Татьяна Веденская - Счастья тебе, дорогуша!
– Ну, так то ж твои вареники! – мечтательно причмокнула я. – И ты знаешь, я и когда была постарше, тоже лопала так, что у меня даже местами появлялся лишний вес.
– О, хотел бы я пощупать твой лишний вес. А то сейчас и необходимого не дощупываешься.
– Это все из-за пневмонии, я думаю. Ничего, еще разъемся.
– Как разъешься, сразу мне звони, – усмехнулся он. Я тоже улыбнулась уголками губ, но на самом деле впервые в этот момент очень четко осознала, что буквально через пару часов его снова не станет в моей жизни, и мы опять пойдем каждый своей дорогой. Две непересекающиеся прямые. И может быть, если бы он сказал мне хоть одно слово, я все бросила бы и осталась тут с ним пропадать на скрипучей кровати в квартире его тетки, и было бы это очень хорошо. Но он не сказал его, этого слова, кто его знает, почему. Может, он действительно верил, что эта идея обречена в самом зародыше. А может, что было бы куда печальнее для меня, просто и не хотел никакого продолжения. Не хотел этого скромного счастья на скрипучей кровати, за которое, как водится, надо было слишком многим заплатить. Как минимум свободой.
– Обязательно позвоню, – кивнула я. Мы поцеловались с мамой, обнялись с папой, чмокнулись с Леркой, которая, хоть и была обижена на меня за то, что я упала в объятия мужчины, вместо того, чтобы общаться с ней, но все-таки пришла меня проводить. Все мои одноклассники заочно, через Лерку, были благодарны нам с Яшкой за самую шикарную сплетню лета о том, как мы сошли с ума и влюбились заново прямо на встрече выпускников. И это Лерку со мной примиряло.
– Ну, Лер, ты не пропадай.
– И ты пиши. Ты есть в Одноклассниках?
– Где?
– В Одноклассниках. В Интернете? Вы что там, в Москве, совсем от жизни отстали?
– А, в Интернете? Нет, пока не была, но обязательно зарегистрируюсь.
– Там все наши. А с этим-то у вас чего? – тихонько спросила она меня, еле заметно кивнув на Яшку, стоящего около такси с чемоданами.
– Ничего, – пожала плечами я.
– Все?
– Все, – подтвердила я. На самом деле не совсем все. Еще были страстные объятия у поезда и его судорожная попытка что-то там сказать, а моя – что-то ответить, но… он все-таки смолчал, и я смолчала, потому что, в самом деле, что мы, дети какие-нибудь и не справимся со своими глупыми чувствами? Конечно, справимся, но, черт возьми, я все же тихо плакала под стук колес. Мне было невыносимо жаль того, что было, и еще жальче того, что могло бы быть. Лучше него у меня никогда и никого не было, и теперь можно было со всей уверенностью сказать – я никогда и никого, кроме него, не любила. Да. Никого.
6
«Работаю за еду (Хеннеси, омары, черная икра)»
Иногда мы знаем людей тысячу лет (хорошенькое выражение, представляю, как я буду выглядеть в тысячу лет), но так и не можем чувствовать себя с ними достаточно свободно. Я не имею в виду ту свободу, которая позволяет в гостях у подруги расстегивать после обеда джинсы и валяться кверху пузом, переваривая обильную трапезу. До этой свободы мы доходим быстро, но при этом часто все еще покрыты коркой из комплексов и представлений о себе, которые не позволяют нам довериться и открыться. Ибо что может быть важнее для человека, которому всю жизнь завидовали, чем то, чтобы даже после полной гибели Помпеи ему все еще продолжали завидовать. Что только не положишь на алтарь общественного мнения, на что не пойдешь, чтобы уверить всех вокруг, что ты по-прежнему живешь в толстом слое шоколада, даже если на самом деле ты, как мишка косолапый, давно сосешь одну только лапу, да и та почти иссякла. Например, зачем тратить последние деньги, чтобы произвести на кого-то впечатление? Не встречаться с друзьями детства, чтобы они не увидели, как ты постарела/потолстела/обеднела/полысела/развелась (нужное подчеркнуть). Что страшного в том, чтобы кто-то тебя немного пожалел? Ничего, если только этот кто-то не решит на костях потоптаться, насладиться по капельке, по глоточку чьей-то чужой неудавшейся жизненной «стори». А так, по опыту, могут поступить многие. Многие, но не Жанна. Почему? Потому что она такой вот душевный человек, по нелепости жизни растрачивающий свою женскую доброту на ротвейлеров да на стоматологические станки, похожие на орудие пытки? Ничего подобного, просто Жанне никогда ни на что не хватает времени.
– О, Марго, какая радость, я думала, этот поезд уже никогда не приедет, – встретила меня она, атаковав словами, как мелкой дробью.
– Поезд опоздал только на десять минут. Это вообще-то норма, – удивилась я, глядя, как она лихо хватает один из моих чемоданов. И тут же застывает.
– Ты что, вывезла с Украины весь их стратегический запас?
– Запас чего?
– Ну, я не знаю, что может так весить. Зенитные установки в разобранном виде? Понимаешь, не могут так весить тряпки. И потом, я помню примерно, сколько весили твои тряпки. Вряд ли ты там за месяц скупила весь Крещатик.
– Крещатик – это в Киеве, – поправила я ее.
– Ну, все равно рядом.
– Почти восемьсот километров.
– Как до Питера практически. Так что ты там везешь? – спросила она, но ответ ей, собственно, и не был интересен. – Грузчик! Грузчик!
– Давай я сама донесу, – забеспокоилась я. Грузчики, они, как известно, денег стоят. Жанна бросила чемодан, внимательно на меня посмотрела, потом подвела итог:
– Тебя, конечно, подкормили и поджарили немного на солнце, но если ты сама все это допрешь – ты кончишься прямо тут. А тебе еще с ротвейлерами жить.
– Ой, прямо не верю, что я это делаю, – моментально обмерла я.
– Я тоже. Что ж такое, где же эти грузчики. Так что там у тебя за кирпичи?
– Банки.
– Банки? Какие банки? – опешила она. Как настоящая (а не липовая, как некоторые) столичная жительница, она и предположить не могла, что можно поездами тягать банки с лечо. Хотя мне, к примеру, когда я была студенткой, мама сильно помогала, отправляя с проводниками эти самые банки. В первые годы я практически на этих самых банках-то и продержалась. Как сейчас помню, как по субботам я ехала к поезду, искала знакомую проводницу, а у самой живот сводило от предвкушения. Ну когда же, когда мне вручат мои дорогусенькие огурчики, помидорчики, арбузец соленый, вкуснятинку. Тогда мне банки не казались тяжелыми. А потом меня Кешка подхватил, и необходимость в банках отпала, хотя мама еще долго пыталась мне их навязать.
– С маринованными овощами. Вкусно, тебе понравится.
– Ага, это тебе с твоей пневмонией отъедаться надо. А у меня от свиного гриппа три кило прибавилось. Жрала много в больнице. Надо было больше в тебя запихивать.
– В меня много не запихнешь, – взгрустнулось мне.
– Так, грузчик! – Жанка, наконец, раздобыла нам малоинициативного, даже апатичного мужичка с тележкой. Делать ему на такой жаре явно ничего не хотелось, а тут еще мы с банками своими. Креста на нас нет. Лучше бы так ему, горемычному, денег на пиво дали.
