Три месяца на любовь (СИ) - Евстигнеева Алиса
— Моя бабушка видит меня раз в год, что она может знать о моей работе?
— Всё. Валентина Ильинична не выглядит человеком, от которого можно скрыть хоть что-то. Клянусь, мне уже на второй минуте общения с ней хотелось покаяться во всех грехах, даже в тех, коих я не совершала.
— Не преувеличивай.
— Не уходи от темы.
— Ладно. Я ездил не совсем по работе, но… по работе.
— Это как? — скрестила руки на груди.
У Андрея был такой вид, словно он уже десять раз успел пожалеть о том, что вообще связался со мной. Хотя почему «словно»?
— Понимаешь, я действительно работаю из дома. Мне ведь главное что? чтобы компьютер и сеть под рукой были… А ещё у меня есть команда, но они все на удалёнке. Мы раньше офис снимали, но после истории с коронавирусом это стало нецелесообразно.
— Ближе к сути.
— И всё-таки ты училка.
— Исаев!
— Андрей!
— Андрей…
— В общем, у меня ещё есть партнёр, с которым мы вместе начинали. Он сейчас временно в отъезде, но у него в стране девушка осталась. Иногда у неё проблемы случаются, и тогда помочь Стас просит меня.
— То есть ты всё-таки сегодня был у другой женщины?
— Это всё, что ты услышала из моего рассказа?
— Нет, я проясняю нюансы. Отвечай.
— Господи, бедные твои ученики. Де-юре — да, но де-факто…
— Обалдеть какие слова мы знаем! — ничуть не успокоилась я, уже прекрасно поняв, что Исаев мастер ездить по ушам.
— Ну так бабушка-следователь.
— Оставь уже бабушку в покое. Ей восемьдесят лет, пусть отдыхает.
Француз поджал губы и глянул на меня с упрёком:
— Когда молчала и стеснялась, ты нравилась мне гораздо больше.
— А ты кинул меня в самый интересный момент, чтобы уехать к другой женщине.
— У неё спустило колесо посреди дороги. И помочь ей было некому.
— Да, я заметила, что в этом городе ты единственный мужчина.
— Света!
— Что?
— Ты ревнуешь…
От дальнейших разборок нас спас вернувшийся врач.
***
Мы стояли на крыльце травмпункта в ожидании Литвинова, который в сопровождении Лерки и Роди уехал в круглосуточную аптеку. Жёсткой необходимости в этом не было, но Лера решила дать нам возможность немного побыть вдвоём без свидетелей и организовала мужчин отправиться на поиски лекарств. Родион сопротивлялся, но Крутикова умела найти подход абсолютно к любому представителю мужского пола, без разницы, сколько ему было лет, шестнадцать или тридцать два.
На улице уже давно стемнело, лишь уличные фонари нарушали монохромный покров этой ночи, придавая происходящему некий налёт романтики.
Все ссоры были забыты, ну или хотя бы просто отодвинуты на потом. Этот день казался непростительно длинным, и я прижималась к Исаеву так, будто мы не виделись слишком давно.
«Соскучилась», — решила я для себя и, не удержавшись, прижалась губами к его шее, на что Исаев лишь печально вздохнул и положил свою ладонь мне на поясницу. Напутствие травматолога с рекомендацией полового покоя хотя бы на несколько дней в нашей ситуации звучало как насмешка.
Андрей периодически морщился, но после принятого обезбола вполне крепко стоял на ногах. Я, правда, пыталась пару раз усадить его на скамейку, но он отказывался, упирая на то, что стоять ему куда легче, чем садиться-вставать.
Собственно, по этой причине мы и стояли в свете фонаря на высоком крыльце и обнимались. Меня накрывало волной нежности к этому гаду, но я всячески старалась этого не показывать, просто кайфуя от его близости, тепла, запаха…
Он тоже выглядел подозрительно притихшим. Запустив руки под мою футболку, он вырисовывал узоры у меня на пояснице и шептал мне какие-то глупости, а я едва ли не мурлыкала, положив голову ему на плечо.
— Дурацкое состояние, — хмыкнул Француз на ухо, — когда хочется и… не можется. Я с тобой прям в юность впадаю.
— Ты можешь думать о чём-нибудь другом, — пробурчала я, недовольная тем, что он нарушил такой… ИДЕАЛЬНЫЙ момент.
