Татьяна Дубровина - Высший пилотаж

— Опять не та… — огорченно пробормотал Иоанн.

Тут вмешалась Лариса:

— Но она еще очень даже ничего. Сохранилась.

Для перестраховки, уже без всякой надежды, Соколов задал еще вопрос:

— Она какая — красивая? С длинными волосами? Кареглазая?

Саша с Ларисой переглянулись:

— С длинными волосами? Ну нет! У нашей Марии Колосовой пучок, старушечий такой. А глаза? Лар, какого цвета у нее глаза?

— Даже не знаю… Она вечно уткнется в формуляры… Может, серые?

— Серые, — уверенно подтвердила Сашенька. — Карие — это у меня! С зеленым ободком! Во!

И она изо всех сил вытаращилась на привлекательного незнакомца, чтобы он получше оценил зеленый ободок. Его, правда, заметить было трудно, потому что тени на ее веках были пугающе-фиолетовыми, как будто бедняжке подсадили два свежих фингала. Взгляд все же был весьма призывным.

Однако бестолковый посетитель не отреагировал на него должным образом.

«У меня остается еще один шанс, последний. Дождаться эту Колосову и убедиться самому… Все-таки размотать до самого конца тот клубок, что дали мне старушки-ведьмы», — решил он.

— Может, я подожду ее? Когда она должна прийти, ваша Мария Колосова?

Лара задумалась, вспоминая:

— Саш, куда они пошли-то? Вера Петровна что-то выкрикивала. Не помнишь?

— Как это не помню? Что я, склеротичка? Ты даешь, — обиделась Саша. — Вера Петровна повезла Машу в роддом!

— Ах да, — вспомнила и Лара. — Роды! Точно! Так что вряд ли они сегодня вернутся.

Сероглазая Мария Колосова на сносях, средних лет… Нет уж, такая Иоанну явно не подходила. Он-то разыскивал прекрасную Солнечную Королеву!

— Извините, девушки, за беспокойство, — печально сказал Соколов и вышел.

— Дурной какой-то, — заключила Сашенька.

Лариса накинулась на нее:

— Вечно ты! Я только хотела у него паспорт взять… Может, он злоумышленник? Маньяк? Сейчас их знаешь сколько бродит? Одни убивают девушек в красных платьях, а этот, может, всех, у кого глаза карие?

— Ой! — Сашенька от испуга так хлопнула ресницами, что верхние сцепились с нижними и она никак не могла раскрыть глаза. — А я-то, дура, на него вылупилась! Я в шоке, что теперь будет? Замочит, блин.

Лара язвительно посоветовала:

— Попроси, чтоб сперва изнасиловал. Не так обидно будет умирать.

— Ты че! Ох… Позвоню Лешке… Или Вовке… Или Серому… Нет, всем сразу! Пусть до дома провожают, а то как же теперь одной-то идти?

— Можно подумать, ты когда-нибудь ходишь одна, — фыркнула Лариса и занялась Илюшкой. А чем еще было заниматься сотруднице маленькой районной библиотеки, в которой любой посетитель — это целое событие?..

Старушонки на детской площадке еще не разбрелись. После дармового винца их беспокойные души жаждали общения.

— Ну что, получил по первое число? — сочувственно спросили, завидев Иоанна.

— Да живой я, красавицы, живой! Не оказалось на месте вашей Веры Петровны. Уехала.

— Повезло!

— Да нет, драгоценные мои, — вздохнул Иоанн. — Не повезло. Опять не повезло.

Не сработал волшебный клубочек. Привел Ивана-царевича к Марьюшке, да не к той.

— Ложись! — закричала вдруг одна из бабулек и так пихнула Соколова, что он повалился в песочницу.

— Идет! — засуетились другие. — Не рыпайся, мы тебя, милок, прикроем.

— Да вы что, бабоньки! — отбивался он, отплевываясь от песка, забившегося ему в нос и в рот. — Осатанели? С одного пузыря сухого на всю компанию — так разбушеваться!

— Чш! Вера Петровна уже близко…

Его разобрало любопытство: что это за чудовище такое — Вера Петровна?

Приподнял с трудом голову, преодолев сопротивление своих доброхоток, и увидел обыкновенную пожилую женщину, шагавшую, правда, не по-женски широко и размашисто.

А рядом, едва поспевая за ней, шла другая…

Не совсем та, которую он разыскивал. Не в цветастом сарафане, с обнаженными нежными плечиками, а в строгой серой узкой юбке и скромной блузке с отложным воротничком. Не с шелковистыми волнами пшеничных волос, а с тугим пучком на затылке, действительно почти старушечьим. Взгляд опущен к земле… Какого цвета глаза?

Очень, очень похожа на ту. Будто ее двойник. Или старшая сестра.

Если она и есть Солнечная Королева, то — околдованная злыми силами. Царевна, опять натянувшая лягушачью кожу.

Тем не менее он собрался с духом и, отстранив старушонок, хрипло выкрикнул:

— Машенька?

Она испуганно вскинула глаза — карие, карие! Увидела, узнала, изумилась, глаза засветились, и вся она засветилась тоже.

Вмиг рассеялись недобрые чары. Она, несомненно, она! Другой такой не сыскать на всем белом свете.

— Машенька…

Она засмеялась и погрозила пальчиком:

— Что за фамильярность. Мы не настолько близко знакомы, Иоанн Алексеевич.

И одними губами, совсем беззвучно, так что понял он один, добавила:

— Ванечка…

Вот и сработал волшебный клубок. Иван-царевич нашел свою Марьюшку.

Только, вопреки всем литературным канонам, в этой сказке еще рано ставить точку…

Глава 8

Маньяк

…Точку было рано ставить потому, что на авансцену выступил грозный персонаж по имени Вера Петровна.

Она решительно подошла, взобралась на бортик песочницы и сурово глянула сверху на Иоанна.

— Почему вы валяетесь? — сурово спросила она.

Старушки дружно встали на его защиту:

— Поскользнулся, упал.

— Очнулся — гипс? — непреклонно продолжила директриса библиотеки. — Не морочьте мне голову.

От ее всевидящего ока не укрылись ни пустая бутылка из-под вина, ни раздавленный в суете стаканчик.

— Все ясно. Пили.

Бабульки залепетали:

— Это не он, Вера Петровна, вот те крест святой, это не он!

— Ну не вы же, уважаемые!

Маша стояла в сторонке и блаженно улыбалась. Она не вслушивалась в разговор, слова пролетали мимо ее сознания, и казалось девушке, что начальница просто беззвучно шевелит губами, как рыба.

Все ее существо ликовало: «Искал! И отыскал!»

Тут же, правда, возникало сомнение: «Искал — меня?! Меня, такую незначительную, незаметную, заурядную? Быть того не может!»

Но нельзя не верить собственным глазам: вот же он, Иона, собственной персоной!

«Даже если он попал сюда случайно, все равно — хорошо. Хорошо и то, что он не забыл мое имя. А ведь оно такое простое, незапоминающееся… Как и я сама… А вот — не забыл…»

Вера Петровна тем временем выговаривала:

— Валяться на земле — последнее дело!

Иоанн попытался предугадать следующий вопрос: «Сейчас назовет меня пьянью подзаборной или еще как-нибудь в том же духе».