Арина Ларина - Сердце с перцем
– А чего спрашивать-то? И так все ясно.
– Вот и нет! Ничего не было! Мы пили кофе, слушали музыку и разговаривали.
– Мендельсона слушали?
– Нет. Стасик любит шансон.
– Ужасно. Почему «Стасик»? – Лера немедленно представила жалкого тощего субъекта с жилистой шеей, голубовато-белым нездоровым тельцем и тараканьими усишками цвета ржавой консервной банки под хрящеватым унылым носом.
– Ладно, Станислав.
– Да не надо мне одолжений. Ты о чем рассказать-то хотела? Или потрясена тем, что ничего не было?
– Да. Потрясена. В наше время это редкость.
– Никакая это не редкость, Крышкина! Просто не каждого мужика получается уломать.
– Не знаю. Тебе виднее, – нахамила Ольга и надулась.
– Я, в отличие от некоторых, очень разборчива в связях. Меня Стасики всякие водой из луж не пачкают.
– Завидуешь?
– Крышкина! А что, мне за тебя порадоваться? Какой-то прыщ мужского пола испачкал тебя, проезжая мимо на своем «Запорожце», потом напоил кофе и обещал оплатить химчистку. Тебе кажется, что это опять начало чего-то большого и светлого, а мужик просто решил дешево отделаться.
– Если бы он хотел отделаться, то не вернулся бы, – пробубнила Крышкина, сохраняя вооруженный нейтралитет.
– Твой Стасик хочет жить дальше с чистой совестью и, не краснея, врать девушкам, что он настоящий джентльмен. Ты была бы темным пятном на его биографии. А так – широкий жест и никаких тягостных воспоминаний.
– А может, это судьба? Если бы не эта досадная случайность, мы бы не встретились и не узнали друг друга.
– Конечно, – Лера распахнула дверь и вытолкала Крышкину из ванной, – у каждого своя судьба. У кого в ларце, у кого – в яйце, а у кого – в луже. И я очень сомневаюсь, что вы друг друга узнали. Где он работает? Был ли женат? Какие у него насчет тебя планы? Молчишь?
Крышкина презрительно фыркнула и снисходительно бросила:
– Разве это имеет значение, когда две судьбы переплетаются в одну нить.
Из комнаты выглянула торжествующая мама и ехидно ухмыльнулась:
– Золотые слова, Оленька!
«Это совершенно другое. Крышкина неразборчива, как оголодавший медведь после спячки. И мужик у нее – недоразумение. Стасик какой-то. С ума сойти. Тут и так все ясно – бежать и не оглядываться. А про Витю ничего знать и не надо. У него все на лице написано: и интеллект, и воспитание, и серьезные намерения».
– Какое мещанство. Достаточно посмотреть ему в глаза, и все становится ясно. – Крышкина с состраданием взглянула на подругу. – Но тебе этого не понять.
Лера испытующе уставилась на ораторшу, заподозрив, что та прочитала ее мысли или сговорилась с мамой и теперь издевается.
– И что у твоего Стасика такого особого с глазами?
– Наверное, то же, что и у твоего! – не выдержала мама. – В них бегущей строкой пущена краткая биография. Чудовищный инфантилизм! Вы обе друг друга стоите.
– Это комплимент, или твоя мама кого-то из нас пыталась обидеть? – заинтересовалась Крышкина.
– Комплимент. Крышкина, тебя поздравить или сама уйдешь?
– Не завидуй. У тебя тоже все получится. Желаю удачного свидания, – кротко улыбнулась Ольга, изобразив христианское смирение.
– Ты говоришь тоном человека, у которого уже все получилось, – съязвила Лера. – Я постараюсь догнать и перегнать. Не все нам, приземленным бухгалтерам, отчеты строчить.
Звонок в двери прозвучал просто издевательски.
«Что-то день сегодня не задался, – обреченно констатировала Лера. – Видимо, не судьба предстать перед кавалером в полной красе. Хотя я уже вчера была на высоте. А как известно, первое впечатление – самое яркое. Потом мужчина уже воспринимает даму сердца в том образе, который отпечатался в памяти».
Тут в Лерином воображении оформилась в законченную мысль нелепая картина – впечатавшийся в мерзлую влажную кашу след мужского ботинка. При этом в хаосе снежного месива угадывалось не что-нибудь, а ее портрет. Если не загонять в темные углы сознания правду, то накануне Лера вовсе не была нежной феей. Скорее всего, первое впечатление о ней у кавалера сложилось превратное. Да он этого и не скрывал.
Сейчас еще она встретит его с мокрыми волосами, торчащими, как у Страшилы из «Изумрудного города», и красной распаренной физиономией. На фоне выталкиваемой из квартиры Крышкиной в таком виде можно и потеряться, а то и вовсе стереться из памяти.
– Кто-то пришел! – обрадовалась Ольга и по-хозяйски распахнула дверь. Крышкину хотелось убить. Немедленно и насовсем. – Здравствуйте! Приятно познакомиться. Я – Оля. Проходите, проходите. Правда, тут незваных гостей не любят. Хотя могут сделать скидку на половую принадлежность. Или вы «званый гость»?
На пороге неуверенно топтался Игорь.
«Не он!» – радостно подумала Лера и даже улыбнулась. Но не Игорю, а своим мыслям. Игорь понял ее неправильно. Мужчинам, не менее чем женщинам, свойственно толковать факты в свою пользу.
Он тут же оживился и протянул три банально-красные розы на толстых стеблях. Лера терпеть не могла цветы в рыночном целлофане с блестками и бантиками. И красные розы ей тоже не нравились. И дверь хотелось закрыть решительно и плотно, оставив гостей по ту сторону дерматиновой обивки.
– Спасибо. – Крышкина цапнула букет и торжественно передала его Лере, словно та была не в состоянии совершить это простенькое действо сама. – Это тебе, наверное. Это ведь ей?
Крышкина с любопытством сороки, заприметившей серебряную ложку, начала разглядывать гостя.
– Оля, пока. Заходи еще. – Лера ласково улыбнулась и начала надвигаться на подругу.
– Всенепременно. В такой хлебосольный дом ходила бы и ходила. Если ты собираешься спустить молодого человека с лестницы, то скажи сразу. Я его заберу.
– А как же Стасик? – Лера плотоядно ухмыльнулась.
– Я по доброте душевной, а не с дальним прицелом, – пояснила Крышкина, обращаясь в первую очередь к Игорю. Тот опять заволновался и выразительно посмотрел на цветы. Наверное, считал их чем-то вроде индульгенции.
Ольга уходить не торопилась, боясь пропустить самое интересное.
– Ты подумала? – Игорь вдруг заторопился. – Я решил, что мы как-то неправильно расстались…
– Слушай, милый, – проникновенно перебила его Валерия. – Сколько раз мы еще будем репетировать расставание? Что мне сделать, чтобы ты обиделся насмерть и больше не приходил?
Игорь стремительно налился краснотой и набрал в грудь воздуха для последующего выступления, но начать речь не успел.
Наверху тяжело и суматошно загрохотали каблуки, перемежаясь воплями Стеллы Арчибальдовны.
– Домофон поставили! Плебеи! Пускают всяких мерзавцев! Опять трос у лифта срезали! Почему я, заслуженный работник, пенсионерка, должна ходить пешком?! И за лифт платить, между прочим! – громкость нарастала. Гроза микрорайона приближалась под аккомпанемент собственного визга и хриплое сопение четвероногого монстра. – Увижу в подъезде чужого – собаке скормлю! Так своим гостям и передайте. Или ходите их вниз встречать! Паразиты!
