Пай-девочка - Королева Мария
— У твоего друга день рождения?
— Новоселье.
Он врубил на полную громкость Тома Уэйтса. Том Уэйтс всегда наводил на меня грусть — тот особый вид приятной грусти, когда хочется смотреть на проплывающие за окном дождливые улицы из окна авто. Чтобы в голове не было ничего, кроме мокрого асфальта, в котором отражаются освещенные витрины, раскрытых разноцветных зонтиков и мокрых стен.
В Манеже Генчик уверенно потащил меня на второй уровень. Там был сувенирный отдел, который он особенно любил.
Ненавижу дурацкие сувениры. Фигурки кошечек-собачек, псевдокитайские вееры, золотистые вазоны и пивные кружки с надписью
«Пейте пиво пенное, будет морда здоровенная». А вот Генчик был в полном восторге.
— Смотри, что я нашел, — он протянул мне пепельницу в виде унитаза.
— Какая гадость!
— Почему гадость? По-моему смешно.
— Ты бы ещё купил своему другу пластиковую собачью какашку или искусственный член. Ты знаешь, что я когда-то работала в секс-шопе?
— Наверное, поэтому ты такая сексуальная, — он ущипнул меня за бок.
Иногда я Генчика не понимаю. Иногда мне он кажется дураком. Но, наверное, нельзя так думать о других людях. Иначе приобретешь репутацию задаваки. Как
Юка.
— Юка! — вдруг сказал Генчик.
Я удивилась — неужели у него получилось прочитать мои мысли. Но в действительности дела обстояли куда хуже.
Я глазам своим не верила.
Передо мной стояла Юка собственной персоной. Как ангел возмездия.
Красивая, как всегда. В черных кожаных штанах и плащевой черной курточке.
— Ну, привет, что ли, — сказала она.
И я пробормотала «привет». Юка улыбалась, но глаза её были злыми.
— Как вода? Не залила соседей.
— В чем дело? — вмешался Генчик.
Но мы не обратили на него внимания. Мы стояли друг против друга, как боксеры на ринге.
Полный нокаут.
Я имею в виду своё внутреннее состояние.
Господи, но откуда здесь взялась Юка?! Она же должна была ехать на прием к гинекологу! Почему мне так не везет? Почему мне всегда не везет? Если бы я хотела встретить Юку, если бы, например, я потеряла её адрес и телефон и бродила бы по Москве, мечтая пересечься с нею случайно — то голову даю на отсечение, ничего бы из этого не вышло.
— Юка, я все объясню…
— Не надо ничего объяснять. — Она посмотрела на пепельницу в виде унитаза, которую всё ещё вертел в руках Генчик. — Славная вещица.
Генчик просиял. Мне стало за него стыдно. Юка специально так сказала, чтобы выставить его на смех. Вот видишь, мол, кого ты предпочла моему обществу? Человеку с довольно странными представлениями об эстетике.
— Ладно, нам пора. — Генчик подлил масла в огонь. — Мы идем на новоселье к моему другу.
— Удачи.
Юка хотела уйти, но я удержала её за рукав:
— Юкочка… Что сказал врач?
— А тебе не все ли равно?
— Ты же знаешь, что нет. Извини меня, я просто не могла… Ну, ты же понимаешь… Я все потом тебе расскажу.
— Я уже приехала на Никольскую, но доктор позвонил мне на мобильный и сказал, что задерживается. Чтобы убить время, я зашла сюда. И сразу же увидела тебя.
— Юка…
— Ладно, потом поговорим!
Она улыбнулась мне, махнула рукой Генчику и быстро вышла из магазина.
Поговорить нам так и не удалось.
Юка меня избегала. Придя с вечеринки, я тут же кинулась к телефону. Но Юка включила автоответчик. Ненавижу автоответчики. Почему-то у меня никогда не получается найти с ними общий язык. Я начинаю что-то мямлить, откашливаться. В конце концов, как только удается собраться с мыслями, автоответчик уверенно благодарит меня за оставленное сообщение, обрубив на полуслове.
На следующий день я не выдержала и поехала к Юке. Дома её не оказалось. А может быть, она просто не захотела открывать мне дверь.
Хотя я не могу себе представить, как Юка на цыпочках крадётся чтобы посмотреть в дверной глазок. Скорее бы уж она распахнула двери и сказала бы — да пошла ты к чёрту.
