Татьяна Алюшина - Смерть в наследство
Почему он сейчас вспомнил этот разговор?
Почему за последние два дня вспомнил так много из того, что давно уже убрал подальше, предпочитая не доставать и не думать о прошлом, не ворошить?
К дому он подъехал почти в полночь. Антон открыл ворота, впуская его и закрывая их на ночь. Сергей вышел из машины, потянулся, разминая уставшие мышцы. К нему вразвалочку подошел Апельсин, проверить, все ли в порядке, и так же неторопливо, не теряя бдительности, двинулся дальше — обходить вверенную ему территорию.
— Как дела? — спросил, подойдя и поздоровавшись, Антон.
— Интересно! — ответил Сергей.
— Голодный?
— Да нет, перекусил по дороге.
— Тогда спать, утром расскажешь.
— Спать — это хорошо, — он потер ладонями лицо, — устал что-то.
Сергей поднял голову и посмотрел на темные окна второго этажа, чувствуя, что кто-то на него смотрит, и даже зная кто.
Ника слышала, как подъехала машина, она встала с кровати, подошла к окну и смотрела, как въезжает на дорожку к гаражу знакомый автомобиль. В отблесках желтых фонарей, стоящих вдоль подъездной дорожки, чей свет делал окружающую картину несколько нереальной, она увидела, как Кнуров вышел из машины, поздоровался с Антоном, погладил подошедшего Апельсина.
Они не спеша направились к дому, и Кнуров вдруг поднял голову и посмотрел прямо на нее. Она знала, что он не может ее видеть, но инстинктивно отскочила от окна перепуганной мышью.
«Ну в чем дело-то?! Чего я пугаюсь этого мужика?»
Бог его знает почему, вот уже два дня она все время о нем думает и уговаривает себя, что это только потому, что не знает, как там решается или не решается ее проблема. А их с дедушкой подвинули, молча дав понять, чтобы сидели и не высовывались, а она так не может, ей нужны действия, а не тупое сидение в гостях.
И вообще все неправильно, а как правильно, она не знает!
Он жесткий, суровый, слишком много видевший и знающий, слишком благополучный, слишком уверенный в себе и слишком мужчина. Всего слишком!
Одним словом — Матерый!
И если и бегать мышью от окна, то точно не из-за такого! И тем более упаси Господь влюбиться!
«А никто и не собирается! И не думаю я о нем вовсе, и вообще он меня раздражает! И ничего я про влюбленности не знаю, да и знать не хочу!»
Она на самом деле не знала, что это такое — влюбиться.
Ника никогда не была с мужчиной.
Не потому, что была неприступной, холодной или, не дай бог, феминисткой какой-нибудь. Просто так сложилось.
Веронике было шестнадцать, когда погибли родители. Она не только мальчиков, вообще никого не замечала, держась, как за спасительный плот, только за две мысли — надо учиться и все время быть с Сонечкой!
После похорон дочери и зятя Сонечка слегла, и Нике пришлось взять на себя все хозяйство. Бабуля переносила горе одна, отказавшись переехать к ним. Ника разрывалась между двумя домами, поликлиникой, врачами, школой, пока бабуля не остановила этот бег.
— Никуша, я справлюсь, ты за меня не беспокойся. Я сейчас уеду на месяц, мне надо, а когда вернусь, я тебе помогу с Соней.
Теперь-то Ника знала, что она была с дедушкой, а тогда страшно волновалась — куда и зачем? А если ей плохо станет?
Сосредоточившись на Сонечке и не придавая ничему другому значения, Вероника между делом закончила школу с золотой медалью и поступила в институт.
Бабуля помогала им деньгами, но сидеть на ее шее Ника не собиралась и постоянно где-то подрабатывала вечерами и в выходные. У нее не оставалось ни физических, ни моральных сил, да и времени на лихую, развеселую студенческую жизнь.
Сонечка оправилась, но уже не была такой быстрой, жизнерадостной, как раньше, и все время прихварывала: то простудится, загриппует, то сердце прихватит, ноги разболятся — не одно, так другое.
Ника институт окончила, бабуля, у которой на все случаи жизни были «хорошие знакомые, прекрасные специалисты», подняв некоторую часть этих знакомых, устроила ее на работу с неплохой стартовой зарплатой.
Ника трудилась, как пони, впряженная в карусель, — без выходных и праздников, с ненормированным рабочим днем, который почему-то не нормировал только отдых. Но она стала классным специалистом, с высокой зарплатой и заслуженным глубоким уважением начальства и подчиненных.
Какие там романы!
Да и никакого, хоть мало-мальского интереса не вызывали в ней мужчины, с которыми она работала. Вот хоть ты тресни! Вероника открыла для себя тот факт, что, оказывается, большая их часть нытики, истерики и комплексов — от мании величия до собственной неполноценности — у мужчин не меньше, а то и побольше, чем у женщин!
И ни разу у нее ручки не задрожали, и не забилось сердце быстрее, и не возникло желания узнать кого-то из представителей мужского пола ближе.
А потом умерла Сонечка, перед смертью тяжело и долго болела, а ровно через год, день в день, умерла бабуля.
Вот так и получилось, что к тридцати годам Ника ни разу не целовалась, не знала, как надо флиртовать, заигрывать, и совершенно не владела не то что искусством, а даже зачатками знаний о том, как надо кокетничать, преподносить себя в лучшем свете и увлекать мужчин, толкаясь локтями на безграничном рынке невест.
Несколько раз, купив глянцевые журналы и проштудировав их, она убеждалась в полной своей тупости: все равно что читать китайские иероглифы — красиво, но ни черта не понятно! Зашвырнув их куда подальше, она смирилась со своей ущербностью, безнадежно успокаивая себя, что не всем дано родиться красивыми, сексуальными и привлекательными, а уж совсем редко кому дано умение преподносить себя в каком-то там распрекрасном выгодном свете.
Но, наперекор себе и всему свету, следила за своей внешностью — салон, немного спорта, дорогая одежда — подчиняясь естественной необходимости соответствовать занимаемой должности, уровню и кругу делового общения, откровенно не понимая, на кой черт ей все это надо!
Эдакий ее вечный спор и маленькая война частного масштаба с самой собой.
Утром Ника проспала.
Когда она пила кофе, в кухню прибежала Наталья, с горящими от интереса глазами.
— Никочка, давай скорее, там уже все собрались, на террасе, ждем только тебя.
— Иду! — дожевывая по дороге бутерброд, подорвалась с места Вероника. — Доброе утро! — поздоровалась со всеми хорошо воспитанная девушка Ника, поднимаясь по ступеням на террасу.
— Все в сборе, начнем! — предложил Антон.
— Мне звонил Константин Тишин. — Сергей посмотрел на Нику, как ей тут же показалось, осуждающе. — К нему пришла сестра с покаянием в вашем обмане. Костик спрашивал, не знаю ли я, где вы, ибо его любимая сестра Мила пребывает в панике и слезах по поводу исчезновения подруги, к тому же ее расспрашивали о вас какие-то мужчины.
