Анна Богданова - Внебрачный контракт
Моя гениальность буквально била из меня фонтаном. Мне прочили блестящее будущее. Многочисленные бабки от нечего делать, мамаша в промежутках между сном и работой, дядя Ленчик, иногда отвлекаясь от очередной своей пассии, тетя Лида, у которой мы скрывались три года тому назад, – словом, все, кому не лень, настаивали: надо использовать мои таланты рационально, посвятить мою жизнь какому-нибудь одному занятию, а не разменивать ее на пустяки.
– Ребенка нужно немедленно отдать в школу! – настаивала бабушка № 1. – Тогда в тринадцать лет она уже сможет поступить в университет! А то и раньше, если сдаст выпускные экзамены экстерном!
– Ха! В школу! Вы смеетесь, что ли? Или хотите загубить ребенку детство? – возмущалась бабушка № 2 и приводила в пример свою старшую сестру. – Вон Сара – ни читать, ни писать не умеет, а неплохо живет. Да, бабка?
– А чаво? Неплохо! Погребок есть, торгую помаленьку. Только вот огород обещались ликвиндировать! Надо будет похлопотать. А Накулечку лучше всего счету обучить – будет со мной на риньке укропом приторговывать.
– Дуню военному делу обучить надо, а не на рынок ее ставить, укропом с бабкой торговать! К примеру, отдать ее в Суворовское училище... – мечтательно говаривал дед.
– Ну ты, Люба, дурак! Девочек не берут в Суворовское училище!
– Правильно Хрося говорит.
– У Дуняши голос хороший – звонкий, громкий, как у меня. Пусть поет лучше, – стояла на своем бабушка № 2.
– Нечего ей петь! Это занятие несерьезное и неопределенное. Я ее в музыкальную школу отдам, пускай на фортепьяно учится играть. Мне не дали – хоть дочь пианисткой будет! – Моя родительница была непреклонна.
– А я бы на вашем месте Дуню в балетную школу отдала, пока не поздно. У нее руки и ноги в разные стороны гнутся, – предлагала тетя Лида.
Но обычно на этом разговоры о моем будущем заканчивались – приходил папаша с работы, уставший, но довольный, потому что под окном его ждал новенький мотоцикл цвета прелой вишни, у окна – молодая любимая жена, а на столе – густой борщ с чесноком. После ужина у него, как правило, открывалось второе дыхание, он ощущал прилив бодрости и энергии и предлагал маме отправиться на мотоцикле за грибами. Родительница иногда оставалась со мной, а за грибами с величайшим удовольствием соглашалась сгонять бабка Сара.
Она собиралась, как в армии – за время горения спички нахлобучивала на голову шлем того же цвета прелой вишни, что и мотоцикл, накидывала Любину брезентовую куртку и, схватив несколько корзин, бежала опрометью на улицу. Отец долго прощался с мамой – казалось, не по грибы ехал, а его во второй раз призвали в ряды Вооруженных сил. Только после душещипательного прощания он заводил своего стального зверя и, тарахтя на весь двор, скрывался из вида вместе с бабкой.
Приезжали грибники утром, с черными от дорожной гари физиономиями и полными лукошками лживых опят и ярких мухоморов. Баба Фрося всегда подолгу ругала сестру за привезенные поганки.
– Бабка! Ты совсем – во! – И она покручивала пальцем у виска. – Одних мухоморов понавезла! Выкидывай немедленно!
– Ты, Хрося, не разбираисси – вот и молчи! – упрямилась та.
– Что тут разбираться?! – И бабушка № 2 выуживала из корзины огромный гриб на белой ножке с ярко-красной шляпкой в белую крапушку.
– Зато в мухоморах чарвяков нет! – стояла на своем старшая сестра. – Мухомор – самый полезный, мясистый гриб. Его просто нужно уметь готовить! А ты, Хрося, не умеешь! Надо взять болшой каструл, положить туда мухоморы и варить три часа после кипения, потом воду слить, налить новую и опять варить три часа после кипения – тогда не отравишься!
– Вот и травись сама! И только посмей мне Дуняшу этим говном накормить! – В этих словах таилась угроза.
Бабка действительно варила мухоморы шесть часов подряд, а потом, причмокивая, ела их с картошкой. И, что самое удивительное, поганками она не отравилась ни разу. Вообще, насчет продуктов питания старуха была неприхотлива – ела, что бог пошлет – в буквальном смысле слова. Только однажды бог послал ей некачественные сосиски.
Как-то летом они с Любой сторожили ночью урожай на огороде. Под утро и у бабки, и у деда в животе заурчало – они внезапно и синхронно захотели есть, но в «доме» ничего, кроме заварки, не было, огурцы только отцвели и успели едва лишь завязаться, лесная земляника была продана накануне – короче говоря, утолить голод было абсолютно нечем.
– Я щас, – бросила бабка и побежала в сторону спасительной свалки.
Через полчаса она вернулась с кульком в руках – в кульке, к великой радости Любы, оказалось грамм семьсот молочных сосисок. Они с удовольствием умяли их, запили чаем и тут же забыли об этом. Вспомнили лишь через два дня, когда наперегонки начали вдруг бегать в туалет, когда от озноба, рвоты и окончательно расстроенного стула сотрясались их тела. А утром третьего дня у обоих подскочила температура. Зое Кузьминичне пришлось объявить карантин в квартире на первом этаже второго подъезда и изолировать меня от заразы на пятый этаж четвертого подъезда (благо Ленчик был в отлучке – ездил в Киев разыскивать свою мерзавку и паршивку Светлану, к которой по прошествии трех лет с того знаменательного дня, когда та содрала обои в колокольчиках со стен комнаты, он все еще испытывал чувство сердечной склонности и неукротимого влечения).
Сару с Любой немедленно госпитализировали, а через три недели они вернулись к своим обычным занятиям, будто и не ели никогда никаких сосисок со свалки.
* * *Лето было в самом разгаре. Мне шел четвертый год, а гениальность моя пробиралась во все области, куда только могла пролезть – стоило мне взять в руки карандаш, как на бумаге появлялся розовый куст или портрет кого-нибудь из соседей, будто бы нарисованный человеком уже взрослым и знающим толк в изобразительном искусстве. Если до моих ушей доносилась музыка, я пускалась в пляс, и окружающим казалось, что у меня вовсе нет костей – до того гибкой и пластичной я была. Когда скука овладевала мной, я затягивала песню, ненароком услышанную, причем сама аккомпанировала себе подручными предметами, отбивая такт по столу то телефонной трубкой, то ложкой, а то и хрустальной вазочкой из-под конфет. Моноспектакли для жителей микрорайона проводились без выходных, и баба Зоя уж подумывала: «А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира?»
Родные и близкие все продолжали спорить, куда бы лучше отдать юное дарование, повыгоднее «пристроив» мою гениальность, чтобы не промахнуться, не опростоволоситься, чтобы в дальнейшем она дала обильные плоды – такие, что, даже если бабкин огород все-таки «ликвиндируют», для семьи это прошло бы совсем незаметно и безболезненно. В три года я уже осознавала, что домашние рассчитывают только на меня – именно я должна принести им радость и благополучие, и что я не могу разрушить их надежд.
