Лаура Дейв - Мое простое счастье

От меня толку было мало. В роли хозяйки я выступала впервые в жизни – этим и объясняется опрометчивое решение надеть туфли на самом высоком каблуке – и вместо того, чтобы отправить гостей по домам, любезно предложив зарезервировать им столик на другой день, я раздавала невыполнимые обещания: «Подождите, пожалуйста, еще полчасика. Подождите, пока я не придумаю, куда вас посадить».

Голод и раздражение гостей росли с каждой минутой, и в конце концов я ускользнула от них на кухню, по-прежнему сжимая в руке стопку меню.

– Почему они не расходятся по домам? – спросила я у Гриффина, украдкой разглядывая в маленькое окошко недовольные лица гостей. – Разве они не понимают, что мне сейчас не до них?

Будь на месте Гриффина кто-нибудь другой, он бы ответил: «А ты не думаешь, что мне стоит задать тебе тот же вопрос?»

Но Гриффин только рассмеялся, легко и непринужденно, продолжая раскладывать по тарелкам теплый персиковый салат, а затем подошел к столу, где два его помощника, Никки и Доминик, готовили вкуснейшего лаврака с травами и сладким бальзамическим соусом его собственного приготовления.

– Не расстраивайся, – сказал Гриффин. – Сходи лучше в винный сарай за бутылочкой просекко. Поищи «Адами» – хорошее вино.

– «Адами»… – повторила я, и тут меня осенило: – И налить по бокалу каждому, кто согласится ждать до победного конца?

– Вообще-то я собирался сказать: «И налей бокал себе», но можно и так.

Я поцеловала его в щеку и с трудом открыла заднюю дверь, которую так и норовил захлопнуть ветер.

– Ты гений! – сказала я. – И настоящий профи!

– Только осторожнее! – крикнул мне вслед Гриффин. – Мы еще не провели в сарай освещение.

– Все под контролем. Скоро вернусь!

– Буду ждать, – отозвался он.

Я напрямик пошла к маленькому деревянному сараю. Стоял мороз, и я поплотнее обхватила себя руками. Но даже холод не помешал мне заметить великолепное ночное небо, на котором сияла зимняя луна и какие-то необычайные звезды. Еще никогда я не видела таких немыслимо ярких звезд, и мне невольно подумалось, что это добрый знак.

Я сняла висячий замок и вошла в сарай, освещенный только проникающим с улицы лунным светом. «Адами», – произнесла я вслух, напоминая себе, что ищу среди многочисленных темных бутылок. Часть из них все еще была упакована в ящики, большинство же расставлено по полкам и готово к употреблению.

Краем глаза я заметила на нижней полке шеренгу ярко-зеленых бутылок с оранжевыми этикетками – целый ряд «Адами».

Я наклонилась и достала две бутылки, изучив для верности надпись на этикетке. И тут прямо у меня за спиной раздался его голос:

– Привет, Адамс!..

Голос Ника. Говорит мне «привет». Без малейшего предупреждения. Я знала, что не ошиблась, и знала, что этого не может быть.

Я резко развернулась – так резко, что выронила обе бутылки. Во все стороны полетело зеленое стекло, и холодная пенистая жидкость залила несуразно массивные ботинки Ника и мои несуразно легкие туфли с открытым носком.

Я тут же присела и принялась собирать острые зеленые осколки и вытирать пузырящееся вино – вместо «Привет!», вместо «Что ты тут делаешь?».

Ник тоже опустился на пол, прямо напротив меня, так что наши колени почти соприкасались.

– Не порежься, – сказал он.

Пропустив его слова мимо ушей, я продолжала собирать осколки. А что? Вполне логичное поведение: если я порежу палец, он сразу поймет, кто у нас главный.

– Может, сходить за перчатками? – спросил Ник. – Стекло все-таки…

– Не надо. И так справлюсь.

Первые слова, которые я ему сказала… Как будто с нашего последнего разговора не прошло – а сколько же действительно прошло?.. Первые слова по другую сторону нашего разрыва. По другую сторону моего замужества.

Ник только кивнул:

– Как скажешь. – И тоже принялся собирать осколки покрупнее. Потом он нашел горлышко одной из бутылок с приклеенной к нему оранжевой этикеткой и протянул мне, словно подарок.

Только тут я посмотрела на него – сначала на горлышко бутылки, потом на него. На Нике была дурацкая футболка с Бэтменом, а поверх нее – голубая рубашка с воротником на пуговицах. И еще он снова носил очки в проволочной оправе, как будто никогда с ними не расставался. Небритый, сосредоточенный, Ник опять стал самим собой, то есть, с моей точки зрения, выглядел идеально.

– Я думала, ты в Лондоне.

– Я там и был… – Ник поправил на носу очки. – В смысле, я там и есть.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Случайно оказался неподалеку.

Тон у Ника был шутливый, но глаза за стеклами очков глядели устало и печально.

И мы по-прежнему сидели на полу. Мы сидели на полу и смотрели прямо друг на друга.

Я отодвинулась от него.

– Послушай, мне жаль, что ты ехал так далеко. Мне правда жаль. Но я должна вернуться в ресторан. А ты должен уйти. Немедленно.

Я хотела подняться на ноги, но Ник взял меня за руку – осторожно, словно имел на это право, – и я осталась стоять на коленях.

– Подожди, – попросил он. – Я же приехал издалека.

Я покачала головой:

– Никто тебя не просил.

– Хорошо. Но ты можешь подождать еще секунду?

– Зачем?

Я знала зачем. Даже спустя столько времени я знала. Мы словно вернулись в прошлое и могли начать с того же места, на котором остановились. На то и рассчитывал Ник. Любовь, надеялся он, выполнит свою всегдашнюю угрозу и напомнит, что время над ней не властно. Как будто в этом вся ее суть!..

Потом Ник сможет задать мне любые вопросы. Потом мы будем ссориться, говорить и, наверное, так ни до чего и не договоримся. Потом мы разберемся, были ли подробности всего того, что произошло после нашего разрыва, лишь незначительными подробностями. Но если сейчас Ник удержит меня рядом с собой, дотрагиваясь до моей руки, почти касаясь губами моих губ, если он меня поцелует, может оказаться, что это по-прежнему что-то значит – возможно, даже все.

Я была готова встать, готова отстраниться, но еще не совершила первого движения. Я по-прежнему стояла на коленях. Потому что всегда есть момент между секундой, когда ты только собираешься что-то сделать, и секундой, когда ты уже передумал.

И в этот самый момент вошел мой муж.

27

Гриффин стоял на пороге с фонарем в руке и не отрываясь смотрел на Ника. Мы оба вскочили на ноги, почти одновременно – худшее, что можно было сделать.

– Гриффин… – пробормотала я.

– Добрый вечер! – сказал он.

Но смотрел Гриффин по-прежнему не на меня, а на человека, которому явно не место в его сарае для вина, тем более без приглашения.

Я почувствовала, что надо срочно спасать положение. «Все не так, как ты думаешь», – хотелось мне сказать. Но все было именно так и никак иначе: я сижу на полу винного сарая с человеком, с которым не должна сидеть нигде, не только на полу винного сарая, между нами валяются две разбитые бутылки, а его губы вот-вот коснутся моих губ…