Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина
- Он ничего тебе не сделала? Не обидел? Господи, Римма, я так за тебя испугался!
И все-таки хорошо, что у меня в коридоре темно. Так Савранский не видит, что у меня от слез блестят глаза и дрожат губы. Никогда я не чувствовала, чтобы меня так любили, никогда не ощущала себя такой защищенной как с этим глупым, но самым чистым, самым прекрасным мужчиной.
Глава 30
Сложнее всего было по утрам. Просыпаться вместе оказалось так сладко, а отпускать Никиту так тяжело, что я еле сдерживаюсь, чтобы не прилипнуть к нему будто намазанная маслом булка. Наверное, это взаимно. Потому что каждый раз, стоя на пороге нашей квартиры, Никита тоже не может отвести от меня глаз:
- Может мне остаться?
- Зачем?
- Чтобы провести этот день вместе.
- Мы и так проведем его вместе. И следующий день, и выходные.
- Да, но мне этого мало, я хочу все время быть с тобой, - я вижу, что он не врет, и в синих как майское небо глазах отражается самое прекрасное на свете чувство - юношеская влюблённость. Никита действительно готов променять работу, семью, друзей и все свои увлечения на меня. И я ни за что не позволю ему сделать это. Я не позволю ему раствориться в другом человеке и полностью потерять себя. Потому что сама когда-то совершила такую ошибку.
А потому бедный, почти даже обиженный злой Риммой Савранский ходит в офис, после офиса встречается с друзьями, постоянно созванивается с Настей, Томой и даже отцом, слушает свой глупый рэп, брынчит на гитаре и ковыряется в компьютере. Не только он делает меня лучше, я не осталась в долгу и тоже постаралась помочь Никите немного вырасти над собой.
Я так бережно отношусь к нему, потому что не имею права здесь ничего ломать. Мне на время доверили бесценный артефакт, который нужно бережно хранить, оберегать, любить, а потом… передать другой. Настоящей владелице. Той, которая сделает Савранского счастливым. То есть молодой, влюбленной в него девушке, с которой Никита свяжет свою судьбу, создаст семью, вырастит детей.
И мне уже даже почти не больно от этой мысли.
Я смирилась, что однажды он уйдет, и сейчас, когда его нет, я пишу. Пишу много и даже успешно, потому что синопсис моей рукописи понравился крупному издательству. Тому самому, которое раньше выпускало книги моего мужа. До того как Белого перекупил Фомичев.
И по вечерам, когда наши с Никитой графики наконец пересекаются, мы проводим время вместе: смотрим фильмы, обнимаемся, но чаще просто обсуждаем мою книгу.
- Повтори ещё раз, – В глазах Никиты щенячий восторг и сам он сейчас похож на большого, косматого пса. Смеюсь и чешу у него за ухом.
- Ты и так знаешь наизусть, не буду ничего повторять.
- Нет ну пожалуйста, пожалуйста, скажи, что тебе передал редактор?
Вздыхаю. В пятый за вечер раз. И в пятый же раз произношу:
- Милый, редактор сказала, что если рукопись будет готова к первому октября, то её успеют поставить в каталог на следующий год.
- А еще, - Никита утыкается носом мне в ладонь и забавно фырчит.
- А еще, - улыбаюсь я, - можно успеть напечатать сигнальный образец и отвезти на нонфик в декабре.
- Спасибо, я кончил! – Распластавшись на кровати, Савранский издает самые непристойные звуки, но замолкает, стоит мне пнуть его хорошенько по ребрам. Оторвав лицо от подушки, он интересуется: - А нам нужна эта выставка в декабре? Там же только нонфикшн, а у тебя художественный роман.
Слух цепляет непривычное слово «нам». Я тоже так говорила Белому, но тогда мы работали вместе над одним проектом, делили кабинет, компьютер и деньги. Это было и правда «наше».
И сейчас тоже «наше», но по другому. Никита верит в меня так сильно, что я не представляю, как вообще люди живут без такой заботы, поддержки, без любви.
Как?
