Друг моего отца (СИ) - Чер Алекс
– Естественно. Ведь всё досталось тебе. И ты нажал на курок.
– Но ты знаешь кто?
– Нет, но я догадываюсь. Прислушайся к себе, Арман, – намотал он на шею шарф. – Есть ли у тебя такие же друзья? Сможешь ли ты кого-нибудь попросить в себя выстрелить, и он так же безоговорочно ответит: да.
За грудиной стало тесно.
– Ты всё же считаешь, что я Зверя предал? Чем? Тем, что выстрелил? Или тем, что женился на его дочери? Теодор, не уходи от ответа! Скажи мне прямо, кого ты подозреваешь. Назови имя! – схватил я его за рукав.
– Ты видел, как она рисует? – посмотрел он на мою руку. И я её медленно, нехотя, но всё же её разжал.
– Да, она очень талантлива. Хочу показать своим спецам в «Галерее». И думаю, найти ей хорошего учителя.
– Отличная идея. Она бесспорно талантлива. В отца, – тяжело вздохнул он и, уже уходя, добавил: – Найди того, кто подбросил князю её альбом и найдёшь предателя. А имя я ей уже назвал.
– Чёртов бюргер! Ты же наверняка назвал ей моё имя? Да?! – заставил я его вернуться.
– Он сказал: «Я звал её Несмеяна. Никогда в жизни не видел такой неулыбчивой девочки», – подошёл Тео почти вплотную. – Я спросил: «А как её звали?» Тогда я думал, что его дочь умерла. И он ответил: «Однажды ты поймёшь, что для тех, кого любишь, нет прошедшего времени. А имя… имя – пустой звук. Для кого-то он Арман, для меня Чека, но я часто думаю: как его звала бы она». «Если бы я мог, то рассказал бы ей про него. И про себя», – выпалил я. Он улыбнулся: «Обещаешь?» И я, мелкий дурак, кивнул: «А можно, его имя я назову как ты? Чека».
– Ты и назвал? – оглушённый услышанным, едва прошептал я.
– Вот только, прости, не спросил, как она зовёт тебя, – он резко развернулся и ушёл.
Я выскочил следом за ним на улицу. Янка стояла у выхода из салона, а Бломберг словно испарился.
– Привет! – улыбнулся я, перейдя дорогу. Выдохнул, стараясь не выдать что творится у меня в душе. И принялся её с недоумением разглядывать. Всё те же стянутые в хвост волосы. Всё тот же скромный макияж. – Мне кажется, или надо потребовать назад свои деньги? Что они там делали с тобой полтора часа?
Но она улыбнулась загадочно, а потом наклонилась к моему уху:
– Любовь всей моей жизни, ты смотришь не туда.
Глава 40. Яна
Как же быстро пролетело время с того долгого дня. С той безумной ночи, когда я сделала тотальное бикини с тонкой «взлётной» полосой на лобке.
Я и представить не могла, что это так больно, но… так круто. Хотя мой любимый мужчина и уверял, что, когда женщину любишь – всё это фигня.
«Все эти короткие юбки, обтягивающие платья, обувь на каблуках – всё это однозначно фигня», – я усмехнулась, закрывая воду в душе.
И как он вдруг застывал как громом поражённый и нервно сглатывал – тоже.
И духи, что мне презентовала Дина Эбнер, честно признавшая своё поражение, совсем не сводили его с ума.
Кстати, о Дине. Подругами мы, конечно, не станем, но меня как-то отпустило, когда пришло осознание, что совсем не такая идеальная, как кажется, у них семья. Просто дружная и большая. И пусть я в такой не выросла, но ведь могу создать свою.
– Когда во всём разберусь, конечно, – накинула я халат очередной красивой и дорогой гостиницы и вышла.
И когда перестану думать: не ошиблась ли я.
Когда-нибудь…
Но сейчас меня словно поделили на две части.
И одна из них любила Армана со всем его прошлым, недостатками, грубостью и дурацкими привычками, глубоко и без остатка.
Любила, когда меня будила его рука. Скользила по спине, пояснице, ягодицам. Нежно сжимала одну. Шла снизу по согнутой ноге. Потом в обратную сторону по бедру. Ложилась на живот и подтягивала себе.
Любила, когда он входил в меня. Сзади или сверху. С напором или нежно. Двигался быстро и резко или медленно и осторожно. Когда это было так чувственно и страстно, что я забывала, что я – это я.
Когда он смотрел так, словно ничего не видел в жизни прекраснее.
