Брат мужа - Мария Зайцева

И сжималось все внутри от осознания, что произошедшее не отпустило меня, оставило невероятно глубокий след в душе. Я стыдилась, злилась, казнила себя. Называла дрянью, похотливой кошкой, дурой…

И все равно каждую ночь, в своих диких кошмарах, сгорала в жестких жадных руках, умирая от стыда и похоти.

– Ну все, я сейчас, – заканчивает разговор Сева, – я сам спущусь, брат! Не надо подниматься! А, ты уже в подъезде…

Я выдыхаю и иду в комнату, чтоб приготовить Севе одежду.

И готовясь морально к появлению Ивана в квартире.

Муж и в самом деле окреп уже настолько, что может сам, придерживаясь за перила и опираясь на трость, спуститься вниз. Но Иван все равно постоянно приходит в квартиру.

Здоровается со мной, равнодушно, прохладно, наблюдает, как я провожаю мужа.

Внешне все выглядит пристойно, да…

Непристойны только его взгляды.

И образы в моей голове.

35

– Слушай, Алин, – говорит Сева, когда я застегиваю на нем рубашку. Не то, чтоб у него не получается это делать, просто мне приятно и хочется, – давай вечером посидим у нас. Я Ивана приглашу… А то столько месяцев уже прошло, а мы так и не отметили мое возвращение к жизни…

Мои пальцы застывают на пуговках, смотрю на кадык мужа, лихорадочно соображая, что делать, что говорить. Все это время я старалась быть как можно дальше от Ивана, и только благодаря этому спасалась. Отличная терапия избеганием.

Сева не мог не заметить, что мы с его братом, мягко говоря, холодно общаемся, и даже заговаривал об этом прямо с того момента, когда к нему вообще вернулась речь, то есть, примерно, с месяц назад. Но прямые вопросы на эту тему мне удавалось обходить.

Сева знал, что Иван жил в квартире несколько недель, а потом съехал. Я не знаю, как объяснял сложившуюся ситуацию сам Иван брату, но, судя по всему, эти доводы были вполне логичными и внятными, потому что Сева со мной тему отъезда старшего Леванского с нашей территории не поднимал.

А вот тему нашего взаимного молчания – периодически. И все старался нас примирить, подружить как-то.

Вот и сейчас, заметив мой ступор, муж приподнимает меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза:

– Алин… Я понимаю, что Ванька – тяжелый очень мужик… Характерный, прямолинейный и жесткий. С ним не особо приятно общаться, да… Оно и понятно, столько лет на флоте, да еще кап-два… Но он – мой единственный родственник, к тому же, я ему по гроб жизни обязан… Может, вы уже перестанете делать вид, что терпеть друг друга не можете? Или вы в самом деле поругались сильно, пока я был… не в себе?

Я моргаю, изо всех сил пытаясь не отвести взгляд, смотреть в лицо мужа твердо и спокойно, и холодею внутри.

Он почувствует! Он непременно все узнает!

– Нет… – непроизвольно облизываю губы, – просто… ты прав, он – тяжелый человек… И я вообще с ним толком не общалась, когда он жил здесь, понимаешь? Поэтому нам нечего делить… Просто… Я была не в том состоянии, чтоб выстраивать отношения с ним, а сам он… Не разговорчивый. Я вот не знаю даже, что такое кап-два?

– Капитан второго ранга, – отвечает Сева, затем обнимает меня, гладит по спине, – милая, я понимаю… Ты такого натерпелась… Ты прости меня, пожалуйста, прости… Если бы я сам знал, если бы я мог вспомнить…

Я ничего не отвечаю, только прижимаюсь к нему, вдыхаю родной запах, хлюпаю носом, чувствуя себя конченной дрянью. Опять, в который раз.

Мало того, что вру мужу, лицемерка, так еще и заставляю его испытывать стыд за то, в чем он не виноват.

Дело в том, что Сева еще не до конца пришел в себя, восстановил память. И не помнит вообще ничего, что происходило перед тем, как он попал в беду. Не помнит, что делал в той квартире, кто его ударил, за что. И про кредит не помнит. И куда деньги дел, тоже.

Провалы в памяти – это вполне обычно дело для таких травм.

