Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого
Встав напротив нее, Крис заговорил твердо и решительно:
— Мелоди, теперь не время бросаться в панику, впадать в истерику. Тебе надо быть сильной. Я понимаю, насколько велики твои страдания, но ты должна появиться у него с улыбкой на лице, чтобы показать, что ты по-прежнему любишь его. Люди сочетаются браком не только на радостные времена, но и на горькие — тоже. Поэтому сейчас ты примешь душ, оденешься, сделаешь макияж, красиво причешешься и поедешь к нему. Там ты обнимешь его, поцелуешь и скажешь ему, что ему есть для чего жить.
— НО ЕМУ НЕ ДЛЯ ЧЕГО! — закричала она. — НЕ ДЛЯ ЧЕГО БОЛЬШЕ ЖИТЬ!
Тут она сломалась окончательно и зарыдала.
— Нет, я не хотела этого сказать… я люблю его, я люблю… но не заставляйте меня ехать к нему и видеть его, лежащего неподвижно. Я не смогу… я не переживу, пока он снова не улыбнется сам и не обнимет меня… может быть, тогда я смогу принять его таким, каким он стал… может быть…
О, как я ее ненавидела в этот момент: за истерику, за то, что она отказывалась помочь Джори в самый трудный для него момент. Я встала рядом с Крисом, взяв его под руку:
— Мелоди, неужели ты думаешь, что ты единственная жена и будущая мать, кто обнаруживает, что земля разверзлась у нее под ногами? Нет. Я ждала Джори, когда его отец попал в смертельную для него автомобильную катастрофу. Так что будь благодарна судьбе, что Джори остался жив.
Она опустилась в кресло сломанной, бесформенной куклой, залилась слезами и долго не поднимала лица. Когда, наконец, она взглянула на нас, она спросила:
— А не приходило ли вам в голову, что смерть в этой ситуации была бы для него предпочтительнее?
Это было то самое, что мучило и меня. Я боялась, что Джори сделает что-нибудь, чтобы оборвать свою жизнь, как это сделал Джулиан. Я не могла этого допустить. Не должна еще раз допустить.
— Ну, тогда оставайся здесь и плачь, — проговорила я с ненамеренной жесткостью. — А я не оставлю моего сына наедине с бедой. Я буду рядом с ним день и ночь, чтобы не позволить ему расстаться с надеждой. Но подумай о том, Мелоди, что ты носишь его ребенка, а это делает тебя самым важным человеком в его жизни. И в моей тоже. Он нуждается в тебе, в твоей поддержке. Извини, если я была груба с тобой, но я обязана думать прежде всего о нем… полагаю, что и ты — тоже.
Она безмолвно плакала и глядела на меня. Слезы бежали по ее щекам.
— Скажите ему, что я скоро приеду, — хрипло проговорила она. — Скажите ему это…
Мы сказали ему. Он не открыл глаз, не разомкнул сжатых губ. Но мы знали оба, что Джори не спит: он просто выключил себя из этой жизни.
Джори отказывался есть, пока не было решено кормить его внутривенно. Приходили и уходили летние дни, такие исполненные света и тепла — и такие грустные. Иногда, когда рядом были Крис и Синди, я бывала счастлива, но редко меня согревала надежда.
Ах, если бы были такие слова, которые помогли бы мне начать новый день. Если бы можно было прожить жизнь сначала: тогда бы, возможно, я спасла Джори, Криса, Синди, Мелоди, себя… и даже Барта.
Ах, если бы он не соглашался танцевать в тот день эту партию…
Я пыталась сделать все, что могла, как пытались и Крис, и Синди вытащить Джори из той «черной дыры», куда он себя загнал. Впервые в жизни Джори был недоступен мне, его душа ускользала от меня, и я не в силах была облегчить его горе.
Он потерял в своей жизни самое важное. Без ног вскоре он потеряет свое чудесное, сильное, ловкое тело. А я не могла без слез глядеть на эти красивые, сильные ноги, которые были теперь столь неподвижны, столь бесполезны.
Неужели бабушка была права, когда говорила, что мы все прокляты Богом, все рождены для горя и боли? Или она сама так решила и тем самым прокляла нас всех, обрекла на неудачи?
И к чему все успехи, все достижения мои и Криса, если наш сын лежит теперь как неживой, а наш второй сын отказывается даже навестить его?
Барт стоял и тупо глядел на Джори, который выглядел так беспомощно с закрытыми глазами, с протянутыми вдоль тела руками…
— О, Боже мой, только и прошептал Барт, поспешил вон из палаты и не появлялся больше у Джори.
Я не смогла уговорить его навещать Джори.
— Мама, если он даже не знает, что я приехал, какая польза от моих визитов? А я не могу видеть его в таком состоянии. Прости, я сочувствую ему… но ничем помочь не могу.
Я в недоумении глядела на Барта: неужели я когда-то хотела помочь ему ценой риска жизнью моего любимого Джори?
И тогда, в отчаянии, я стала уверять себя, что Джори вновь будет ходить, будет танцевать. Это кошмар, говорила я себе, который надо вынести, чтобы он кончился; и тогда Джори вновь станет таким, каким он был.
Я рассказала Крису о своих планах: во что бы то ни было внушать Джори, что он будет вновь ходить, если уж не танцевать.
Крис выглядел крайне опечаленным.
— Кэти, ты можешь подать ему ложные надежды. Лучше бы, чтобы ты постепенно подвела его к мысли принять то, что поправить невозможно. Дай ему свои силы. Помоги ему, но не надо обещать то, что может не сбыться и привести к горчайшему разочарованию. Я знаю, как тебе трудно. Я пребываю в таком же аду, как и ты. Но всегда помни: наш ад — это ничто по сравнению с его адом. Мы можем сочувствовать ему, горевать вместе с ним, помогать ему, но мы не можем влезть в его шкуру. Мы не проживем вместе с ним тяжести его потери — он должен пройти эту муку один. Он лицом к лицу с той агонией, которую мы с тобой едва ли поймем. Все, что мы можем теперь сделать — это быть рядом, когда он уже не сможет пребывать дольше в своей защитной оболочке, в своем спасительном сне. Быть вместе с ним, чтобы дать ему надежду, желание жить дальше — и сделать это должны мы, потому что на Мелоди нечего и надеяться!
Именно это казалось мне столь же ужасным, как и само несчастье с Джори: его собственная жена чуралась его, будто он прокаженный. Оба мы с Крисом умоляли ее поехать с нами; говорили, что ей надо быть там, даже если она не скажет ничего, кроме «привет, я люблю тебя!».
— Что я могу сказать такого, что вы еще не сказали?! — кричала в ответ Мелоди. — Он не захотел бы, чтобы я видела его в таком виде. Я лучше вас его знаю. Если бы он хотел видеть меня, он бы сказал об этом. Кроме того, я боюсь, что я стану там плакать и скажу все неправильно. А если я не заплачу, он может открыть глаза и увидеть на моем лице такое выражение, что это заставит его почувствовать себя еще хуже. Я не хочу ответственности, я боюсь! Прекратите настаивать! Подождите, пока он сам захочет видеть меня… и тогда, возможно, я соберусь с силами…
Она избегала нас с Крисом, будто мы были зачумленные, будто мы могли разрушить ее надежду, что когда-нибудь этот кошмар закончится счастливо.