И целовал так, что я хотела, чтобы это не заканчивалось никогда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})А другая моя половина… его тихо ненавидела. Как жертва – палача.
Другая моя половина только делала вид, что у нас всё хорошо. И прогоняла зудящие как комары мысли. Стараясь убежать от себя. Отмахнуться от того, что, глядя на его руки, вспоминала как уверенно они сжимали пистолет. Видя приподнятую бровь, думала: куда он целился? В живот, в голову, в сердце? И думала: что он почувствовал… тогда? Когда тихо щёлкнул затвор. Грянул выстрел. И отец упал. Успел ли он что-нибудь сказать? Закрыл ли он глаза или так и смотрел в холодное равнодушное дуло пистолета, который держал в руках его лучший друг?
И чем больше она, моя худшая половина, об этом думала, тем острее я чувствовала себя его постельной игрушкой. Пустышкой, а не женой. Глупой безмозглой тряпичной куклой «Дочь друга», на которой он женился, потому что так надо: долг, обещания, наследство, угрызения совести (нужное подчеркнуть). И возил с собой для секса.
Порой, когда Арман говорил о ребёнке, я даже снова чувствовала себя просто инкубатором, только теперь для его потомства.
Я что-то потеряла. Утратила целостность, и не только свою – я перестала чувствовать себя единым целым с ним.
«Ты всё равно не настоящая жена», – бросила мне в лицо Дина Эбнер.
«Ваш фиктивный брак» и «Ты там ещё жива?» – всё чаще слышала я по телефону от матери.
В кармане ожил телефон. Опять звонила она.
– А почему я должна быть не в порядке? – на её насмешку удивилась я.
– Волнуюсь, что он затрахает тебя до смерти, – типа пошутила она. – Ты кроме гостиничных номеров хоть что-нибудь видишь?
– Мама, ну конечно! Мы объездили всю Европу.
– Правда?! Зальцбург, Мюнхен и Цюрих ты называешь всей Европой?
– А ещё Вена, Грац, Констанц, Базель, – я остановилась, чтобы набрать в грудь воздуха и перечислять дальше, но она перебила.
– Дай угадаю: у твоего фиктивного мужа просто были дела.
– Да, у него были деловые встречи. Но на каждую из них он брал с собой меня.
– Как ручную зверушку? Чтобы все подивились?
– Нет, – буркнула я.
Но на самом деле «да». Он мной словно хвастался. Его молодая красавица-жена!
Ко мне на тех встречах относились с умилением, когда я говорила по-немецки.
И с лёгким смущением разглядывали мои рисунки, которые Арман щедро всем показывал, пока я сгорала со стыда. И бесполезно было протестовать, он заявил, что ими гордится. А ещё они его заводят.
Вот только заводило его всё.
И да, мы бродили по украшенным к Рождеству улочкам. Покупали сувениры и разные ненужные, но красивых вещи. Ели в ресторанчиках. Бывали на встречах и в гостях. Но при каждом удобном и не очень случае занимались сексом. Возвращались в гостиницу. Снова занимались сексом. Спали в обнимку. И снова занимались сексом. Говорили, спорили, ругались. И мирились тоже сексом.
– Не переживай, моя девочка, – перешла на ласковый тон мать. – Я тебя с радостью от него избавлю.
– Мама, что ты такое говоришь! – возмутилась я.
– Знаю, знаю, тебе никто, кроме него не нужен. Но это ты ему ври, а не мне. Уж не знаю, как он так ловко заставил тебя выйти замуж. Но я этим займусь, когда ты вернёшься.
Я дёрнулась, когда моей ноги коснулись пальцы, и выронила телефон.
– Арман! – возмутилась я, но он его уже поднял.
– У-у-у, – протянула мать, когда я снова прижала телефон к уху. – Ну, всё удаляюсь. Привет фиктивному мужу. Пока!
– Дай угадаю: госпожа адвокат? – обняв сзади, отобрал он телефон и развязал мой халат.
Я кинула. Послушно позволила тонкой ткани упасть на пол.
– Чего-нибудь хочешь? – он поцеловал меня в плечо.
– А что можно? – обречённо спросила я.
– Тебе – всё, ведь ты моя жена, – его губы коснулись шеи. – Но правильный ответ: меня. А знаешь, чего хочу я? – загадочно зашептал он.
– Судя по всему, чего-то неприличного.
– Угу, – кивнул он и только что не облизнулся. А потом уложил меня на кровать. – Поласкай себя. А я подрочу.