Отпуск с осложнениями - Лина Манило
Ухватившись крепко за прохладные деревянные перилла, перемахиваю через них и приземляюсь на землю. Она мягкая, трава густая, потому выходит практически бесшумно. Замечательно. Точно вор, осматриваюсь по сторонам, а лёгкий ветерок холодит голый торс. Остыть не мешает, а ещё принять душ, потому тороплюсь к низкому забору, чтобы, не теряя времени, оказаться поскорее дома.
И вот, когда я крадусь, пригнувшись, к забору и до него рукой подать, сзади раздаётся странный шорох, и что-то тяжёлое обрушивается на мой череп. Твою мать! Взмахиваю руками, падаю на спину, а голова болит так, словно сейчас лопнет. Какого хрена?!
– Ой, Вадим! – встревоженный голос рядом, а шиплю от боли, садясь и обхватывая несчастную голову руками. В черепе неприятная пустота и звон, потому пытаюсь сжать его сильнее, чтобы унять эти ощущения. – Это вы? Но как…
Сильнее сдавливаю голову, но помогает слабо. Ощупываю затылок, понимая, что приложили меня чем-то по нему от всей души. Матерюсь про себя, наблюдая самый настоящий звездопад перед глазами. Как невезучий кот Том из американского мультика.
– Ольга Петровна, вы меня чуть не убили, – хриплю, когда голос наконец-то возвращается. – За что вы так со мной?
Неужто всё слышала? Мы, вроде бы, тихо себя вели… Да нет, не может быть, иначе бы она сейчас надо мной не хлопотала.
– Вадим… а что вы делаете в моём дворе? – беспокоится хозяйка.
«Трахался с вашей внучкой, как в последний раз, а сейчас поссать решил сбегать», – вертится на языке, только не уверен, что Ольгу Петровну устроит такой ответ. Как бы топором после этого не порубала – ей, мне кажется, это под силу.
– Я страдаю лунатизмом, – выдаю первое, что способен сгенерировать мой несчастный мозг. – Хорошо, что недалеко забрался в этот раз.
Правда, момент, что лунатики вряд ли надевают шорты перед тем как отправиться в ночной вояж, я молчу – авось прокатит.
– В наш двор забрались? – уточняет, а я охаю и киваю. – И давно это с вами?
– С самого рождения. Мать говорила, что я даже из роддома сбежать попытался. Ну и родился раньше срока – не иначе тоже лунатизм. Первые признаки.
Ольга Петровна причитает, извиняется, и рядом на землю падает палка, которой мне и пыталась укоротить жизнь.
– Как вы себя чувствуете? Больно? – хлопочет вокруг меня, а я отмахиваюсь.
– Терпимо. Не волнуйтесь. Сейчас посижу немного и совсем хорошо станет.
– Я просто подумала, что вы вор, – разводит руками и снова охает.
– Я бы тоже так подумал, честное слово.
Головокружение постепенно отпускает, и я, опираясь рукой на прохладную землю, поднимаюсь на ноги. Удивительно, что после такого приключения у меня сухие шорты, но в туалет уже почему-то не хочется.
– Куда это вы собрались? Я вас не отпущу, – заявляет категорично Ольга Петровна, а я потираю ушибленный затылок. – Сейчас голову вашу посмотрю, холодное приложим. Не выдумывайте!
Ольга Петровна, точно бронебойная машина, и с места её не сдвинуть. Зато теперь я понимаю, в кого уродилась Катрин с её жаждой хватать то копья, то камни и вершить справедливость.
– А у вас есть липовый чай? – интересуюсь, а Ольга Петровна кивает.
– Конечно, сынок, есть, – расплывается в улыбке, но потом строго добавляет: – Но сначала компресс!
– Компресс так компресс, – обречённо соглашаюсь, и Ольга Петровна удовлетворённо хмыкает.
В доме тепло и пахнет пирогами, и этот запах, как нечто забытое из детства. У меня когда-то тоже была бабушка, но я плохо её помню – слишком рано умерла, но этот аромат въелся на подкорку. И хоть я совершенно не ем выпечку и терпеть не могу сладкое, сейчас блаженно улыбаюсь. Голова почти не болит, но немного кровит, хоть и слабо. Это не беда, зато будет липовый чай. И компресс, да.
– Присаживайся, милый, – отбрасывает в сторону официоз Ольга Петровна и порывается помочь мне усесться, но я отметаю заботу, потому что мужик, а не малахольный инвалид, вокруг которого хлопочут пожилые женщины. – Сейчас я тебе холодненькое дам, приложишь к ушибу.
Занимаю место у окна, а Ольга Петровна замечает как бы между прочим:
– Это любимое Катюшино место. Забавно, что ты именно его выбрал.
Пожимаю плечами, а Ольга Петровна поворачивается к холодильнику и достаёт оттуда замороженную ногу. По виду индюшачью.
– Дай место ушиба посмотрю, – предлагает, но я отрицательно качаю головой. – Тогда вот, приложи, а я чай заварю.
Обматываю птичью ногу чистой тряпкой и прикладываю к затылку, понимая, что в покое меня всё равно не оставят. Иногда лучше согласиться. Индюшкин окорок приятно холодит затылок, а чайник, поставленный на плиту, тихо урчит. Несмотря на всю абсурдность ситуации, я почти счастлив, когда ароматный чай льётся в кружку.
– Не тошнит, голова не кружится? – не унимается Ольга Петровна, присаживаясь напротив, а я со всем пылом заверяю, что беспокоиться не о чем. – Слава богу, а то я изволновалась вся.
– Всё хорошо. А чай чудесный.
Ольга Петровна заливается горделивым румянцем и, несмотря на возраст, кажется настоящей красавицей. Такая истинная природная красота, идущая от сердца, которую не способно стереть ни время, ни заботы.
– Может быть пирог с вишнями будешь? Вку-у-усный.
– Нет, я не люблю выпечку, – уверяю, прихлёбывая чай. – И да, спасибо за компресс, помог.
Возвращаю ногу Ольге Петровне, а она размышляет вслух, что мы в своих городах совсем уже разучились радоваться жизни. И как это можно не любить пироги с вишнями, да ещё и домашние?
– За фигурой следишь, что ли? – Ольга Петровна смотрит на меня смешливо. – Мужчина должен много есть!
– Ладно уж, давайте ваши пироги, – смеюсь, потому что понимаю: есть моменты, которые нужно проживать по полной программе.
И когда вторая чашка чая возникает передо мной, а кусок пышного пирога кладут для меня на голубенькую тарелочку, вверху что-то хлопает, и следом слышатся быстрые шаги вниз по лестнице. Катрин.
Она чуть не кубарем слетает вниз, растрёпанная и перепуганная влетает в кухню и замирает на пороге.
