Джессика Адамс - Том, Дик и Дебби Харри
Валери Тэн кивнула, чуть заметно улыбнувшись.
— «Хочу в Европу—98» слегка устарел, — согласилась она.
— В-десятых, боюсь увидеть Ангела в туалете универмага. В смысле, она мне уже везде являлась, почему бы и не там?
Доктор Тэн взглянула на часы:
— К сожалению, меня ждет очередной посетитель, но у вас очень интересный случай, Бронте. Я бы хотела повторить сеанс на следующей неделе — не возражаете?
Бронте кивнула в знак согласия, раздумывая, может ли она звать ее просто Валери. После всех этих откровений было бы вполне естественно перейти на ты.
— Скорбь может затянуться на долгие годы. — Валери задумчиво глядела на Бронте. — А конец брака — это тоже своего рода смерть. Да еще гибель ребенка и лошади.
Бронте вдруг осознала, что никогда раньше не думала о выкидыше как о ребенке.
— Наверное, вы правы, это был ребенок, — медленно произнесла она.
— Ваша утрата велика.
Бронте кивнула, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
— Я могла бы вам помочь пережить этот кризис, если вы позволите, — предложила доктор Тэн. — Могла бы вас направить в нужную сторону.
— Постепенно?
Доктор Тэн кивнула:
— Конечно. Любое горе нужно пережить, а мне кажется, именно это с вами сейчас и происходит.
На этом сеанс был окончен. Валери с улыбкой проводила Бронте до двери.
Чувствуя легкое головокружение, Бронте расплатилась с бежевой секретаршей, посмотрела на бежевую рыбку и записалась на следующий прием.
На улице по-прежнему светило солнце, и Бронте решила прогуляться до офиса пешком, хотя она уже и так опаздывала. Но если ускорить шаг, то можно успеть к двум.
Она миновала статуи Зимы и Весны и вдруг сообразила, что целых два пункта из ее потаенных страхов связаны с работой, причем один противоречил другому. Нельзя же одновременно бояться и потерять работу и ничего не сделать в жизни. Чем-то надо пожертвовать. Бронте отвела глаза от носорожистого толстяка в атласных шортах и футболке Сити — банка, пропыхтевшего мимо.
Чем больше она размышляла о своей жизни, тем больше сознавала собственную ничтожность. Все, что она делала в «Женщине Австралии», было настолько банальным, будто и издатели, и читатели полагали, что жизнь бесконечна, а значит, можно попусту тратить время на фигурное вырезание редиски, подробности личной жизни Эммы Томпсон, кроссворды и выгадывание лишних полпроцента по закладной. Сколько же времени выброшено на ветер, подумала Бронте. Если она и в самом деле скоро умрет, ей точно нужно сменить занятие.
Бронте проводила взглядом женщину, совершающую пробежку, одновременно толкая перед собой детскую коляску. Бегунья так неслась, что Бронте засомневалась в наличии ребенка в коляске — однако она успела мельком разглядеть под белым одеяльцем сморщенный лобик и огромную пустышку.
Вот уже много лет она не вспоминала о своем мертвом ребенке. Как странно: собиралась говорить про Ангела — и вдруг ни с того ни с сего принялась выкладывать доктору Тэн про Энгуса… или все же Миранду? Жалко, что доктор Тэн ничего не записывала, — вдруг до следующего раза успеет все забыть?
Бронте припомнила ту давнюю историю. Ричард хотел, чтобы они попробовали снова, но она слишком боялась, что все опять окончится крахом. К тому же было в этом что-то неправильное — вымаливать у судьбы второй шанс. Несмотря на то что все уговаривали ее ни в чем себя не винить, она, конечно, не могла себе простить — и была права. Ни одна нормальная женщина не стала бы скакать на лошади во время беременности.
Бронте увернулась от толпы молодых людей в толстовках с символикой «Марди Грас». И почему это всем бегунам обязательно надо издавать при выдохе такой идиотский свистящий звук? А туше в футболке Сити — банка не мешало бы прибавить прыти — носорог по-прежнему телепался в нескольких шагах впереди нее, и довольно скоро у Бронте в глазах зарябило от блеска его атласных штанов.
«Мужчины, повсюду одни мужчины, и никто из них мне не подходит». Хотя Бронте уже и сама не знала толком, кто ей подходит. Это тоже относилось к разряду сокровенных страхов, хоть с доктором Тэн делись. Весь четвертый десяток ее преследовал страх, что она навсегда останется в старых девах, пусть и не в строгом смысле этого слова. А теперь задумаешься, как бы не пришлось провести пятый десяток в депрессии.
Наверное, ее жизнь была бы намного проще, если бы они с Ричардом, не развелись. Детей у них, может, и не было бы, зато были бы лошади. Завели бы себе новые конюшни или занялись скачками. Можно было бы даже писать репортажи со скачек.
Ее до сих пор иногда спрашивали, почему распался их брак. Бронте всегда отвечала одно и то же: во-первых, они были еще очень молоды, а во-вторых, не смогли найти общий язык.
Но положа руку на сердце, дело было совсем не в этом — уж кому, как не ей, знать. Слишком много смертей им выпало на двоих.
Ричард наотрез отказывался говорить о потерянном ребенке, даже когда она сама заводила этот разговор, а потом и вовсе замкнулся в угрюмом молчании. Тема была закрыта. Интересно, что он своей новой жене рассказал. Никогда не вспоминали и гибель Ангела.
Бронте сошла на обочину, чтобы обогнать толстяка — его туша по-прежнему колыхалась перед самым ее носом, — и едва не угодила под детскую коляску, которая неслась ей навстречу, подталкиваемая спортивной мамашей. Сидней стал просто невыносим, решила она. Невозможно до пристани прогуляться без того, чтобы тебя не ткнули мордой в здоровый образ жизни.
Если уж умирать, решила Бронте, то не в Сиднее. Неподходящее место для смерти, для этого здесь слишком заботятся о здоровье. Махнуть бы в Париж, умереть, как Джимми Моррисон. Только не в ванне — не хотелось бы, чтобы ее нашли распаренной. Удобная кровать с бархатным балдахином ее вполне устроит. А потом ее положат в гроб из настоящего дуба, а не из какой-нибудь там фанеры, и отправят самолетом в Австралию. Видит бог, бесплатный билет она себе заработала.
Глава пятнадцатая
При каждом телефонном звонке Сара вздрагивала, думая, что это Том, но каждый раз это был кто-то другой. Вообще-то она не очень рассчитывала, что Том позвонит по поводу воскресной рыбалки, но надежда не собиралась умирать. С приближением воскресенья даже Ричард заметил, что с ней творится что-то неладное.
— Да что с тобой? — спросил он как-то утром. — Ты сама не своя.
Саре опять пришлось прибегнуть к своему арсеналу отговорок. Скучает по дому — спустя четыре месяца она наконец это поняла. И плохо спится на новой кровати — может, еще одну купить? И сказывается перемена климата — здесь же все шиворот — навыворот. И не привыкла к семейной жизни — в конце концов, целых тридцать лет у нее не было никакого мужа.
