Джудит Гулд - Грехи. Книга 2
Она выбрала для него самую приемлемую и исключительную форму наказания. Ему тоже придется купить часть акций «Ле Эдисьен Элен Жано», как это было в случае с Юбером. Но на этот раз условия будут совершенно другими.
На лице Элен появилась улыбка. Наказание фон Айдерфельда под стать его преступлениям. Она заставит его жить в постоянном страхе, боясь разоблачения. На него всегда будет направлен ее обвиняющий перст. Она позволит ему жить в норе в его параноидном уединении, но раз в три месяца он обязан будет присутствовать на заседании правления. Причем правила посещения ее совещаний должны соблюдаться неукоснительно. Она предусмотрела в контракте – а ему придется согласиться на ее условия, иначе она будет вынуждена обратиться к израильским властям, – что он должен добираться до Парижа вторым классом вместе с остальной публикой. По своему выбору он может пользоваться рейсовыми самолетами, рейсовыми поездами и автобусами. Но ему запрещается ездить в собственной или арендованной машине, не сможет он также нанять самолет или автобус, не сможет укрыться в спальном вагоне поезда и даже не сможет воспользоваться услугами такси. Путешествие пароходом также строго запрещается, потому что пароход – это то же самое, что и гостиница: всегда легко улизнуть и запереться у себя в каюте. Нет, для встреч с ней Карл фон Айдерфельд будет путешествовать открыто, среди тех, кого он больше всего боится, – среди людей. Она даже тщательно продумала маршрут его перемещения самолетом: Франкфурт – Тель-Авив – Париж. Париж – Тель-Авив – Франкфурт. Крюк, конечно, порядочный, но каждый раз, ступая на израильскую землю и имея дело с израильскими чиновниками, он будет умирать от страха. Последнее должно напугать его больше всего таможенники кого угодно заставят нервничать, особенно человека с темным прошлым.
Страх разоблачения – самая лучшая из угроз. Альбиносы встречаются редко. Они привлекают всеобщее внимание, и их не так-то легко забыть. И где-нибудь когда-нибудь кара за преступления настигнет его. Не в Париже, так в Тель-Авиве. Рано или поздно, но это все равно случится.
Элен была довольна. Она не испытывала гордости за столь хитроумный план, но и от стыда тоже не мучилась. На сей раз, суровость наказания граничила с гениальностью. Фон Айдерфельду не удастся пройти через быстрый, сенсационный показательный процесс, результатом которого станет петля палача на его шее. Ведь с этой петлей исчезнут и все его страдания, мертвому не больно.
Нет, пусть уж перед смертью вдоволь настрадается. Это будет происходить медленно и болезненно. Прошлое будет все время преследовать его, от него никуда не спрячешься. Особенно если принять во внимание специально оговоренные в контракте условия, как, например: он не имеет права подвергаться никакой косметической операции, или другое – ему запрещается ездить под чужим именем. В контракте даже есть пункт, запрещающий ему носить во время путешествий любого рода шляпы, и он может надевать только те очки, без которых просто не обойтись; величина линз – не больше шести с половиной квадратных сантиметров. Таким образом, маскировка любого рода абсолютно исключается.
На лице Элен появилась жестокая улыбка. Четыре раза в год загнанная в нору лиса будет вынуждена вылезать оттуда. Четыре раза в год – этого вполне достаточно. Между заседаниями у него в запасе будет девяносто дней, и все эти дни он будет думать только об очередной поездке.
Элен вздрогнула, когда шасси самолета коснулись бетонной дорожки. Через иллюминатор она разглядела коричнево-желтый с красной полосой флаг Германии, который пришел на смену зловещему флагу со свастикой. Рядом с ним развевались на ветру флаги других стран. Уже совсем скоро. Только небольшое расстояние отделяет ее от Дюссельдорфа и Карла фон Айдерфельда.
В терминале ее уже ждал Карл Хеберле.
– Добро пожаловать в Германию! – громко проговорил он по-французски, стараясь перекричать шум толпы и громкоговорителей.
– Надеюсь, я не очень навязчива, – отозвалась Элен по-немецки, тщательно подбирая слова. – Я здесь, кроме вас, никого не знаю.
– Абсолютно ненавязчивы, – по-немецки ответил Хеберле. – Может, вы и не простите меня, но я не стал арендовать машину с шофером, как вы просили. Если вы не возражаете, то я весь к вашим услугам.
Элен с благодарностью взяла его под руку.
– Спасибо, с удовольствием. А сейчас давайте опять переключимся на французский. Мне кажется, я еще не очень сильна в немецком.
– Напротив, вы неплохо говорите, и произношение у вас просто великолепное.
Элен была польщена. Она не стала рассказывать Карлу, что одновременно с немецким изучает еще и английский с итальянским. Нужда заставила. Сейчас у ее журнала появились и иностранные дистрибьюторы – пусть пока и нет изданий на других языках, но лучше подготовиться заранее. Как ни странно, но изучение нескольких язьжов одновременно не вызвало у нее никаких проблем. Она сразу запоминала слова, легко овладевала синтаксисом и грамматикой. И что самое удивительное, никогда не путалась в употреблении слов в разных языках.
– У меня новая машина, – небрежно бросил Карл, когда они подошли к месту парковки. – Благодаря вашей щедрости мой старенький «опель» ушел на покой.
– И вы купили «мерседес», – рассмеялась Элен.
– И я купил «мерседес», – рассмеялся и он.
Элен в нерешительности замерла, затем, не торопясь, вышла из машины и задумчиво посмотрела на высокое здание прямо перед собой. Все вокруг напоминало лунный пейзаж: рытвины, колдобины, горы коричневой земли. Поодаль виднелся огромный промышленный комплекс. Он, словно гигантская гидра, распластал во все стороны свои щупальца, которые извивались, закручивались и жили своей собственной жизнью. Дальше виднелись огромные химические резервуары, похожие на раздувшиеся животы; из каждого торчали трубы, выбрасывающие в небо вечное пламя. Элен представила, что это вырывается из-под земли адское пламя. Место весьма гротесковое – как раз для человека, с которым она назначила встречу.
Карл фон Айдерфельд отошел от окна с затемненными стеклами, устало опустился в тиковое, обитое кожей кресло. Несколько минут назад ему позвонил охранник и предупредил, что приехала мадам Ковальская. Все, что он мог разглядеть с высоты пятнадцатого этажа, были мужчина и, как ему показалось, изящная, привлекательная женщина. Нельзя сказать, что он надеялся узнать ее издалека, но все-таки. Он гордился своей фотографической памятью, ибо помнил лица, которые видел много лет назад.
Грудь его пронзила острая боль.
Открыв ящик стола, он вынул оттуда золотую инкрустированную коробочку для пилюль работы Фаберже, которая когда-то принадлежала русскому царю. Нажал на кнопочку, вынул одну из них и быстро сунул в рот.
