Лучшая из лучших - Алексей В. Мошков
Нет, не будет он ее в это втягивать. От бабушки ушел, от дедушки ушел, из дому в семнадцать лет ушел, и от инспектора-ящерицы уйдет. Еще и прищемит хвост всей этой паскудной системе в его лице. Главное — убрать вовремя пальцы, чтобы не откусили.
Но гораздо важнее сейчас было прояснить вопрос с Ингой, мать ее волшебницу, Витальевной. По информации, которую Фомину удалось собрать по собственным каналам, гражданка Павлова трудилась социальным работником, воспитывала дочь пяти лет и имела на иждивении престарелую маму.
Сведения об отце ребенка терялись там же, где и он сам — в темноте подземных переходов, куда биологический папаша, очевидно, вышел за сигаретами в один из вечеров вскоре после рождения дочери и до сих пор не вернулся. Неизвестно, бросил ли он курить, но бросить даму сердца с малышкой ему удалось. Хорошо хоть, что Фомину отцовство не приписывают — в такую историю точно ни один суд бы не поверил.
Нетрудно понять, что двигало этой женщиной: в какой-то момент более чем скромной зарплаты сиделки стало отчаянно не хватать на бытовые нужды, растущие вместе с ребенком не по дням, а по часам. Алиментов спрашивать не с кого, пенсия мамы едва покрывает расходы на коммуналку и лекарства — с голодухи только и остается промышлять брачными аферами. Вопрос в другом: сама она это придумала или кто-то научил? И насколько близко этот кто-то сумел подобраться к частной жизни Фомина? Ведь нужно было как минимум добыть о нем информацию, а он не привык разбрасываться сведениями о себе. Даже страницы из соцсетей давно поудалял. Стало быть, речь шла о закрытых источниках. Допустим, выписку из реестра предпринимателей получить несложно, это есть в открытом доступе. Налоговые декларации при желании также можно поднять на официальных сайтах. Но вот адрес прописки содержится только в базах паспортного стола, а их на каждом столбе не расклеивают. Значит, у Инги есть контакты в соответствующих инстанциях. Может быть, даже в налоговой. Имеется там одна ящерица… Впрочем, пока это были всего лишь домыслы. Прежде чем делать выводы, необходимо лично засвидетельствовать Инге Витальевне свое почтение. Бывшая жена как-никак. Судя по добытому адресу, она жила в одной из типовых хрущевок спального района. Внешне ничем не примечательный дом терялся среди десятков таких же в своем окружении. Единственное, чем он выделялся, так это мастерской по ремонту обуви на первом этаже, на входной двери которой висела синяя табличка с режимом работы. В будние дни сапожных дел мастер трудился с девяти до трех, в субботу и воскресенье — до двух, а выходные наступали, когда владелец впадал в соответствующий эмоциональный настрой, о чем честно предупреждала пометка внизу таблички: «Выходной — когда запью».
Фомин потыкал в кнопки домофона, но тот оказался отключен. Поднявшись на третий этаж, он остановился перед дверью и ткнул кнопку звонка. Ответа не последовало. «Может, на балконе или в туалете?» — подумал Фомин и снова нажал кнопку. Но мелодичная трель звонка явно не вызывала никакой реакции у хозяина. Фомин прислонил ухо к двери, но с той стороны не доносилось никаких звуков. Вновь надавив ладонью на кнопку, он решил в этот раз проявить настойчивость и дать длинный сигнал.
Наконец в глубине коридора кто-то кашлянул, послышались шаркающие шаги, и дверь открыл неопределенного возраста мужчина с густой щетиной, клоками торчавшей на его круглом лице. Образ дополнялся взъерошенными волосами и безумными красными глазами.
— Здравствуйте, — обратился к нему Фомин. — А как бы мне пообщаться с Ингой Витальевной?
— С какой еще Витальевной? — хриплым голосом переспросил открывший.
— Павловой, — уточнил Фомин, одновременно уловив ноздрями запах перегара.
— Не знаю я никакой Павловой, — растерянно ответил красноглазый, пытаясь понять, чего от него хотят. — А ты кто?
— Я из пенсионного фонда, — Фомин решил сменить тактику. — Ей положено пособие по уходу за ребенком.
Никак не можем до нее дозвониться, а в документах указано, что она проживает по этому адресу.
— Погоди, чего-то я никак не раздуплюсь, — стоявший в дверном проеме мужичок наморщил лоб, отчего клоки щетины стали похожи на ежиные иголки. — А… Это Инга, что ли?
— Да, — облегченно выдохнул Фомин. — Знаете ее?
— Знаю, как не знать. Свояченица. Нет, постой… Дочка сожительницы моей, жены то есть. Гражданской, бывшей, — мужик перебирал в памяти обозначения близких и не очень родственников, пытаясь вспомнить, кто кому кем приходится. — Падчерица она мне, вот!
— Я так понимаю, она здесь не живет? — уже безо всякой надежды спросил Фомин.
— А чего ей тут делать? У нее квартира есть, пусть там и торчит с мамашей своей.
Понятно. Точнее, ни фига непонятно. Мать Инги когда-то сожительствовала с этим взъерошенным персонажем. Судя по его брезгливым гримасам, совместная жизнь счастливой не была ни разу. Вытягивать из него информацию — занятие неблагодарное, без поллитры данных из его поврежденных синькой блоков памяти не вытащить. Надо задействовать резервные источники.
Запах свежесваренного кофе наполнял квартиру, создавая атмосферу такого приятного и такого забытого семейного уюта. Если долго живешь один и самому себе готовишь завтраки, наступает момент, когда никакие ароматы уже не могут внести в них разнообразие. Да и само утро как часть суток со временем никаких чувств, кроме раздражения, больше не вызывает.
Утро как утро. Вчера было такое же. Просто еще два полных оборота стрелок на часах. Бегаешь за ними по кругу и каждый раз оказываешься в исходной точке, отхлебывая свой однообразный кофе. А между ними — кусок зацикленного кода, который, как ни исполняй, все равно в итоге вернется к началу строки. Но стоит ввести в код новую переменную, и вот ты бежишь не один, рядом с тобой кто-то есть. И утро уже не так раздражает, и пространство меж двух оборотов стрелок не тяготит невыносимой обыденностью семидневных понедельников.
Фомин поднялся с постели, прошел на кухню, незаметно подкрался к стоявшей у плиты Насте, обнял ее, крепко прижав к себе, и нежно прикусил за ушко.
— Ведьмовочка моя…
— Будешь меня так называть — подолью тебе в суп приворотного зелья.
— А ты этого еще не сделала?
— Держу этот способ про запас.
— А нет в твоих запасах зелья восстановления спокойствия