Стараюсь говорить ровно, не выдавая в голосе очередного приступа нежности и грусти:
- Выставка нужна, не обязательно эта, просто она ближе других, и больше других. Мне надо помелькать лицом перед коллегами, а главное, перед читателями, понимаешь? Убедить всех, что в меня нужно вкладывать деньги, не просто напечатать книгу, а заняться ее рекламой. Сейчас всех бодрит то, что я жена Белого. Что пишу в параллель ему и смогу вместе с ним выпустить свой роман. Они думают, что продадут его на волне успеха книги Филиппа, и поэтому заинтересованы во мне и сроках.
Никита хмурится. Он так сильно переживает за меня, и за мою книгу, что мне становится даже неловко. Я-то абсолютно спокойна. Моя история не может провалиться. В худшем случае, ее раскупят на волне хайпа и развода с Белым. В лучшем… мне повезет, и читатели увидят, какой плотный и интересный роман я написала. Не жена Белого. Не помощница Белого. И даже не его редактор, а я.
Мы так и заснули, в объятиях друг друга, а проснувшись, я привычным жестом потянула руку к компьютеру, который обычно убираю под кровать. Утром у меня получается работать легче, поэтому я без труда редактирую целую главу, пока не чувствую на себе цепкий вдумчивый взгляд.
- Ты такая красивая, когда пишешь.
Он делает мне комплименты постоянно, но я всё равно краснею, когда слышу подобные слова.
- Знаешь что Римма,- Никита и игриво поднимает правую бровь, - я думаю нам с тобой нужно придумать какой-то тайный шифр, чтобы путать твоих фанатов, когда ты станешь знаменитой.
- Если стану.
- Нет, не если, а когда. Ты обязательно станешь и с самой первой книги ворвешься и разнесёшь всех конкурентов в клочья!
Я смеюсь. Какой он милый в этой своей вере в меня.
- Хорошо и какой же тайный шифр мы придумаем?
Никита хмурится:
- Ну, к примеру я буду приходить на каждое твое выступление в солнцезащитных очках и чёрном кожаном плаще как вампир. Буду молчать и зловеще улыбаться.
- Как вампир?
- Обижаешь, как Нео из Матрицы.
- Милый, фэнтези читают такие… интересные люди, что твой кожаный плащ может оказаться самой нормальной одеждой на фоне бальных пачек, кигуруми с ушками и радужных нарядов наших местных фей.
- Хорошо, - не сдаётся Никита, - тогда на каждой твоей пресс-конференции буду стоять в самом углу зала? и в самый ответственный момент буду брать микрофон и спрашивать: « Римма, а правда, что ваши книги такие успешные, потому что вы пишите их кровью?».
Я смеюсь до слез. Никита беззаботно хохочет вместе со мной.
- Господи, зачем?
- Тайный шифр же!
- И что он будет значить?
Вдруг Никита замолкает, будто только что не ему было весело от глупой шутки. Нет, он серьезен как никогда. И смотрит на меня так, что за один этот взгляд я готова заложить дом, жизнь, душу.
- Это будет значить, что я люблю тебя. Всегда любил, всегда буду любить и не забуду никогда на свете.
- Хорошо, если ты так когда-нибудь скажешь, то я отвечу, что пишу не просто кровью, но кровью девственниц. Непременно с Кольского Полуострова.
Пытаюсь маскировать дрожащий голос за шуткой, но у меня плохо получается. Мы оба всё понимаем.
- И что это будет значить, - хрипит Ник, не сводя с меня пронзительных, пугающе ясных глаз.
- Что я тоже люблю тебя. И тоже не забуду. Никогда на свете.
Никита откидывается на подушки и притягивает меня к себе, так что моя голова оказывается у него на груди, и я могу слышать, как стучит его сердце. Мерно бьется самый важный в моей жизни механизм.
Проходит целая вечность, пока я не вспоминаю, что еще не пила кофе, а Никита не ел свой полезный белковый завтрак. Кое как заставляю себя расцепиться с ним и иду на кухню, а потому не слышу звонок.
- Да, мам, - доносится до меня голос Никиты. Каждый раз, когда звонит Настя, что-то внутри меня замирает, сжимается в тугой комок. Но сегодня чувство тревоги становится просто невыносимым. И даже когда Никита, совершенно спокойный, появляется на пороге кухни, меня все равно не отпускает мерзкий липкий страх. – Понял, встречу.
И отключает телефон. Я задираю лицо вверх, чтобы рассмотреть, что прячется там, на дне синих омутов его глаз. О чем он думает? Почему так долго молчит?
