Кровь, которую мы жаждем. Часть 1 - Монти Джей

— Играть? — Я говорю это так, будто выплевываю гвозди изо рта. — Во что именно?

Лира дрожащими руками лезет в свою огромную сумку и достает коробку. Она протягивает ее, словно заключая перемирие, как будто то, что в этой коробке, каким-то образом снимет это жгучее чувство в моей груди.

— Шахматы, — отвечает Сайлас. — Я учу Лиру, поскольку она настаивает на том, чтобы приезжать сюда каждую неделю.

Каждую неделю? Учить?

Я чувствую, как жидкость просачивается в мою руку, кровь покрывает ладонь, а ногти впиваются в плоть.

— Лира, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — На пару слов?

Мой стул скребет по полу, проглатывая ее ответ, если он у нее вообще есть. Я не жду, пока она согласится или примет мое приглашение и уже приближаюсь к ней, когда она открывает рот, чтобы ответить, но я предупреждаю ее укоризненным покачиванием головы.

Еще одно слово о ее визитах к Сайласу — и я окажусь за гранью. За грань, о существовании которой я до нее даже не подозревал.

Держу дверь в вестибюль открытой и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Она смотрит на меня, застыв на месте, словно ее туфли приклеились к полу. Если бы это не требовало физического контакта, я бы оторвал ее от земли и перекинул через плечо, но я не хочу прикасаться к ней.

— Скарлетт. — Мой тон грубый и низкий, только для ее ушей.

Это заставляет ее двигаться, наконец.

Ее маленькая фигурка проносится мимо меня, и ее запах, смешанный с чем-то странно знакомым, доносится до моего носа. Как только она оказывается в вестибюле и дверь за мной закрывается, я засовываю большие пальцы в карманы, не забывая держать руки при себе.

— Что ты здесь делаешь? — Ее рот раскрывается от моего вопроса, но я вижу ответ в ее глазах. — Питомец, тебе лучше иметь более умный ответ, чем шахматы.

Ее брови нахмурены, как будто она не знает, почему я вытащил ее сюда. Как будто она не осознает, что натворила. Что она пробудила во мне.

— Тогда что бы ты хотел, чтобы я сказала, Тэтчер? Потому что именно поэтому я здесь. Я не шла, — ее руки обхватывают себя, некий защитный механизм, когда она понижает тон, — следила за тобой, если ты так думаешь. Я даже не знала, что ты будешь здесь.

Я цокаю языком по передним зубам, качая головой в насмешливом понимании. — Значит, ты здесь только ради Сайласа?

Она быстро кивает, даже не дав мне закончить вопрос.

— Да, мы играем в шахматы по четвергам. Это единственная причина, клянусь.

Я опускаю взгляд на свою руку, открываю ее, чтобы увидеть кровь, размазанную по руке, порезы от моих ногтей все еще текут.

— Ты позволяешь ему учить тебя, да? — спрашиваю я, чувствуя, как дергается моя челюсть, когда я потираю окровавленные указательный и большой пальцы. — Ты также учишься чему-то у Рука и Алистера?

Смотреть на нее — ошибка, потому что ее глаза смотрят на мою руку, притягиваются к вишневому цвету на моей ладони, не в силах отвести взгляд и отчаянно желая дотянуться до нее.

Жаждут крови.

— Я задал тебе вопрос. — Рычу я. — Ты подкрадываешься к ним? Ходишь за ними по пятам, как одержимая парнями девчонка?

— Ч-что? — заикается она, качая головой, заставляя все эти мокрые локоны подпрыгивать.

Мне стыдно за то, как легко я протягиваю руку вперед и перехватываю ее горло между пальцами, прижимая ее к себе, чтобы она не могла убежать от меня. Она не может видеть никого другого, прижавшись к моей груди. Не может вдыхать никого другого. Никого, кроме меня.

Мой большой палец погружается в ее шею, я чувствую, как трепещет ее пульс. Скользкая жидкость на моей ладони покрывает ее пастообразную кожу, полоски красного цвета окрашивают зимний снежный покров.

Мой рот наполняется влагой при виде того, как она носит мою кровь, словно рубиновое ожерелье.

— Ты смотришь на них? — спрашиваю я снова.

Ее легкое дыхание касается моего лица, когда я опускаю голову, наклоняя подбородок так, что ей приходится приподнять шею в моем захвате, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Нет, Тэтчер. — Она захлебывается словами, мои пальцы запрещают ее дыханию вырываться по собственной воле. — Это просто ты. Я — твой призрак. Только твой.

Ее слова должны были стать льдом на моей горящей коже. Но это не так. Они — катализатор.

Наблюдение за тем, как она борется в моих руках, как моя кровь размазывается по хрупкой колонне ее горла, и как она говорит мне, насколько она одержима мной, только раскаляет мое тело.

За последние несколько месяцев она только и делала, что провоцировала и трепала мне нервы, царапая стены моего самоконтроля ногтями, о которых я даже не подозревал. У меня нет желания находиться рядом с ней дольше, чем это было необходимо.

Когда я смотрю на нее, я вижу свою первую и единственную ошибку.

Но сейчас она выглядит как самая желанная любовница смерти. Сам мрачный жнец пересек бы земли и океаны, чтобы прикоснуться к ней вот так, чтобы каждый сантиметр ее тела был покрыт его кровью, чтобы он мог слизать ее дочиста.

По моему позвоночнику пронесся шок.

— Не хочу, чтобы ты была для меня кем-то, — говорю я, желая немедленно отступить от нее. Я хочу в душ.

Я хочу очиститься от нее. Прямо сейчас.

Вот причина, по которой я держусь подальше, почему я игнорирую жжение ее глаз на моей коже и ее присутствие в комнате. Потому что в течение одной доли секунды, одной песчинки песочных часов, я был слаб для этой девушки.

Будучи неумелым мальчиком, я был слаб ради нее, и я никогда не хочу испытать это снова. Я позволил ей выжить, заставил ее уйти с пути моего отца вместо того, чтобы сделать то, что было поручено мне.

Она не сделает этого со мной снова.

Я освобождаю ее горло, позволяя ей глубоко вдыхать без ограничений, и стараюсь не смотреть на багровый отпечаток руки на ее шее.

— Но, к сожалению, сделка есть сделка. —