Брат мужа - Мария Зайцева
Жжение в районе затылка заставляет повернуться.
Иван стоит в дверях кухни и смотрит на нас с Севой.
И взгляд его, тяжелый и жесткий, пугает.
Я инстинктивно прижимаюсь к мужу сильнее и отворачиваюсь, закрывая глаза. Не хочу сейчас видеть Ивана. Не хочу думать о своей ошибке.
Не хочу, не хочу, не хочу!
Вот бы просто вырезать эти безумные дни, сделать монтаж, как просила наивная киногероиня в одном из старых советских фильмов! Просто вычеркнуть из памяти две дикие ночи, бесконечность наших взглядов, прикосновений, грязные, сумасшедшие мысли, преследующие на протяжении всего этого времени! Просто вернуться к заводским настройкам, где Иван – гость, родственник, только-только перешагнувший порог нашего с Севой дома… И нас с ним ничего не связывает, кроме некровного родства…
Я настолько страстно желаю этого, что, кажется, даже выздоровления Севы хотела меньше!
И надеюсь, малодушно и глупо, что все как-то само собой устаканится, пройдет. Легко пройдет. Ведь самое сложное мы преодолели…
Вечером, глядя на массивную фигуру брата мужа, заслонившую собой весь проем двери, я хватаю губами ставший горячим и плотным воздух и думаю, что лимит моих желаний, похоже, исчерпан… Мой цветик-семицветик потерял последний лепесток… И ничего не будет легко.
33
Я смотрю, как Иван заходит в комнату, закрывает за собой дверь. Вздрагиваю от щелчка. И сразу панические мысли: вдруг Сева не спит? Или проснется? Как я это буду ему объяснять?
– Сева… – тихо хриплю я, беспокойно глядя на закрытую дверь.
– Спит, – коротко отвечает Иван.
Я знаю, что он спит, я сама его укладывала. И лежала рядом, в обнимку, пока он не задышал легко и спокойно. Я бы, наверно, всю ночь так провела, рядом с мужем, но тут в комнату пришел Иван, шагнул к своему спальнику и, глядя мне в глаза, демонстративно стянул через голову футболку…
Я неожиданно задохнулась от невероятного зрелища обнаженной, поросшей темным волосом груди, черного смазанного пятна татуировки на крепком плече, жесткого живота, низко сидящих домашних спортивных штанов…
Моргнула, выплывая из дикого, темного до жути взгляда, вскочила и убежала к себе.
Там бросилась на диван и свернулась в клубочек, закрыв лицо руками. Мое безумие напомнило о себе, настигло.
До этого момента оно спало, полностью убаюканное неожиданно пришедшим в мою жизнь счастьем. И вот сейчас проявилось.
Как мне жить с этим? Как?
Я все сильнее жмурилась, стараясь вытравить из головы образ голой мощной груди, вольного разворота широченных плеч, темного дикого взгляда…
«Я все возьму на себя», – шептал он в последнюю нашу ночь.
Что он возьмет? Что?
Все останется мне. Позор, боль, понимание своего предательства, своей ничтожности, своей слабости. Это все будет моим. Это все будет со мной. Навсегда.
Не знаю, сколько времени я так пролежала, убегая от реальности, но, когда встала и выдохнула… Реальность меня догнала.
Я отступаю назад под внимательным жадным взглядом Ивана, нервно провожу ладонью у горла, проверяя, запахнут ли ворот халата.
Иван тут же послушно смотрит на мою ладонь, глаза еще сильнее темнеют. Я знаю, что он там видит: следы своей несдержанности на скуле и чуть ниже. Мне стыдно от этого. Ему – похоже, совершенно нет.
Сильнее сжимаю ворот халата, делаю еще шаг назад, к окну. Иван отслеживает мои передвижения, словно хищник добычу.
Это пугает. И заставляет дрожать. От страха, конечно же. От неминуемости того, что случится сейчас.
Верней, нет!
Случилось бы!
Но Сева! Сева пришел в себя! И теперь ничего не будет! Я люблю мужа, я всегда его любила! А то, что было, иначе, чем помрачением, и не назвать!
– Хорошо… – хриплю я, – я… Я тоже хочу… Лечь. Устала.
Боже, может он сжалится? Уйдет?
– Я тоже.
Иван проходит в комнату, прямо ко мне, неумолимо, неотвратимо. Страшно. Я вся внутри дрожу, словно былинка на ветру. Унесет сейчас ураганом! Таким знакомым, таким горячим ураганом! Не удержусь!
