Памела Кент - Притяжение любви
— Конечно, я отдал бы свою жизнь. Но только если бы существовала какая-то цель. А ты отдаешь свою жизнь без всякой цели.
— Но я не хочу жить без своей семьи. Если мне и вправду суждено умереть, хотя я в этом пока не уверена, сколько бы дней мне ни осталось, я хотела бы провести их с ними.
— Этого я понять не могу.
— Значит, я не хочу подниматься до вашего уровня. Думаю, что в этом мы ближе к... — На сей раз она произнесла звуки более правильно.
— Я бы хотел испытывать те же чувства, что и ты.
— Не думаю.
Она почувствовала, как он взял ее за руки. В его прикосновениях не было ничего навязчивого. Никогда не было. Казалось, что он растворяется в ней в полном соответствии с ее мыслями и чувствами. Его присутствие ее одновременно согревало и пугало. Это то, что она должна была получить, если бы захотела спасти свою жизнь. Но как отличалось это от того, что было у нее со Стефаном. Это тоже было любовью. Любовью в понимании Алдена.
Но не в ее понимании. Не такая любовь была ей нужна. Ей хотелось, чтобы у них со Стефаном было такое же понимание, как с Алденом, но чтобы это понимание сочеталось со страстью, которую она всегда к нему испытывала.
— Я не могу их оставить, — выговорила она.
— У тебя есть время, чтобы подумать и решить.
— Сколько у меня времени?
— Точно я не могу сказать. Мы сможем определить это по тому, как будет развиваться болезнь.
— Значит, ты останешься со мной? Ты подождешь?
— Я останусь здесь ровно столько, сколько буду тебе нужен. Я постараюсь, чтобы мое присутствие действовало на тебя успокаивающе.
Она повернулась к нему. Он обнял ее и прижал к себе.
Спокойствие, которое он ей приносил, было бесконечно.
Ей всем сердцем хотелось, чтобы на его месте был Стефан.
ГЛАВА 12От квартиры Стефана до больницы было минут пять. Поэтому, собственно, он в ней и поселился. Она находилась в обыкновенном каменном четырехквартирном доме, принадлежащем другому врачу. Стефан собирался когда-нибудь купить свой собственный дом, но за последний год он даже не удосужился ни разу посмотреть на каталог.
После развода Стефан попросил Кэрол, медсестру, работающую с ним, помочь ему выбрать мебель. Он только объяснил, какие расцветки нравятся ему больше всего, а уж остальную работу Кэрол сделала как нельзя лучше. Хотя ни он, ни она особого энтузиазма при этом не выказали. Единственным интересным элементом интерьера были рисунки Мэнди и Джефа, оправленные в рамки и подаренные Стефану Линдсей на Рождество.
Через две недели после последней поездки на Келлис, субботним утром, Стефан потягивал кофе, стоя возле карандашного рисунка медведя, сделанного Мэнди в возрасте трех лет. В квартире все еще стоял запах вчерашнего ужина. Стефан принимал у себя бывшую жену одного своего коллеги и готовил ей цыпленка под чесночным соусом. Муж Элен недавно предпочел ей молоденькую и хорошенькую пациентку, и в связи с этим Элен пребывала в удрученном состоянии. Стефан встретил ее случайно возле супермаркета, и они отправились выпить. Пропустив пару стаканчиков, они закончили ужином у него дома.
Но если бы даже кто-нибудь из них захотел, чтобы их отношения переросли в нечто большее, они не смогли бы этого допустить.
Стефану сначала казалось, что он хочет Элен. Ему был нужен кто-то, чтобы стереть из памяти ощущение тела Линдсей, аромат ее кожи, тепло ее прикосновений. Но смугловолосая Элен со своей голливудской улыбкой для этой роли никак не подходила. Да и никто не подошел бы. Они расстались, оставив при себе невысказанные сожаления. Стефан даже не записал номер ее телефона.
Он смотрел на нарисованного Мэнди медведя и представлял, что разговаривает с ним. Вырасти, настаивал Стефан. Стань человеком, раз уж не можешь быть медведем. Забудь о прошлом и подумай о будущем.
Но ему и в голову не приходило, как это можно сделать.
В операционной он был Господом Богом. Он не верил в собственную всесильность: такие вещи могут оказаться роковыми в профессии хирурга. Но оперируя, он держал в своих руках жизнь и смерть, и никто не спрашивал его о том, что он при этом чувствует. Да и в конце концов, что могли значить его чувства в сравнении с неверным движением руки или потерей самоконтроля? Важно было, что он делал, а не что он при этом испытывал.
Теперь же казалось, что чувства вытеснили все, смели все преграды на пути. После развода волны эмоций стали захлестывать в нем логику действий и способность сосредоточиться. А с тех пор как Линдсей во второй раз прогнала его, в его душе не осталось и следа спокойствия или надежды вновь его обрести.
Он услышал на лестнице шаги и детский смех. Он сказал себе, что в это утро все будет хорошо. Линдсей, наверное, не захочет с ним встречаться и поэтому проводит Джефа и Мэнди лишь до двери. Разговаривая с ней накануне по телефону, он старался держать дистанцию и сказал лишь, что хочет забрать детей на выходные. Она вызвалась сама их привезти, сославшись на то, что у нее все равно есть дела в городе. В их беседе не было ничего личного. Ему даже показалось, что она стремится как можно скорее повесить трубку.
Зазвенел звонок входной двери, и Стефан, позабыв о медведе Мэнди, помчался встречать ее саму. Он схватил ее на руки и крепко прижал к себе, вдыхая аромат цветочного шампуня и детского тельца. Свободной рукой он потянулся к Джефу, но тут увидел Линдсей.
— Привет, Стефан.
Какое-то мгновение он даже не знал, что ей ответить. Он кивнул и перевел все внимание на сына, но в горле у него пересохло. Он слушал детскую трескотню, что-то пропускал мимо ушей, на что-то отвечал, чем-то восторгался. Казалось, он никогда не опустит Мэнди на пол. А Джефа он с такой силой прижал к себе, что ребенку оставалось только беспомощно попискивать.
Он сдался только тогда, когда дети сами потребовали, чтобы их пропустили внутрь и показали, что там появилось новенького. Линдсей стояла в нескольких шагах от Стефана и смотрела на него.
— Я не ожидал тебя увидеть, — сказал он.
— Почему? Я же сказала, что привезу детей.
— Помню. Но мне казалось, что ты захочешь оставить их у дверей.
— Правда? — Линдсей была одета во все розовое. Когда-то этот цвет подчеркивал свежесть и сочность ее кожи. Но сегодня она выглядела бледной. Очень бледной.
Он отошел в сторону, чтобы впустить ее. Этого требовала обыкновенная вежливость.
— Зайдешь?
— С удовольствием.
Он удивился не меньше, чем когда увидел ее в дверях.
— Хорошо. Я сварил кофе. Выпьешь?
— Да, спасибо.
Следуя за Линдсей на кухню, Стефан обратил внимание на то, как она двигается. Казалось, она плывет. То, как она держала голову, сказало ему, что ее мучает головная боль.