Кроме этого, Сева не помнит и часть нашей с ним совместной жизни, например, нашу свадьбу, какие-то детали из прошлого.

Врач говорит, что это нормально, и скоро память восстановится.

И торопить, наседать нельзя.

Да я, собственно, и не собиралась.

Тем более, что коллекторы больше не звонили, не давили и вообще никак не проявлялись в моей жизни.

Похоже, Иван серьезно напугал того мерзавца, что пытался приставать ко мне, и отвадил таким образом от квартиры. Хотя, это странно, конечно…

Когда в деле замешаны деньги, никакие угрозы от частных лиц не подействуют. Наоборот, я бы не удивилась, если бы к нам заявилась полиция, и Ивану предъявили обвинение…

Но никого и ничего.

Словно вокруг внезапно оказалось безвоздушное пространство и всяким болезнетворным бациллам попасть через него ко мне было невозможно.

Эта ситуация не изменилась, и когда Иван перестал жить в нашей квартире.

Я не сразу обратила внимание на резкое исчезновение всех тех раздражающих вещей, что раньше так сильно занимали мое время, слишком поглощенная калейдоскопом событий, накалом эмоций в моей жизни.

А потом Иван съехал, перестал служить постоянным живым раздражителем, напоминанием о том, какая я лживая и распутная, перестал сводить меня с ума одним своим видом и взглядами двадцать четыре на семь.

И Сева неожиданно начал очень быстро поправляться, похоже, врач оказался прав, мы преодолели плато, и теперь выздоровление стремительно набирало обороты.

На работе тоже все более-менее устаканилось, третья четверть подходила к концу, все было привычно и спокойно…

О том, что совсем недавно меня терзали бесконечно звонки и коллекторы, я вспомнила совершенно случайно, как-то вечером, перед сном.

Спали мы с Севой по-прежнему раздельно, врач рекомендовал покой, и я лицемерно об этом сожалела, а в глубине души выдыхала. Даже просто спать с мужем, делить одну постель, после того, что я сделала, казалось кощунственным. По крайней мере, пока.

Да и сны меня мучили всякие… Те самые, которых не должно быть у нормальной замужней женщины.

Но я, как выяснилось, очень далека от нормальности.

Мысль о том, что мне давно уже никто не звонит, не преследует, а, между тем, я вообще не платила больше ни процентов, ни основное тело кредита, пришла вечером перед сном.

И настолько она была внезапной, что я села на кровати и схватила телефон, открывая папку спама и пытаясь понять, когда в последний раз получала звонки и угрозы.

Посмотрела, посчитала…

Отложила телефон.

Попыталась вспомнить, когда мне звонил участковый. Он, кстати, тоже куда-то пропал после того случая на Новый год.

И всякие нелепые заявления прекратились. Словно и не было их. А ведь участковый говорил, что по каждому заявлению будет проведено официальное расследование… Это что же, все? Закончено расследование? Почему мне не треплют нервы, почему никуда не вызывают?..

Где все?

Или это затишье перед бурей?

И потом всё в один момент, по закону подлости, обвалится на меня?

Поставив себе в голове галочку поразмышлять над этим основательно, прикинуть, что делать дальше: самой выяснять, куда все делись, или не трогать лихо, пока оно спит, я без сил упала головой на подушку, закрыла глаза…

И, как всегда, вот уже на протяжении двух месяцев, увидела Ивана.

Он склонился надо мной, упер здоровенные ладони по обе стороны от головы и, серьезно глядя в мои, испуганно раскрытые глаза, приказал:

– Не отводи взгляда, Алина.

И я подчинилась…

– Алин! Ну ты что? – голос Севы врывается в мои воспоминания, и я, моргнув, понимаю, что на время вылетела из реальности, опять оказавшись в своих кошмарах.

– Что? – провожу пальцами по рубашке, глажу плечи, делая вид, что пылинки стряхиваю, короче говоря, занимаю себя самыми банальными, призванными отвлечь от нарастающего в глубине души сумасшествия, вещами.

– Я говорю, приглашу Ивана к нам сегодня? – Сева удивленно рассматривает меня, должно быть, гадая, где я летаю.

– Да… – ну что делать? Ничего, совершенно ничего… – да, конечно. Я курицу запеку.

– Хорошо, милая.

Сева целует