Наталья Потёмина - Планы на ночь
Подбодренный скромными рыбьими яйцами, Савва резко сменил тему:
— В самое ближайшее время я намерен заделать все выбоины на дороге своего бизнеса.
Никогда еще наш шеф в своих речах не касался темы поруганной дороги, но почему-то именно сегодня она показалась ему особенно благодатной. Савве всегда нравилось говорить «красиво», но при всей своей любви к прекрасному он страдал некоторой невнятностью и я, бы даже сказала, двусмысленностью речи, что порой ставило окружающих в очень неудобное положение. Хотя все уже давно привыкли, что условные единицы Савва упорно называет удельными, табуретку обзывает тубареткой, а гондолу — и вовсе неприличным словом, сегодняшний перл шефа показался мне особенно забавным. Вместо слова «выбоины»
Савва произнес «выибоны», что прозвучало хоть и несколько замысловато, но свежо. И пока все переваривали услышанное, я, как человек с детства не равнодушный к слову, начала тихонечко попискивать в кулак.
— Вам плохо, Бородина? — строго спросил шеф.
— Мне плохо, Савва Морозыч, — быстро согласилась я, и чтобы он чего плохого не подумал, прикрыла рот ладонью, пытаясь кашлем замаскировать свой неуместный смех.
— Иди водички попей, — смилостивился Савва, и я пулей выскочила из кабинета.
Следом за мной вылетела Юлька. Мы встретились в туалете и какое-то время потратили на то, чтобы поправить потекшую от смеха косметику. Вот за что я люблю своего шефа? За то, что он никогда не даст нам соскучиться.
Но Юлька вдруг резко посуровела и набросилась на меня:
— Нашла тоже мне время и место.
— А что я такого сделала? — удивилась я.
— Думаешь, он не понял, что ты над ним покатываешься? — разозлилась Юлька.
— Как ты могла так плохо обо мне подумать? — Я сделала невинные глаза и тут же снова прыснула в кулак.
На этот раз мои чудачества не произвели на Юльку должного впечатления.
— Ты считаешь, он станет с тобой до пенсии цацкаться? Размечталась!
— Чему быть, того не миновать. — Я сразу поскучнела и стала нарочито медленно намыливать руки.
— Где ты еще себе такую непыльную работу найдешь?
— А что, уже пора? — спросила я с надеждой.
— Давно пора! — снова заорала Юлька. — Знаешь же, что Савва держит тебя из-за одного только уважения ко мне.
— А ты меня уважаешь?
— Убила бы, — сказала Юлька и полезла за батарею, искать припрятанную там сигаретную заначку.
— Ну и что мне теперь прикажешь делать? — спросила я, продолжая умывать руки.
— Надо делать ноги, — неожиданно предложила мне Юлька, — не твое это, Маня, дело, не твое.
— Я и без тебя знаю, что не мое! — разозлилась я. — Но на жизнь зарабатывать как-то надо?
— Как-то надо, — согласилась Юлька.
— Знать бы еще, как, — вздохнула я.
— Тем более! — встрепенулась она. — Если не можешь заработать себе на булку с маслом, дорожи хотя бы той корочкой хлеба, которая у тебя пока есть.
— Ты сама себе противоречишь, — поймала ее я, — то «делай ноги», то «корочкой дорожи».
— Вот где не надо, там ты, Маня, умная, — обиделась Юлька.
— Не без того, — я воспряла духом и тут же выключила воду.
— Только вот, если ты такая умная, — продолжила она, — то почему такая бедная?
Я вытянула из Юлькиных тонких пальцев сигарету и глубоко затянулась.
А ведь она права. Куда ни глянь, я всюду дура. Но тебе, умная моя Юлечка, я найду, что сказать.
— Не везет мне в деньгах, повезет в любви. — Я гордо улыбнулась своему отражению в зеркале и затушила Юлькину сигарету о дно раковины.
— Ё-мое, — заржала Юлька, — нашла, чем хвастаться. Твой шалашный рай — до первых холодов. А потом подует ветерок, дождик закапает — и все, дорогая моя стрекозуля, поди-ка, попляши.
— А мне все равно, — гордо заявила я, — сколько б ни было отпущено — все мое!
— Ну-ну, — усмехнулась Юлька, — посмотрим, как ты запоешь, когда тебя Савва на улицу выгонит.
— А я не доставлю ему такого удовольствия, я прямо сейчас пойду и напишу заявление.
— Ну пошутили и хватит, — попыталась остановить меня Юлька.
— Тоже мне, нашел терпилу, — слезы зазвенели в моем голосе, и я стала судорожно искать по карманам платок.
— Все! Успокойся! — снова заорала на меня Юлька. — Заявление она напишет! Да не уволит он тебя, не дергайся!
— А я и спрашивать его не стану! — завелась я. — Сколько можно? Ты в состоянии мне ответить? Сколько можно? Ну не родилась я торговкой, понимаешь? Убейте меня за это! Убейте, только не мучайте!
Если бы на мне была надета простая суконная рубаха, то для чистоты жанра на последней фразе я должна была порвать ее от горла и до пупа. Но на мне были джинсы и тонкая синтетическая водолазка, так что как я ни старалась, мне удалось только слегка растянуть ее ворот.
— Дура! — Юлька перешла на сдавленный шепот, — да может быть, он тебя и не ненавидит вовсе, а совсем даже наоборот.
— Как это? — растерялась я.
— А вот так! — выпучила глаза Юлька. — Думаешь, ему надо, чтобы ты деньги ему зарабатывала? Да плевать он хотел на твои деньги. У него этих денег как собак нерезаных. Ему внимание твое нужно и ласка.
— Чего-чего ему нужно? — не поверила я своим ушам.
— Для особо тупых повторяю, — смилостивилась Юлька, — ему нужна твоя любовь и нежность. А так как он понимает, что ни того, ни другого ему от тебя не дождаться, ему ничего другого не остается, как на тебе же свое зло и срывать.
— Юль, а может, ты опять съела что-то нехорошее, — предположила я, — и у тебя глюки начались?
— Мань, я на дур не обижаюсь, — спокойно сказала Юлька, — я их люблю и по-своему даже жалею.
И я задумалась: а вдруг в ее словах есть доля правды?
— Так вот, — продолжала Юлька, — вместо того, чтобы бычиться, ты бы к нему присмотрелась. Это тебе не шалаш на ветру. Это «Ключи от рая»!
— Ты это серьезно сейчас сказала или как?
— А что? — пожала плечами Юлька. — Крепкий еще старичок. А потом, не ты первая, не ты и последняя.
— А вот с этого момента попрошу поподробнее. — Во мне проснулся вполне понятный и довольно живой интерес.
— Тебе имена назвать? Пороли, явки?
— Именами обойдусь, — ободрила ее я.
Юлька посмотрела на меня с сожалением и осторожно произнесла:
— Ну, скажем, Ира Маленькая.
— Ира Маленькая? — не поверила я.
— В очередь, как говорят на театре, с Ирой Большой.
— С Ирой Большой?
— А теперь загибай пальцы, — торжествовала Юлька. — Весь штат Светы Егоровны, девочки-кассиры, поставщица румынской мебели Валя, шторница Зоя, пара-тройка малярш-строительниц, ну и без твоей покорной рабы дело, естественно, не обошлось.