Я чувствовала себя виноватой, я постоянно думала о Юке мне даже было сложно засыпать.
Но встретились мы только в субботу на аэродроме.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Юка!
Я подбежала к ней, как только увидела её стройную фигурку на старте. Юка была одета в синие мини-шорты, несмотря на октябрь и дождь. Она любила как можно откровеннее обнажать свое тело, которое казалось ей воплощением совершенства.
— Юка, замерзнешь!
— Тебе-то какое дело?
— Юк, ну, я признаю, что поступила плохо. Я виновата, и мне нечем себя оправдать. Поэтому я просто прощу меня простить.
— Посмотрим, — улыбнулась она и тут же миролюбиво поинтересовалась: — Ты в какой взлет пойдешь?
— Кажется, Генчик записал меня в пятый.
— Мило. Я тоже в пятом.
— Юка, а давай прыгнем вместе! Помнишь, как мы прыгали!
Я схватила её за руки, Юкины ладони были ледяными. И неудивительно, угораздило же её разгуливать в шортах в такой мороз.
— Вместе? Милая, но ты совсем не умеешь прыгать. На голову с тобой не встанешь, ничего интересного не придумаешь. Зачем мне тратить на тебя целый прыжок? Прыгни с кем-нибудь из тех, кто недавно закончил АФФ. С Дюймовочкой.
— Ты же знаешь, что Дюймовочка больше не прыгает. Ей страшно.
— Вот-вот, — хмыкнула Юка, — вы два сапога пара.
Я не обиделась. Если Юка пытается меня задеть, значит, я ей небезразлична.
— Юк, а как… ну, ты понимаешь… Врач.
— Не переживай за меня. Все в порядке.
— Ты сделала…
— Я не беременная. Тест соврал.
— Юка! Я же говорила! — обрадовалась я, но она меня уже не слушала.
В самолёте мы сидели рядом. Я всё время пыталась перехватить её взгляд, улыбнуться. Юка иногда снисходительно улыбалась в ответ, и я поняла, что долго сердиться она не намерена. На высоте полторы тысячи метров она даже сказала, что мне идёт мой новый белый шлем. Я обрадовалась, что она наконец обратила на меня внимание, и торопливо защебетала о том, что сначала я хотела купить красный, чтобы шлем был такого же цвета, как и комбинезон, но потом подумала, что во всем красном буду похожа на пожарника, а белый тоже неплохо смотриться. И вообще. Когда я накоплю денег на собственный парашют, то у парашюта этого будет красно-белый купол. Красно-белый, красиво я придумала, да, Юка, да?
На что она спокойно ответила:
— Да у тебя никогда в жизни не хватит денег на собственный парашют.
Я замолчала. Юка наступила на больную мозоль.
Хорошая система стоит не меньше двух тысяч долларов. Конечно, таких денег у меня нет, не было и не предвидится. И так я трачу последние сбережения на прыжки. Ничего себе не покупаю, питаюсь, чем попало, лишь бы в выходные приехать на аэродром. И то, всё это только потому что мне удалось удачно продать шубу. За шубу дали восемьсот пятьдесят долларов, осталось у меня не больше двухсот. В прямом смысле слова — деньги улета ли на ветер.
— Я готова во всем себе отказывать, лишь бы накопить, — вздохнула я.
Юка посмотрела на меня с любопытством. У нее-то, в отличие от моего, всегда водились деньги.
— С каких это пор такая преданность парашютному спорту? Раньше ты, кажется, терпеть все это не могла.
— Ну… — Ты не поверишь, но я перестала бояться, — призналась я, — наоборот, я поняла, что во время прыжка отдыхаю. Это как бы очищение, снятие стресса. Я приземляюсь и чувствую себя новой.
— Так и знала, что ты не скажешь правду, — усмехнулась она. — Если бы не этот тип, ты никогда не стала бы прыгать.
— Возможно, так было в самом начале, но сейчас…
— Не смеши меня! — перебила Юка. — А если он по каким-то причинам бросит аэродром, то и ты перестанешь сюда таскаться.
— Он не бросит, — улыбнулась я, подумав о том, как хорошо, что Генчик не прыгает в этом взлете.
Она надолго замолчала. Но на высоте четыре тысячи метров, когда загорелась желтая лампочка над дверью и выпускающий Димка Шпагин сделал знак первому парашютисту, Юка вдруг обернулась ко мне и сказала: