Дьявол в руинах - Триша Вольф

Это одно из самых смертоносных мест, куда можно нанести удар, чтобы уничтожить врага.

Она знает, что делает.

Но даже в смятенном состоянии я тоже знаю.

Лезвие задевает мое предплечье, когда я опускаюсь на колени и поднимаю руку, отбивая ее удар. Моя рука нащупывает ее шею, и я сжимаю ее. Я предвкушаю звон клинка, ударившегося о мраморный пол, и чувствую, как сталь вгрызается в мою плоть.

Когда секунды замирают, я опускаю взгляд, чтобы увидеть, как рука Бриа обхватывает рукоять кинжала, а лезвие вонзается мне в живот.

Она, блять, пырнула меня.

Онемение проникает под кожу.

Ножевая рана не смертельна, но моя ярость — да, и я смотрю на нее, лежащую подо мной, такую красивую, такую священную, и хочу уничтожить всю эту священную красоту.

Правая рука обхватывает ее горло, и я чувствую, как ее пульс бьется о мои пальцы. Ее взгляд маниакально перебегает с моих глаз на кинжал, торчащий из моего бока. Я касаюсь раны, а затем левой рукой перехватываю ее запястье, убирая руку с рукояти.

Я оставляю кинжал на месте.

Настоящая рана разрывает мою грудину, мышцы, чтобы добраться до моего пресловутого сердца, причиняя больше вреда и боли, чем любая физическая рана, которую она могла бы нанести.

И монстр хочет ранить в ответ.

С мрачным рыком я сжимаю ее запястье над головой и вхожу в нее одним безжалостным толчком своего члена, уничтожая тонкую пленочку внутри.

Ее крик раскалывает воздух и прокатывается по мне эйфорическими волнами, когда я погружаюсь в нее, подпитываемый яростью и чертовски прекрасным ощущением того, как Бриа обхватывает меня.

Я демон, но я не остановлюсь, безудержный и неистовый.

Я крепче сжимаю ее запястье. Кровь из моей раны просачивается сквозь пальцы и размазывается по ее коже, пока я жестоко трахаю ее.

Она борется со мной, ее тело бьется и корчится, ее крик заглушается моей рукой, обхватившей ее горло. Большие янтарные глаза завораживают меня, и это похоже на удар стали о кремень — огонь вспыхивает и разгорается в одно мгновение.

Желание яростно и полностью изнасиловать ее — мой единственный выход.

Я вхожу в нее снова, сильнее, разрушая свой рассудок и чертовски умирая от ощущений. Я сильнее наваливаюсь на нее сверху, раздвигая бедра, пронзая ее своим членом и греховно наслаждаясь каждым развратным толчком удовольствия, возникающим при ее борьбе.

Я смотрю в ее искаженное болью лицо — прекрасное, ангельское лицо, которому я поклонялся, — и вдыхаю ее страх, упиваясь каждой нечестивой вещью, которую я собираюсь с ней сделать.

Мне нужны ее слезы.

Сквозь плотскую жажду крови я говорю:

— Кассатто послал свою плоть и кровь. — Мое обвинение вырывается из ямы моей черной души.

Признаю, с его стороны это было разумно. Бриа смогла подобраться ко мне ближе, чем кто-либо другой.

За это я отправлю его дочь обратно к нему разрушенной.

За ее предательство я сломаю ее. Тело и разум.

Я снова вонзаюсь в нее, перехватывая ее борьбу. Я душил ее, пока трахал. Уничтожал ее. Хотя даже в наркотическом оцепенении я знаю, что это она разрушила меня до неузнаваемости.

Этого уже не вернуть.

Лезвие все еще зажато в моем животе, а я зажат в ее — между нами разворачивается некая жестокая поэзия. За это, несомненно, моя демоническая душа будет проклята, но я заберу с собой своего ангела.

Возбуждение и кровь покрывают мой член, делая каждый толчок глубже, ненасытная потребность заполнить ее прокладывает дикий, разрушительный путь через мой мозг.

Я, блять, потерян.

Ее киска сжимается вокруг моего члена так сильно, что пирсинг упирается в ее лоно, и я, бормоча нецензурные ругательства, ослабляю хватку на ее шее. Она вдыхает, преодолевая спазм горла, и ее внутренние стенки пульсируют, заставляя меня оторваться от нее со следующим раундом ее борьбы.

— А…. черт. О, черт возьми… — рычу я, погружаясь в нее так глубоко, что моя душа вырывается из тела.

Боль прокладывает путь садистского удовольствия до самого моего паха, и волею гребаных богов мне приходится держать себя в руках, прежде чем я разорву ее на части.

Когда я нахожу ее взглядом сквозь дымку жажды крови, сквозь безумие прорывается далекий шепот ее сладкого голоса: Маленькая смерть.

И на какое-то мимолетное мгновение я жажду увидеть ту безмятежную красоту, что написана на ее лице.

Я борюсь с чудовищем, загоняя его обратно в клетку. Я вырываюсь из нее и задерживаюсь над ее бьющимся телом, моя грудь вздымается. Дрожа, я вытряхиваю из головы оцепенение.

Бриа становится неподвижной подо мной, и я вижу блестящие струйки слез, стекающие по ее вискам.

Она похожа на падшего ангела в темной тени кровати. С горячим проклятием я сползаю с края, обхватываю руками рукоять кинжала и выдергиваю лезвие из живота.

Я делаю тяжелые вдохи, чтобы собраться с мыслями: наркотик, который она использовала, достаточно силен, чтобы дезориентировать меня, но не вырубить. Он также притупляет боль.

Я слышу скрип кровати, и мой взгляд устремляется на Бриа. Ее черная ночнушка порвана и свисает с одного плеча. Тонкая струйка крови стекает по одному из ее бедер. Не сводя с меня взгляда, она опускается на пол и достает оружие.

Я стою лицом к ней и загораживаю дверь в комнату. Кровь капает из моей раны в животе, ее кровь покрывает мой член, а сухожилия, соединяющие плоть с костями, напрягаются. Прямо под ними одичавший демон пытается разорвать мои мышцы.

Она держит кинжал на вытянутой руке, и зверь внутри меня рычит, чувствуя запах крови и жаждая еще больше.

— Беги.

Глава 12

В СЕРДЦЕ ПОЯВИЛСЯ ЛЕДЯНОЙ ХОЛОД, ЗАМИРАНИЕ, ТОШНОТА.

Брианна

— Беги, — рычит он.

Я бросаю нож, зная, что, когда он поймает меня, это его не остановит.

Я бегу.

Страх — это живая сила, заставляющая меня пройти через балконные двери. Босые ноги шлепают по брусчатке, когда я направляюсь к винтовой лестнице, ведущей в сад. Всплеск адреналина оцепеняет мое тело, заглушая свежую боль от того, что меня насильно лишили девственности.

Оказавшись на пышной территории, потемневшей от ночи, я бросаюсь к роще итальянских кипарисов.

У меня был один шанс. Один-единственный, жизненно важный момент, когда я не могла ошибиться с прицелом. И я ошиблась.

Интенсивность прикосновений Ника, всепоглощающее ощущение его грубых рук — рук, которые, как я видела, жестоко убивали, — сжимающих меня и нежно касающихся…

Он поцеловал меня.

Даже сейчас, когда я мчусь по пористой траве,