

— Сложнее?

— Знаешь, сколько раз меня ставили перед мнением той или иной умной тети, что я на нее наговариваю? Она же "мать", хрупкая танцовщица, что просто недоследила, и вообще...

Артём вдруг ухмыльнулся, опять скользнув к спине.

— "Может, это Вы его избили, Артём Игнатьевич? А сейчас обвиняете в побоях Риту Николаевну, надеясь оставить сына себе.."

Поперхнулась, он продолжил.

— Никитке вправляли нос, после проводили коррекцию шрамика, сейчас он почти не заметен... Но если знать место, две точки вполне видны.

Попыталась поднять голову к нему.

— Я часто вспоминаю всё это, Свет. Как она позвонила, осознав, что кровь не останавливается, как я орал в трубку, мчась к ней в столицу, как меня убеждали, что ребенок просто споткнулся и неудачно задел угол мраморного стола, как он терял у них сознание, а они не хотели огласки и... Как после... Он впервые не дал к себе дотронуться... Даже мне.

Выдох.

— Потом я убеждал отдел по делам несовершеннолетних, комиссии, нанимал нейропсихологов, неврологов и гору не бюджетников, пытаясь доказать, что мой ребенок не притворяется, что он не был таким раньше, и, да, что он мне нужен. Но к чему я это...

Вдох и продолжение:

— Просто пойми, я не хочу потерять его вновь. Не хочу, чтобы он к кому-то привязывался и не хочу привязываться сам, Свет.

— А я...

— Не знаю, до сих пор не решил. Только...

Моё сердце уже ухнуло вниз, вдруг сжавшись нелепой болью. Почему я... Я же знала... Ничего серьезного. Знала и убеждала свою душеньку не рваться, не тлеть, знала же, что будет...

Убираю руку и почти отстраняюсь, но он резко прижимает обратно.

— Ты опять не слушала?

Поднимаю глаза...

— Котова, нет... серьёзно? Что последнее я сказал?

Хлюпаю носом.

— Что ты не решил.

Рашевский вдруг усмехнулся, и, выдохнув, прошептал.

— "Только, может быть, пора все это менять..."

— Что менять?

Чертыхнулся, заглянув в глаза.

— Свет, блин... обои здесь...

— Обои?

Зрачки точно расширились.

— Боже, дал же ты женщину!

----

*Строчка из песни гр. Сплин "Моё сердце..."

Серьезно, консервами!?

Сквозь тьму

Так странно началось утро. Легкий озноб пробежал по телу, заставляя поежиться и укутаться в чем-то огромном, а следом в остатки сна ворвался шепот:

— Пап, может Свету переложить?

Куда это меня переложить ещё? Что я вообще... Не дожидаясь ответа, а тем более каких-либо действий, открыла глаза, пробубнив еле внятно:

— Доброе утро.