Аркадия (СИ) - Козинаки Кира

Глава 14

Больше всего на свете мне сейчас хотелось лечь на влажный песок и смотреть на хрустальные звёзды. Или прибиться, как несчастный полуночный мотылёк, к лампе висящего на крыльце фонаря, опалить крылья и ослепнуть – да что угодно, лишь бы спрятаться от подступающей черноты, уже знакомой, но по-прежнему невыносимой. Той, что не позволяла мне задержаться на мотоцикле на одну крошечную лишнюю секунду, упиваясь теплом тела Ильи; той, что не позволяла рвануть навстречу Роману, заглянуть ему в глаза и спросить, возопить, потребовать ответа на вопрос, что он здесь делает, что он так не вовремя здесь делает.

Но вместо этого, мысленно отмахиваясь от клацающих зубами теней, я молча слезла с мотоцикла, одёрнула платье и потянула за молнию куртки.

– Спасибо, – подав её Илье, шепнула я.

– Всегда пожалуйста, – отозвался он, и между строк нейтральной вежливой фразы я прочитала сотню других слов, уловила десяток оттенков, перекрыла черноту яркими пятнами надежды на новую встречу и новый разговор, ещё один, маленький, необходимый.

Фантазёрка.

Илья перекинул куртку через бензобак, завёл мотор и, коротко глянув на меня, умчался в ночь, а мне показалось, что я осталась совершенно одна, даже несмотря на то, что всего в паре шагов от меня находился мой… всё ещё жених. Вздохнув, я развернулась, обошла машину и забралась на пассажирское сиденье, от рассеянности громко хлопнув дверцей.

– Привет, Ром, – глупо сказала я.

– Привет… крош. Давно не виделись.

– Что-то случилось? Я думала, ты уехал.

– Так я и уехал, – кивнул Роман, смахнув рукой бесплотные, несуществующие пылинки с приборной панели. – Даже почти до аэропорта добрался. А потом, знаешь, подумал, а не пойти ли этому Янсену к чёрту? Кто вообще назначает рабочие встречи на утро воскресенья? Я и так уже неделю пасу его в Амстердаме, а мог бы наслаждаться заслуженным отпуском, валяться на пляже, попивать коктейли. С тобой.

– Но это важный проект, – робко напомнила я. – Ты же так долго добивался этой встречи.

– Да просто как-то это неправильно, – нахмурился Роман. – Бежать на дурацкую работу, когда у меня тут… любимая женщина светится. А я никогда раньше тебя такой не видел, Мира. Ты здесь… ты здесь совсем другая, ты горишь, ты смеёшься громче, ты… ты будто настоящая, живая. А ещё ты сегодня весь день пыталась мне что-то сказать, но я, – он мотнул головой, – зачем-то помчался на работу и не выслушал тебя.

Роман закинул руку на руль и глухо побарабанил пальцами по оплётке.

– В общем, я решил вернуться. Сначала поехал в то кафе, где тебя оставил и, понятно дело, уже не нашёл. Зато встретил там подругу твою, Светлану. И она довольно экспрессивно и прямо-таки артистично поведала мне о том, как ты покинула вечеринку вместе с её парнем. Ну, с Ильёй. Который, оказывается,твойпарень. С ума сойти, правда?

– Он не мой парень, Ром, – произнесла я и сама испугалась той тоски, что звучала в моём голосе. – То есть, – тут же попыталась оправдаться я, – да, мы когда-то встречались, но это было очень давно. Мы не виделись и не общались много лет.

– Об этом Светлана мне тоже доложила. Знаешь, она, конечно, была нетрезва, но рассказывала всё так складно, так детально, даже излишне подробно. Вот прямо взяла и сходу вывалила на меня целый пласт твоей, Мира, жизни, которую ты сама от меня почему-то скрыла. Ты точно уверена, что она твоя подруга? Потому что она говорила такие вещи, что… уфф! – Роман округлил глаза. – Но наверняка всему этому найдётся разумное объяснение, да?

– Наверняка, – промямлила я.

– Вот и я так подумал. Поэтому приехал сюда, понапрасну растревожил твою тётю, потому что дома тебя тоже не оказалось, а телефон твой так и валяется на зарядке. Решил подождать в машине, и, пока ждал, всё крутил и вертел в голове слова этой девчонки. И вроде бы в чём-то она точно ошиблась, твой отец – ни разу не депутат, например, но в остальном… А потом вдруг всё сложилось. И я понял, почему ты вчера за ужином была такая нервная, а сегодня – загадочная. И почему ты… светишься здесь! Не из-за местных красот – боже, какой я идиот. Не из-за красот, Мира. Не из-за красот.

