Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна
— Мам, я похож на него, правда? А вот это ты. — Он ткнул пальцем в львицу.
Рита внутренне сжалась, вот сейчас, сейчас он спросит: «Это наш папа, да?»
— Это наш папа, да? — немедленно повторил он вслух встревожившую ее фразу. — Наш папа-лев. — Он открыл рот и собирался еще что-то сказать, но Рита быстро задала ему вопрос, чтобы перевести разговор на другое. Она знала на что, это беспроигрышный вариант. Годится на все случаи жизни — пока.
— Да, совсем забыла, Ванечка, ты хочешь мороженого?
— Ура! — было громким ответом.
Она подхватила металлическую банку с чаем и понесла на кухню. Встав на табуретку, она засунула злополучную банку на самую верхнюю полку, упрекая себя за бездумную покупку. Незачем нести в дом то, что может взволновать ребенка и направить его мысли в ненужную, в тревожащую душу сторону.
Рита уже протянула кефир мальчику, но рука ее вдруг замерла на полдороге. Ей пришло в голову странное воспоминание из детства. Вообще-то она старалась не допускать до себя воспоминаний из той жизни, потому что в них было слишком много боли, не явной, постороннему глазу не видимой, но она ее чувствовала так сильно, так остро, эти воспоминания до сих пор были остро-холодными… Но было, было одно лето, теплое, когда она ненадолго оттаяла. То было лето, когда она стала на время… пастушкой.
Рита засмеялась и отдала Ванечке кефир.
— Мам, а над чем ты смеешься? Я тоже хочу посмеяться, — сказал он, обеими руками принимая кружку.
— Правда? Тогда расскажу. А ты пей.
Она смотрела, как уверенно и цепко мальчик просунул пальцы сквозь ручку кружки. Он будет, судя по всему, рослый и крепкий. Интересно, он в отца? Если бы она смогла хотя бы взглянуть, чтобы представить себе, каким может быть Ванечка. Гены проносят коды рода через поколения. Это точно. А сама она чувствует что-то от предшествующих ей поколений?
Конечно, и довольно часто. Иногда, неожиданно увидев себя в зеркале, Рита вздрагивает, потому что видит гримасу или выражение лица матери. А иногда ловит себя на том, как гладит шею под волосами, будто она затекла у нее. Но мать так не делала, значит… так делал отец? И это у него затекала почему-то шея, а ей по наследству перешел жест?
Ванечка любил эту кружку с милой картинкой — рыжий лисенок выглядывает из бурой летней норки. Однако, подумала Рита, глядя со стороны на свою покупку, как сказал бы Сысой Агеевич, она, покупая ее, все еще не избавилась от настороженности, она опасалась, что ее поймают. Это не лисенок, а она сама выглядывает в мир, боится в него выйти. Человек выбирает из множества вещей только те, которые подходят ему по внутреннему состоянию в тот момент, когда он совершает свой выбор. Сейчас, подумала Рита, она купила бы Ванечке кружку с другой картинкой. Например, с тигренком, который растянулся на животе и внимательно следит за птичкой. Или с девочкой-пастушкой, которая топает следом за пестрой коровой.
— Мам, ты мне обещала рассказать. — Ванечка вытащил нос из кружки, он старательно допивал кефир до самого дна.
— Ладно, слушай.
…То лето, когда она была пастушкой, оказалось необыкновенным и единственным в своем роде. Ей было шесть лет, почти столько, сколько сейчас Ванечке. Они с матерью жили в коммунальной квартире, им должны были дать со дня на день другую. Мать была вся в делах, и Рита только толклась под ногами и мешала. Она всегда ей мешала, но в то время — особенно. Вот соседка и уговорила ее отправить Риту в деревню, к своей матери.
В другое время мать ни за что не стала бы одалживаться, но тогда она была согласна на все.
Мать соседки жила на севере области, в Афанасьевском районе, в деревне Гордино. И фамилия там была одна у всех — Гордины. Все по очереди пасли овец и коров. Баба Нюра, у которой жила в то лето Рита, брала ее с собой каждый раз в свое дежурство. Рите нравилось валяться в траве и смотреть в небо. Потом бежать в ближний лесок и находить веточки с красной земляникой, а позже — голубикой и черникой. Однажды баба Нюра оставила стадо на нее и пошла домой, хотела завести пироги к выходным.