— Рядом с тобой? Пока как-то не очень, — он, конечно же, шутил, но было что-то такое в его голосе, что неожиданно трогало до глубины души.
Я было уже дёрнулась, чтобы заглянуть ему в лицо, и как-то неудачно задела своим бедром его пах, на что Француз тут же зашипел, немного комично схватившись за промежность.
— Ой, извини! — переполошилась я, накрывая его ладони своими. — Я не хотела. Сильно больно?
— Ну так… приятного мало.
— Так, может быть, в этом и вся проблема, что приятного мало? — пошутила, пытаясь хоть как-то сгладить неловкость за свою неуклюжесть, которой стыдилась всю свою жизнь. — Я где-то слышала, что хороший секс помогает не хуже анальгина. Ну там, выработка эндорфинов, дофамина…
Я болтала просто так, флиртуя с ним скорее по привычке, чем реально намекая на что-то. Мне было хорошо просто стоять с ним на крыльце, плавясь в его объятиях, большего и не хотелось.
Но Исаев решил подыграть, напомнив рекомендации врача:
— Никаких физических нагрузок на паховую область. Исключаем любые поступательные движения, и что нам остаётся?
— Ну, это у тебя исключаем. Есть ещё и я.
— Бог ты мой, Светлана Анатольевна, — театрально изумился Исаев, — боюсь даже спросить, на что вы намекаете.
— Ни на что мы не намекаем, — игриво улыбнулась я, хотя на самом деле вдруг не на шутку разволновалась так, что ладони вспотели. — Сам же говорил, что всему есть альтернатива.
— И что, больше никакой правой руки? — вторил он моим заигрываниям.
— Смотря чьей…
И невинно пару раз хлопнула ресницами. Вообще-то, все эти «любовные» заигрывания давались тяжело, обычно я то бледнела, то краснела, чувствуя себя так, словно навязываюсь. Но с Андреем… с Андреем было легко и притягательно.
— Как ты заговорила, — выдохнул он мне в губы, почти целуя.
Но весь кайф, по своему обыкновению, обломал Родион, завопив едва ли не на весь больничный двор:
— Фу-у-у-у, чем вы тут занимаетесь?!
Я уже собиралась возразить, что ничем предосудительным, и тут сообразила, что мы с Исаевым продолжаем держаться за его пах.
— Блин! — вырвалось у меня, когда картинка увиденного младшим братом пронеслась в моей голове, и я, стремительно отскакивая от Француза, инстинктивно отпихнула его руки, заставив того согнуться пополам.
***
— Позор! — возмущался брат, сидя вместе со мной и Леркой на заднем сиденье машины Сергея. — Видели бы тебя сейчас родители!
Все остальные молчали и старательно делали вид, что ничего не происходит.
— Тебя это не касается! — шипела я на братца. — Я уже взрослая.
— Тоже мне, взрослая! Света, ну ты же… приличная.
То, что мне за тридцать лет уже порядком осточертело быть приличной, я предпочла опустить.
— Родя, не лезь куда тебя не просили.
— Он тебя лапал! — ткнул родственничек пальцем в затылок Исаева, сидящего на сиденье перед ним. На что Андрей лишь задумчиво поскрёб подбородок, а вот Литвинов, судя по всему, развлекался, с трудом сдерживая смех. По крайней мере, я видела, как мелко подёргивались его плечи.
— И что?!
— Что значит что?! Ты о родителях подумала?! Что будет, если они узнают?
— Ну, будем надеяться, что они не узнают, — решила я сменить тактику, не совсем понимая истерику брата. — А они не узнают, если кое-кто им не расскажет. А он им не расскажет, потому что я никому не рассказывала, как этот кое-кто целовался с Катей Царёвой под лестницей.
Тут не выдержал и Исаев, хрюкнув на всю машину:
— У вас не семейка, а сплошные тайны мадридского двора.
Махнула на него рукой, мол, помолчи.
Родя во все глаза шокировано уставился на меня:
— Ты знаешь про Царёву?!
— И про Царёву, и про вейп на уроке химии. И про то, как стоял на стрёме, пока Паньшин со Смирновым пили водку в туалете.
Веселились уже все, кроме моего брата:
— Ты про это всё знаешь?
— Я вообще про тебя всё знаю.
Младшенький немного помолчал и неверяще уточнил:
— И ничего не сказала родителям?
