Лина Дорош - Очки для секса
— Почему один? А Ваши дети? Если Вы планировали Влада сделать наследником не всего, а только службы безопасности, значит, у Вас были планы на другого наследника…
— У меня был счастливый долгий брак, но детей не было. Шанс стать отцом представился, когда должно было вот-вот стукнуть пятьдесят. И, Вы правы, наследником я видел другого мальчика.
— Подозреваю, что и в другой семье?
— Именно, жена всё поняла и согласилась на развод. Сразу случился второй брак и родился ребенок.
— А почему Вы не говорите «сын» или «дочь», а называете столь долгожданного наследника «ребенок»?
— Потому что очень быстро стало известно, что это не мой ребенок. Мальчик получил приданое, а его мать — развод.
— Печально. И Вы не попытались вернуться к первой жене?
— Она мудрая женщина, она поняла, что теперь, независимо от моего отношения к ней, и личная жизнь у меня будет тоже.
— И предпочла нежную дружбу?
— Именно. Теперь Вы почти всё знаете о моей деловой, семейной и личной жизни, Аннушка, — Александр Дмитриевич поклонился.
Аня протянула Александру Дмитриевичу записную книжку и пометила три абзаца, которые были написаны о нем. Он читал, улыбался, пару раз поднял на нее глаза.
— Не удивляйтесь, если, прочитав Вашу книгу, я приглашу Вас к себе работать.
— Кем же?
— Камертоном — Вы хорошо чувствуете людей, буду сверять с Вами свои наблюдения.
— Игра как лекарство от скуки?
— Отнюдь нет, бизнес делают люди, поэтому если не ошибаешься в людях — не ошибаешься в бизнесе.
— Хо-хо!
— Теперь моя очередь говорить «стоп!».
— Хорошо, по последнему — и ужинать.
Аня обратила взгляд внутрь себя и стала молча что-то рассказывать.
— Стоп! — Александр Дмитриевич не стал долго слушать немой рассказ.
— Москва, — Аня не знала, как начать рассказ про… А, собственно, про что?
— Таки что у нас Москва? — Александр Дмитриевич попытался изобразить еврейский акцент.
— Москва — столица Советского Союза, — Аня, смеясь, выдавала штампы из школьной жизни, — хорошо, я не буду уходить от ответа. Про Москву я бы сказала так: «И потом я уехала из своего города в Москву».
Александр Дмитриевич пристально посмотрел на Аню, Аня посмотрела на Александра Дмитриевича:
— Ну, да-да! Вы правы — сбежала! — Аня развела руками. — Тружусь в Москве дворником — вот, собственно, и всё!
— Аннушка, игра определенно удалась… как мы её назовем?
— «Стоп!» и назовем, чего уж мудрствовать.
— Моё мнение — надо продолжать, — Александр Дмитриевич поднялся с кресла.
— С удовольствием…
— А без игры ещё пару слов про Ваше настоящее, которое связано с книгой? Или не связано. Про личную жизнь?
— А про ваше? А про Вашу?
— Банально и банально.
— Аналогично и аналогично.
— Хорошо держите удар. Кстати, Вы играете в шахматы?
— Нет, милый Александр Дмитриевич, правил не знаю.
— Хотите научу?
— Я предпочитаю более эмоциональные игры — шашки, например.
— Шашки — это прекрасно. Но зря Вы обижаете шахматы — это очень эмоциональная игра.
— А Вы хорошо играете в шахматы?
— Смею надеяться — играл с чемпионами, и партии были не короткими.
— То есть Вы хорошо играете в шахматы?
— Хорошо, — Александр Дмитриевич не понимал, к чему клонит собеседница.
— А Вы в этом уверены? — было абсолютно не очевидно, к чему относится этот вопрос.
Александр Дмитриевич поднял руки вверх:
— Это шах!
— Не-е-ет, Александр Дмитриевич, — Аня сделала паузу и с прищуром посмотрела ему в глаза, — это уже мат!
— А Вы, Аннушка, говорите, что правил не знаете.
— Так и быть, открою вам секрет: я вообще много чего говорю…
Они разошлись по номерам, чтобы встретиться через полчаса за ужином. Александр Дмитриевич оделся торжественно — в темно-красный свитер.
— Аннушка, Вы производите впечатление уверенной в себе женщины.
— Вы сомневаетесь, так ли это на самом деле?
— Не сомневаюсь, — Александр Дмитриевич смеялся, — потому и хочу спросить, в чем природа такой уверенности? Когда женщина в вечернем платье и туфлях на каблуках, с безупречной прической и макияжем — это понятно.
— А почему моль в лыжном костюме так в себе уверена — не понятно? — Аня смотрела испытующе, и глаза её заливались смехом.
Александр Дмитриевич смеялся вслух, но тоже от души.
— С Вами не соскучишься, Аннушка!
— Ага, — Аня изобразила равнодушие, — «Со мной не соскучишься», «Не соскучишься-2» и «Не соскучишься. Возвращается».
Александр Дмитриевич просил пощады. Не словами, а жестами.
— Хорошо, буду шутить тише. А по поводу уверенной в себе моли — всё очень просто, и даже примитивно.
Аня выдержала паузу.
— Не томите.
— Мужчины думают, что платье и прическа дают уверенность в себе. И они почти правы. Но настоящую уверенность женщине дает не то, что на виду, а то, что скрыто.
— Душа.
— Не всё так возвышенно. Иногда чулки, и всегда хорошее белье и безупречный педикюр. Даже если ты в сапогах.
— Вы не шутите?
— Серьезно. Пока женщина покупает белье и делает педикюр для мужчин — её уверенность в себе зависит от высоты каблука, а когда она это всё начинает делать для себя и всегда — её уверенность в себе становится величиной постоянной и уже ни от чего и ни от кого не зависит.
— Действительно ни от кого?
— Для Вас это неожиданность?
— В какой-то степени — да. Я считал, что мужчина играет более важную роль в жизни женщины.
— Определяющую — разве это незначительно?
— Вы хотите меня окончательно запутать?
— Нисколько, просто первый шаг к уверенности — хорошее белье. А в молодости не золотые девушки первое хорошее белье чаще всего получают именно в подарок.
IX
Александр Дмитриевич улетел, не попрощавшись. Ане тоже показалось, что так действительно лучше. У нее оставалось еще пять дней. Чувствовался какой-то подъем, и текст «лепился» на этом подъеме очень хорошо. За день до окончания путевки Аня поинтересовалась процедурой отъезда.
— А Вы разве уезжаете? — администратор был искренне удивлен.
— А разве нет? Две недели заканчиваются, к моему великому сожалению.
— Подождите, я посмотрю. Но у Вас, насколько я помню, оплачены ещё две недели.
— Вы меня обрадуете и удивите одновременно, если это окажется правдой.
— Точно, я ничего не путаю. Пять дней назад оплачено продление путевки на Ваше имя на две недели. Вы поменяли решение и хотите уехать?
