Оливия Стилл - Жара в Архангельске-1
— Что мне делать, что?! — сдавленно спросила Олива, сжимая ему кисти рук.
— Ты можешь делать всё, что хочешь.
— Можно, да? — и, не дожидаясь ответа, резко и грубо повалила его на диван и принялась целовать со всей своей страстью и пылом. Большего наслаждения она ещё ни разу в жизни не испытывала.
Внезапно в прихожей грохнула железная дверь. Олива резко вскочила, поправляя причёску. Через секунду дверь комнаты открылась и на пороге появилась мать Даниила.
— Даня, ты кушал? — был первый её вопрос.
Этот, казалось бы, простой и обыкновенный вопрос матери к своему сыну, показался Оливе ужасно пошлым и оскорбительным для её любви к нему. «Тоже, нашла время, старая кикимора, — с досадой подумала Олива, — Небось носится-то с ним как курица с яйцом…»
— Что это ты на своей шубе бирки до сих пор не оторвала? — вдруг громко спросила мать Даниила, обращаясь к Оливе, — Поди оторви, а то ведь все заметят!
Олива так и остолбенела: какие ещё бирки? Подошла к шубе, видит — и правда, оттуда пластмассовые фигни торчат. По своей вечной рассеянности она забыла их оторвать.
Девушка вспыхнула до корней волос, но ничего не сказала. Злоба к матери Даниила у неё возникла почти сразу — нет, чтоб тихо на ухо сказать, если что не так — нет, обязательно вещать на всю ивановскую. Но это были ещё цветочки…
— Коновалов твой пришёл, — сказала мать, обращаясь к Даниилу.
— Пусть зайдёт, — сказал он, и на пороге тут же появился Сантифик с гроздью бананов.
— Лис! — ахнула Олива, вскакивая ему навстречу, — А я тебе писала из поезда… Что ж ты мне не ответил?
— Когда писала? Я ничего не получал, — ответил Лис.
— Ну как же, я на мегафон тебе писала.
— У меня теперь билайн, а не мегафон. Поэтому, наверное, и не доставилось.
— Ой, я есть хочу, умираю, — Олива взяла у Лиса бананы и тут же стала поглощать их с завидным аппетитом, — Два дня в дороге ничего не ела…
— Ну что ж ты их немытыми-то ешь, господи! — мать Даниила аж перекосилась от отвращения, — Тебя твоя мама не научила, что фрукты надо мыть перед едой? И руки тоже, кстати говоря…
Олива даже подавилась бананом. Она исподлобья, как затравленный зверёк, взглянула на ненавистную ей женщину.
— Вот Никуша приходила до этого — какая хорошая девочка! — продолжала мать Даниила, — Уж такая вежливая, такая воспитанная! Сразу видно — девочка из хорошей семьи…
А вот это уже было слишком. Олива, едва сдерживая слёзы, молча прошла в прихожую и стала одеваться.
— Мам, ну зачем ты так? Ну кто тебя просил это говорить! — с упрёком сказал Даниил, — Оля, подожди!
Олива стояла, повернувшись спиной к Даниилу, и никак не могла попасть ногой в сапог. Даниил обнял её за плечи и поцеловал в голову.
— Не расстраивайся, пожалуйста. Мама не имела в виду ничего плохого…
— Ну да, — всхлипнула Олива и не могла дальше говорить — слёзы подступали к горлу.
— Пойдём, пойдём, не надо плакать, — он помог ей надеть дублёнку, и они втроём, включая Сантифика, вышли на улицу и отправились к Денису.
Гл. 24. Верблюд
Ден оказался дома. Прихватив его с собой, ребята все вчетвером пошли гулять по городу. Олива, склонная молниеносно менять настроение, быстро переходя от плача к смеху, от ворчания к шуткам, уже забыла то унижение, которому подверглась десять минут назад, и в красках расписывала Денису свои приключения в дороге.
— Ты с ума сошла, — ахнул Денис, узнав про то, как она пряталась от гопников в поезде, — Как же ты решилась поехать по такому опасному пути?
— Любовь всё преодолевает, — не без гордости ответила Олива, прижимаясь к Даниилу.
Денис недоуменно глянул на приятеля — тот шёл, что называется, подняв морду чемоданом, и прямо-таки надувался от гордости за то, что девушка ради него подвергала свою жизнь опасности.
Между тем, ребята пришли к ёлке на главной площади города. Возле ёлки, помимо толпящегося народа, ледяных фигур и лошадок пони, стоял, покрытый сосульками, небольшой двугорбый верблюд.
— А вот и верблюд — главная достопримечательность нашего города! — объявил Сантифик.
— Верблюд?! — удивилась Олива, — Как же он не замёрз ещё в вашем климате?! Это же теплолюбивое животное…
Ден полез за фотоаппаратом — фотографировать верблюда. Только вот верблюд почему-то никак не хотел фотографироваться и то и дело отворачивался от объектива, обиженно жуя нижней губой.
— Смотри, щас он в тебя плюнет! — взвизгнула Олива.
Однако Ден добился своего и в конечном итоге поймал верблюда в кадр. Покончив с верблюдом, он попытался сфоткать Оливу и Даниила, но попытка его не увенчалась успехом.
— Эй-эй-эй, вы что, охренели?! Неееет!!! Я не дамся! — завизжала она, прячась за Даниила. Но в конечном итоге они её всё равно изловили и сфоткали, хоть и пришлось им согнать с себя семь потов, гоняясь по всей площади за Оливой. Тем временем, Даниил упал наземь и разлёгся прямо на лестнице.
— Это что ещё за новости! А ну-ка вставай! — Олива гневно топнула ножкой.
Но Сорокдвантеллер даже не думал вставать.
— Ложись со мной рядом, — предложил он, блаженно улыбаясь и по-прежнему лёжа на асфальте.
— Господа, да поднимите же его! — Олива уже не знала, что делать.
Выход нашёл Сантифик. Обойдя лежащего Даниила кругом, небрежно заметил:
— А ты что-то прибавил в весе за эту зиму… Толстеете, батенька, не по дням, а по часам…
Способ подействовал моментально. Даниил тут же вскочил и погнался за Сантификом. Так, незаметно, ребята проскочили главную площадь и всей гурьбой, хохоча, выбежали на берег Северной Двины.
Зима в том году была аномально тёплая даже в Архангельске. Река не замёрзла, снег был мокрый и липкий, да и термометр показывал плюс два градуса. Было так тепло, что Олива даже сняла с себя дублёнку и стала играть с ребятами в снежки в одном свитере. Вдоволь накидавшись снежками, и ни разу ни в кого толком не попав, она даже уморилась. А вот Лис и Ден обстреляли Даниила, несмотря на то, что он был ужасно изворотлив, и попасть в него было крайне трудно.
Наконец, устав от беготни, ребята подошли к реке и молча встали около бордюра. Широкая Северная Двина раскинулась перед их взорами. Кругом царило безмолвие. Лишь далёкие огни с левого берега маячили где-то там вдали.
— Тишина-то какая… — задумчиво произнесла Олива.
— Да… — ответил Денис. Все остальные молчали.
— Хорошо у вас тут, тихо… — вздохнула она, — А вот у нас в Москве шумно… Машины, люди… Ужасно много людей… И все куда-то бегут…
Ребята молчали и неподвижно созерцали безбрежную водную гладь. Каждый в этот момент сосредоточенно думал о своём.
