Моррис Ренек - Сиам Майами
Он зашел под козырек, чтобы укрыться от ветра. За двойными стеклянными дверями горел зеленый ночник и клубился сигаретный дым. Барни постучал и осторожно поставил Сиам на ноги. Кафельный пол был холодным, и она открыла глаза.
— Как ты смеешь ставить меня на такой холодный пол?
— А ты посмотри на воду.
Она послушалась.
— Это только декорации. — Она помолчала. — Город у меня внутри. Когда мне делают рентген грудной клетки, то на снимке получается ночной Нью-Йорк.
Из-за стола поднялась мужская фигура. Человек мучительно пытался стряхнуть с себя сон, буквально пригвоздивший его к стулу, он прогонял дремоту с каждым шагом. Имел мешковатый вид и смотрел на гостей сурово. Как всё ночные сторожа, он походил на безработного. В руке был зажат револьвер.
— Кто вы такие? — пролаял он. Это был не человеческий, а именно собачий голос, даже с повизгиванием.
— Я привез вам певицу. Сиам Майами.
— Кого? — коротко пролаял сторож.
— Певицу. — Барни подышал на стекло и написал на нем имя Сиам. Имя исчезало на глазах.
Сторож, угрожая им револьвером, отпер внутреннюю дверь и прочел надпись. Потом он включил фонарь и посветил в лицо сначала Барни, затем Сиам.
— Что-то вы поздно, мистер.
— Простите, что разбудили.
Сторож принял извинение за сарказм.
— Я не спал, поэтому вы не могли меня разбудить.
— Мы поздно выехали, — объяснил Барни.
Сторож повел их по широкой лестнице, указывая путь лучом фонаря. На втором этаже, прямо над кабаре, располагался большой пустой холл с дверями по обеим сторонам. Сиам предназначалась громадная спальня в углу. В окно был виден Нью-Йорк, между рамами задувал ветер.
Сторож распахнул дверь в комнату Барни напротив. Тут окно комнаты выходило как раз на хлопающий плакат.
— Когда утром привезут наши вещи, оставьте их перед дверью, — сказал Барни и дал сторожу мятый доллар в знак дружеского расположения.
Сторож стал медленно спускаться вниз. Он едва касался подошвами ступенек, и это было подозрительно: казалось, что он подслушивает. Данное обстоятельство как бы рождало близость между Барни и Сиам, делало обстановку более романтичной. Пока сторож не убрался, оба помалкивали. Это их молчание только подчеркивало интимность ситуации.
Сиам направилась к себе в комнату, негромко бросив через плечо:
— Прости, что повысила голос в такси. — Она запустила пальцы в волосы, словно собиралась отловить там чертенка, портившего ее нрав. — Я была такая сонная! Но это, конечно, не оправдание.
Она расстегнула молнию и сняла платье. Потом села на кровать, задрала нижнюю юбку и стала стаскивать порванные чулки.
— Я знаю, я плохо себя вела.
Он попятился.
— Куда ты? — удивилась она.
— Дай закрыть дверь.
Она облегченно вздохнула.
— Знаешь, что? — Она отбросила в сторону чулок.
— Что? — с улыбкой спросил он, подходя ближе.
— Давно не пребывала в такой приятной праздности. Я вся млею. Даже ноги какие-то ватные. — Глаза ее, впрочем, проворно следили за каждым его движением. Это тоже добавляло обстановке интимности.
Он подошел так близко к ней, что она уже не могла видеть его всего. В это время в его комнате зазвонил телефон. Звонок был весьма настойчивым.
Сиам закрыла глаза, недовольная посторонним вмешательством. Телефон все звонил. Он быстро направился к двери и с порога успел увидеть, как она, заведя за спину руки, расстегнула лифчик.
— Ответь и возвращайся. — Она упала на кровать.
Он побежал к аппарату.
— Я сварил вам кофе. — Сторож оказался довольно славным человеком. — Я подумал, что вам захочется горячего.
— Спасибо. Сейчас спущусь. — Барни улыбнулся.
Прежде чем спуститься, он просунул голову в комнату Сиам. Она растянулась под простыней.
— Я иду за кофе.
— Хорош голубчик! — возмутилась она.
— У сторожа все готово. — Неожиданная помеха развеселила его.
Она тоже отреагировала на их общую беспомощность понимающей улыбкой.
Внизу сторож честно отрабатывал свой доллар. У него нашлась пластмассовая ложечка, которую он запустил в порошковые сливки. Барни и он обретались в разных мирах. Сторожу некуда было спешить, и он тянул время, Барни досадовал, что вежливость мешает ему прервать дурацкую процедуру. Он терпеливо дождался, пока сторож закончит приготовление целебной смеси, и ушел с двумя чашками кофе. У двери Сиам ему пришлось поставить одну чашку на пол, чтобы повернуть ручку. Потом он направился к Сиам, накрытой простыней.
Так и не пригубив кофе, он поставил обе чашки на ночной столик. Рядом с ее сумкой лежали пузырек ортогинола и пластмассовый шприц со следами пользования. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но был встречен непритворно сонным лицом, на котором не отразилось удовольствия от его возвращения.
— Сиам?
Она не шелохнулась. Он потряс ее за голое плечо. Но она не проснулась.
— Сиам?
Она откинула голову. До нее было не достучаться. Она приняла все меры женской предосторожности, но сонливость не позволила ей его дождаться. Он взял чашку с кофе, улыбаясь от зрелища ее приспособлений на столике. Потом приподнял ее за плечи и поудобнее уложил на подушку.
— Сиам?
Ее глаза оставались зажмуренными. Он потрепал ее по щеке. Она отвернулась. Он вернул ее голову в прежнее положение. Это ничего не дало. Он все же начал расшнуровывать ботинки.
— Я ввела себе ортогинол, — заговорила она, не разжимая век. — Потом на меня нахлынуло романтическое настроение, мне захотелось обнимать тебя, не мучаясь от головной боли. Я полезла за аспирином… — Ее голос поплыл, потом стал громче, но зазвучал еще более униженно, чем раньше. — Вместо аспирина я приняла снотворное. — Она отключилась.
Он потряс ее.
— Сколько таблеток?
— Не волнуйся, только две. — Голая рука потянулась к нему. — Как жалко! А ведь я подготовилась! Все в нашем мире делается нажатием кнопок. Ты не сердишься?
Она уснула.
Он посмотрел в окно. Над Гудзоном появился серый просвет. С приближением зари из Вестчестера уже катили машины. Он снял телефонную трубку.
— Когда вас сменяют? — спросил он сторожа.
— В десять часов, когда приходят повара.
— Попросите их разбудить меня в десять. Я буду в своей комнате.
В десять зазвонил телефон. Он поднял трубку.
— Спасибо. Можно заказать такси в город?