Иван останавливается прямо напротив, оставляя между нами буквально сантиметров тридцать расстояния. Один момент до рывка. Вперед. С обрыва.
– Я тоже устал, – говорит он, жестко и требовательно глядя в мои глаза, не отпуская, не позволяя отвести взгляд, – обними меня.
– Нет… – не понимаю, каким образом умудряюсь сказать это, возразить. Он так приказывает… Как ночью, совсем недавно. Невозможно сопротивляться стихии. Как мне это удается?
Взгляд не отвожу, сил на такой подвиг нет. А вот голос, на удивление, слушается. И я повторяю:
– Нет. Сева…
– Сева спит.
– И что? Он – мой муж…
Иван щурится, жестко и зло, усмехается:
– Раньше ты тоже была замужем. Тебе это не мешало.
«Мешало! – Хочется крикнуть мне, – мешало! Но тебя не волновало то, что мне мешает! Тебе не мешало ничего!»
Но спихивать на Ивана всю вину за нашу общую ошибку неправильно и подло.
И я выдыхаю, пытаясь найти в себе силы на конструктив.
– Послушай… – взгляд отвести удается все же, и я воспринимаю это маленькой, но крайне важной победой, – я не думаю, что нам надо…
– Тебе не надо думать, Алина, – перебивает меня Иван, легко касаясь моего подбородка и возвращая обратно в свою власть взгляд. Теперь точно не отвести… – Я же сказал, что все возьму на себя.
– Что ты возьмешь? – с горечью вырывается у меня тот же вопрос, что и сегодня ночью, – что?
– Все, – коротко отвечает Иван, – я сам все решу с Севкой. Когда он придет в себя и встанет на ноги. До этого времени… Он не должен ничего знать.
– Что знать? Что?
– Что ты – моя.
Мне кажется, что я ослышалась. Шум в ушах нарастает, дробится, эхом бьется в голове.
Что значит «моя»? Это как?
Этого же не может быть?
– Ты с ума сошел? – шепчу я беспомощно, дергаю шеей, чтоб вырвать подбородок из ставших каменными пальцев, – ты что придумал?
– Я… Придумал? – он не пускает, применяет силу, вглядываясь в мои глаза и словно выискивая там ответ, тот, что ему нужен. Тот, что ему понравится. – Придумал?
– Конечно, придумал, – запальчиво говорю я, – я не говорила… Не обещала тебе ничего, я вообще не хотела…
– Не хотела? – эхом глухо повторяет он за мной. И смотрит, смотрит, смотрит! Боже, как мне больно! И отвечать на этот взгляд больно! И говорить тоже! Это карма моя такая, это – моя епитимья! Поможет ли?
– Нет! Я люблю Севу! Люблю! – практически выкрикиваю я, но вовремя вспоминаю, что муж спит, и что надо осторожней, и замолкаю.
Да, собственно, больше и не требуется ничего говорить.
Все уже сказала.
– Ты же обманываешь сейчас, Алина, – Иван подается вперед, словно поцеловать хочет, как и в прошлые разы, физическим влечением, похотью, что кипит в моих жилах даже сейчас, в такой острый момент, заставить принять себя, отключить все разумное, что пока еще осталось внутри. Едва получается увернуться. Вжимаюсь в подоконник, Иван кладет тяжелые ладони по обе стороны от моих бедер, давит массой, одурманивает своим запахом, своим бескомпромиссным желанием.
– Ты обманываешь… – шепчет он, – я же вижу. Я понимаю все… Я понимаю, что то, что случилось… Неправильно, наверно. Но так, как есть. И смысла прятать это, скрывать, нет. Нельзя прятать такое, понимаешь?
Его жаркий шепот сводит с ума, мурашки по всему телу скачут бешено, и горячо так, безумно горячо!
Я едва дышу в этот момент.
Вот только в комнате, через стенку буквально, спит Сева.
Мой муж, для выздоровления которого я, без преувеличения, делала все, что только можно. Мечтала, как он придет в себя. Вспоминала о наших счастливых моментах. Жутко скучала, наконец, по нему! Мы прожили вместе несколько счастливых лет!
И сейчас, когда он в такой тревожной ситуации, когда он так зависим от меня, когда ему так сильно нужна моя любовь и поддержка… Мне все это забыть? Предать?
Я и без того до конца дней своих буду сожалеть о своей слабости, о том, что поддалась, позволила…
Хватит этого. Хватит!
Я поворачиваюсь и смотрю в глаза Ивана. Твердо. Так твердо, что сама
