Джеки Коллинз - Бестия. Том 2
— Хорошо, мама.
Бетти взяла Джино под руку.
— Я рада, что вы смогли вырваться, — они пошли к дому. — Давно хотела вас спросить…
Да, миссис Ричмонд времени даром не теряет. Из нее выйдет превосходная первая леди. Энергичная. Спортивная. Добродетельная. Что еще нужно Америке?
* * *Поздно ночью Джино лежал на кровати в комнате для гостей и невидяще смотрел в потолок. Его беспокоила недавно нажитая язва. Надо бы сесть на диету. Но кто откажется от свежих устриц с лимоном, сочных бифштексов и тому подобных вещей?
У Бетти Ричмонд стол ломился от яств. За ужином было всего двенадцать человек: сами Ричмонды, их сын Крейвен, три супружеские пары и две одинокие дамы — с видами на Джино. Почему Ричмонды решили, будто он нуждается в сватовстве? Он, имевший неограниченный выбор — от голливудских старлеток до нью-йоркских моделей и шоу-герлс из Лас-Вегаса?
Ему пятьдесят девять лет. Марии сейчас было бы тридцать семь. Он ежегодно отмечал ее день рождения одиноким ужином подле бассейна в Ист-Хэмптоне. Да, он оставил этот дом за собой. Окружил металлической изгородью под током и предоставил саду зарастать, как заблагорассудится.
Он похоронил Марию в саду, под деревом, где они впервые принадлежали друг другу. В доме все осталось, как в день ее гибели. Кроме него, туда никому не разрешалось заходить. Он приезжал в день ее рождения. Целый год ждал этого. Разве может другая женщина сравниться с Марией? Даже с памятью о ней…
Стук в дверь немало удивил Джино. Он поглядел на часы. Половина третьего ночи.
— Кто там?
Дверь отворилась, и на пороге возникла Бетти Ричмонд в атласном халате цвета зрелого персика, с распущенными волосами.
— Зашла посмотреть, как вы тут устроились, — сказала она таким твердым голосом, что он не почувствовал в ней ни малейшего волнения.
Джино разжал руку, уже готовую выхватить из-под подушки пистолет.
— Все замечательно. Спасибо, Бетти.
— Еще бы, — промурлыкала она и, закрыв дверь, приблизилась к нему. — А мне вот не спится.
Прежде чем Джино сообразил, что происходит, она уже сбросила персиковый халат и предстала перед ним обнаженная.
— Мистер Сантанджело, я бы хотела, чтобы вы — друг семьи, друг всего света — трахнули меня!
Господи, так она — шлюха?
Он понизил голос до шепота.
— Оденьтесь, Бетти. Возвращайтесь к Питеру.
— Почему? Я вам не нравлюсь?
Нужно быть очень осторожным. Отвергнутая женщина…
— Я этого не говорил. Но обстоятельства…
— Обстоятельства таковы: Питер уехал к любовнице и, скорее всего, в эту самую минуту сует свой задрипанный член ей в глотку. Я не хочу сидеть и ждать у моря погоды.
— А я не хочу оказаться меж двух огней.
Женщина пожала плечами. Она вся состояла из мускулов.
— Я думала, вы считаете меня привлекательной…
— Так оно и есть.
Она без приглашения скользнула к нему под одеяло.
— Я не скажу Питеру. Обещаю.
Последовало самое атлетическое траханье, какое когда-либо выпадало на его долю. Она гоняла его пенис, словно шарик для пинг-понга: туда, сюда, вверх, вниз, в стороны, из центра, в центр… Гейм!
Второй сет. Все та же гонка. Потом она удалилась, и он уснул, а утром подумал: уж не сон ли все это?
Лаки, 1966
Олимпия гнала так, словно на дороге, кроме них, никого не было. Азарта ей было не занимать. Уносите ноги все — иначе не поздоровится! Путешествие на юг Франции заняло двадцать два часа. Они сделали пять остановок, чтобы дозаправиться газом, купить сандвичей и великое множество банок кока-колы.
— У тебя есть водительские права? — поинтересовалась Лаки после одного особо захватывающего четырехчасового перегона по извилистой дороге в сельской местности. Они неслись с головокружительной скоростью.
— Права? — жизнерадостно удивилась Олимпия. — А что это такое?
Лаки ничего не оставалось, как беспомощно откинуться на сиденье, закрыть глаза и понадеяться на лучшее.
Первоначально у них было девяносто четыре доллара на двоих, и те с каждым привалом таяли. Приходилось игнорировать попадавшиеся на пути рестораны и мотели.
— Доберемся до Канна, — решила Олимпия, — и поселимся на вилле моей тетки. Она бывает там неделю в году — и то в сентябре. Чудное место! Раньше я часто отдыхала там с нянькой — когда родителям было не до меня, — она невесело усмехнулась. — Не то чтобы их отношение изменилось, просто теперь от меня труднее отделаться.
Лаки было знакомо это чувство. Ужиная с Джино в его нью-йоркской квартире, она постоянно ощущала, что его тяготит ее присутствие. Это лишило ее дара речи. Она даже не посмела спросить, где Марко.
Как-то поведет себя Джино, когда узнает о побеге? Наверное, разбушуется — ну так что? Он ничего не может ей сделать — разве что упечь в новую школу. А она будет убегать до тех пор, пока до него не дойдет.
И что плохого в ее желании учиться бизнесу? У нее не было ни малейшего желания следовать определенным Джино курсом. Школа. Колледж. Замужество.
Черта с два! Она хочет стать такой же, как он: богатой, уважаемой, могущественной. Пусть люди по первому сигналу бросаются выполнять ее поручения!
— Мы как раз успеваем, — похвасталась Олимпия, на полной скорости несясь по узкой дороге меж скалами. — Вот, только что миновали поворот на Сен-Тропез. Еще какой-нибудь час — и будем на месте.
Лаки стерла тыльной стороной ладони пот со лба. Стоял месяц май, но полуденное солнце жарило вовсю. Они были совершенно беззащитны в открытом маленьком автомобиле.
— От нас, наверное, на версту несет потом, — посетовала Лаки. — Две маленькие вонючие девственницы.
Олимпия ухмыльнулась.
— Эта формула нуждается в уточнении.
— То есть?
— Я хотела сказать тебе, когда приедем. Этак лежа возле бассейна, попивая сухое вино…
— Ты что — уже?..
Спелые губы Олимпии расползлись в широкой улыбке.
— Ага.
Лаки выпрямилась на сиденье и жадно воззрилась на подругу.
— Когда? С кем? И как оно?
Олимпия резко вильнула, чтобы избежать столкновения с валуном, скатившимся с горы.
— Кошмар! Лучше держись «Почти». Это гораздо приятнее.
* * *Как и предсказывала Олимпия, вилла ее тетки была на запоре и надежно защищена от непрошеных гостей. Она была расположена высоко в горах, над Канном, и утопала в зарослях мимозы и жасмина.
Олимпия выпрыгнула из машины, открыла тяжелые чугунные ворота и подъехала затем к выкрашенной в бледно-розовый цвет вилле.
— Здорово, да?