Роман до скрипа сжал руль и замолчал, а я не нашла в себе духу возразить. Ведь он был прав: если я и светилось – хотя самой мне казалось, что я разве что моргала с противным жужжанием, как старая люминесцентная лампа, – то всё это из-за Ильи, без которого местные красоты оставались всего лишь красотами.

– А помнишь, когда мы только начали встречаться, я рассказал тебе про Ксению? Объяснил, почему мы развелись и почему я не хочу второй раз через это проходить. Тогда я прямо сказал тебе, что мы сможем пережить любые трудности, решим любые проблемы и выпутаемся из любых обстоятельств. Но единственная вещь, которую я никогда не прощу, вот просто физически не смогу простить, – это измена. А теперь скажи мне, пожалуйста, Мира. Ты целую неделю провела здесь с… ним. Ты… ты мне изменила?

Моим первым желанием было схватить Романа за руку, заглянуть в глаза и уверить, что нет. Ведь я помнила, как тогда, на Бали, когда мы прибились друг к другу, он абсолютно легко и на удивление беззаботно отнёсся ко всем финансовым потерям, связанным с разводом, но долго и болезненно переживал именно то, что жена, самый близкий и родной человек, растоптала доверие. Тогда мне даже понравилось, что в разнузданном двадцать первом веке, когда люди сначала спят друг с другом, а только потом задумываются, что, может, им стоит встречаться, когда открытые отношения считаются практически нормой, а случайный секс – такой же неотъемлемой частью пятничного вечера, как бокал вина в шумном баре после работы, – вот в это переломное время Роман старомодно, а оттого очаровательно считал, что постель – это место для двоих. И как только сей постулат нарушен, пути назад нет.

Но я не изменяла Роману. Ведь измена – это секс?

Или ответить на неожиданный, но такой долгожданный поцелуй в тёмных дюнах – это тоже измена?

Или обнажиться перед другим мужчиной, прильнуть к нему и трепетать внутри, когда его губы в невиннейшем, но острейшем из прикосновений прижимаются к коже, а пальцы сплетаются с моими, – это тоже измена?

Или ответить бездумное «да», позволить надеть кольцо, а затем, оставшись без присмотра, сбежать на край земли без чёткого плана, без надежды и веры, просто по зову сердца – вот тогда, тогда это уже измена?

– Я не знаю, – наконец выговорила я после долгой паузы.

– И как мне следует это понимать?

– Но я правда не знаю, Ром, – повторила я ещё раз, громче и отчаяннее. – Мне кажется, что вроде бы нет, но…

– Вроде бы нет? – переспросил он то ли с раздражением, то ли с крупицей надежды в голосе.

– Вроде бы нет, – эхом отозвалась я, уткнувшись взглядом в его пальцы, до побелевших костяшек сжимающие руль. – Но… Я же сюда приехала, понимаешь?

– Да, ты приехала к тёте, – начал Роман тоном, которым он обычно с лёгкостью убеждал сомневающихся рекламодателей и потенциальных инвесторов согласиться на якобы лучшую сделку в их жизни. – У тебя потрясающая тётя, и ты рассказывала, что вы давно не виделись, а тут появилась возможность побыть с ней, отдохнуть от московского шума, нагуляться по лесам на год вперёд. К тому же мы с тобой собирались на море, и здесь как раз море, какая разница, какое именно море, ведь правда? Правда, крош?

Только теперь в этом тоне, способном пленить самых хладнокровных толстосумов, я отчётливо слышала агонию. Губы предательски задрожали, и мне захотелось заверить Романа, что всё именно так и было, без тайных умыслов и коварных предательств. Захотелось подтвердить любую версию, от которой ему станет легче, в которой он не обманутый герой, а я не бессердечная тварь.

Но я не могла.

– И… ты приехала не к тёте, – сказал он внезапно охрипшим голосом, а затем шумно выдохнул, упёрся затылком в спинку кресла и потёр глаза основанием ладоней.

– Я не планировала приезжать. Всё случилось спонтанно. Я же замуж за тебя собиралась. По-настоящему. Пока не поняла, что это неправильно. Что тут, – и я окинула невидящим взглядом леса-моря-пески за стеклом, – ещё не отболело.