Рита, преисполненная ответственности, пристально следила за животными. Овцы лениво щипали траву, некоторые мирно дремали поодаль, наевшись. Задремала и она, сморенная солнцем и умиротворенная синевой неба.
Внезапно она почувствовала, как задрожала земля.
— Гром, подумала я, — услышала она свой голос и удивилась, что в нем до сих пор звучит страх.
— Ты испугалась грома? — шепотом спросил Ванечка.
— Нет, я открыла глаза и увидела его.
— А кого — его?
— Здоровенного быка. У него на шее болтался колокольчик, он звонил, а бык мчался прямо на моих овец.
— Ты залезла на дерево? — Глаза Ванечки расширились, они были изумрудного цвета, как весенняя трава.
— Нет, я не могла. Я отвечала за стадо.
— Что же ты сделала?
— Ох, я была такая смелая. Я выдернула из волос зеленую ленту и побежала к нему.
— А он…
— По полю уже мчался пастух коровьего стада и что-то кричал. Я подумала, что он зовет быка по имени. «Опчи, Опчи!» Я тоже стала кричать: «Опчи, Опчи?»
— А бык?
— Бык, как ни странно, попятился от меня, потом отвернулся и очень мирно пошел к пастуху. Тот огрел его хворостиной, подбежал ко мне.
— Ты чего, не слыхала, что я тебе кричал? — спросил он.
— А что вы мне кричали?
— Беги, затопчет! Вот чего я кричал, — ответил мужик.
— А я думала, его зовут Опчи, — прошептала я.
Ванечка засмеялся.
— Ты была молодец, мама.
На том разговор с пастухом не закончился. Но об этом она не сказала сыну.
— Не бывает такого имени у быков, поняла? — говорил пастух ей, маленькой девочке. — Пастушка сопливая, — бросил он. — Это настоящий мужик, и его зовут по-мужицки. Орел. Поняла? Это коров можно всякими-разными Зорьками называть.
Рита заплакала, она что-то почувствовала грустное в его словах. Но что — не знала.
— Не реви. Чья будешь-то? Отец-то кто твой?
— Ничья не буду, — сердито ответила Рита.
— Так не бывает, чья-то ты есть, — вздохнул мужик и плюнул. — Все мы чье-то семя. Ладно, не хочешь говорить, чья ты есть, я тебя буду звать пастушкой.
Ванечка уснул, напившись кефира и погордившись своей смелой девочкой-мамой. Но Рита долго не могла заснуть,
Пастушка. От слова «пасти». Полезный навык. Пасти, пасти и загнать куда надо. Даже такого могучего, как Орел. В стойло, которое уже приготовлено. Там и сено есть, и вода…
А если она на самом деле найдет настоящего отца Ванечки?
Настоящего отца… Ненастоящего Рита Макеева могла бы найти, но… Впрочем, не только небезызвестный Алик недоумевал, чем он для нее не хорош, были и другие. Обычно женщина с ребенком хочет иметь рядом мужчину, и всякий раз претенденты на ее внимание считали себя вполне достойным вариантом, которому она должна только радоваться. Они готовы были снизойти и осчастливить ее.
— Вы принца ждете, Рита? — спросил один из таких.
— А вы не видели скульптуру на набережной Грина? Недалеко от моего дома? — засмеялась она в ответ.
— Вот если вы меня пригласите к себе, то мы вместе ее рассмотрим.
— К тому времени, когда это может произойти, я думаю, девушка та оживет и ее на самом деле подхватят настоящие алые паруса.
— Стало быть, вы, Рита, тоже ждете алые паруса. Понятно. Только учтите, романтических личностей больше нет. Сегодня мужчину нужно пасти, а не ждать.
Ну конечно, всем своим видом они показывали ей, что она не понимает своего собственного счастья.
Что касается методов, то она их знает. Но, наверное, нет пока поблизости того, к кому хотелось бы применить эти методы. То есть объект, конечно, есть, но…
Она подумает о нем и о методе, но после того, как разберется с настоящим отцом Ванечки.
С этой мыслью она заснула.
Утром, по дороге на работу, Рита снова вспоминала о Я бумагах Лены, которые она прочитала. Две буквы — «ОВ» — не шли из головы.
