Джин Стоун - Такая разная любовь
…После школы Эрик убедил меня ехать в Голливуд. Ему тоже хотелось сниматься. Он был красив как бог. Точеные скулы, бездонные голубые глаза… Он был высок и крепок, как викинг. Ну и… Несколько лет мы прожили в Лос-Анджелесе, питаясь исключительно макаронами с сыром. — Она помолчала, потом рассмеялась. — Готовил он. Даже в те времена я уже была избалована. Там я познакомилась со своей лучшей подругой Марисоль, она жила в соседней квартире. Я ведь вам еще не рассказывала про Марисоль?
Вспомнив о ней сейчас, Зу поняла, насколько сильно соскучилась по ней.
— А потом меня «открыли». Не Уильям, нет. Его компаньон. Тим Данахи. Все произошло очень быстро. Не успела я и глазом моргнуть, как уже оказалась перед юпитерами. Подписала трехлетний контракт. А Эрик все стоял на очереди, пытаясь сняться в эпизодах. Уильям перехватил у Тима инициативу в отношении меня. Я стала появляться с ним на приемах. Меня стали замечать. Уильям говорил, что тащить за собой Эрика в те места было бы неблагоразумно. Он сказал, что я должна создать себе имидж «свободной женщины».
— Уверена, Эрику это не понравилось, — заметила Алисса.
Зу покачала головой:
— Я была настолько занята, что как-то не замечала. Еще бы! Радужные мечты вдруг начали сбываться! Короче… придя как-то вечером домой, я обнаружила, что Эрика нет.
— Ну, ясно. Известная история.
Зу скользнула взглядом по спокойной поверхности воды в бассейне. Собственно, на этом рассказ можно было закончить. Остальное раскрывать необязательно.
— Куда он уехал?
Зу пожала плечами:
— Понятия не имею.
— И ты не пыталась найти его?
Зу вновь откинулась на спинку шезлонга.
— Мне казалось, что он больше меня не хочет… — проговорила она. От осознания того, что это могло быть правдой, у нее комок встал в горле.
— По крайней мере ты не виновата, — проговорила Алисса.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я-то, положим, сама ушла от Джея. В отличие от тебя я сделала собственный выбор. Вот и живу с ним. Все было бы проще, если бы не я, а он бросил меня. Или если бы он умер. — Избегая встречаться глазами с Зу, Алисса поднялась. — Ладно, пойду в сауну.
Они и не подозревали о том, как тяжело достигается другими то, что им далось просто так.
Взять, например, Мэг. Она роскошно выглядит, хотя не прикладывает никаких усилий к этому. А какая она умная! Господи Боже, какой набор: внешность, мозги и независимость! Она никогда не зависела ни от одного мужчины. Ей не надо беспокоиться о том, что скажет муж, когда она начнет стареть, терять красоту.
Или Зу. Голливудская кинозвезда. У нее никогда не было проблем с тем, чтобы попасть на страницы иллюстрированных журналов. Ее фотографии появлялись повсюду. И еще появятся. Американцев хлебом не корми, а подай только триумфальное возвращение в профессию одного из прежних идолов.
Им все далось в жизни легко.
Алисса стянула через голову свой балахон и обернулась толстым махровым полотенцем. Открыв тяжелую дверь в сауну, она вошла внутрь. Защипало глаза. Она не знала, от чего именно: от вина, жара или неумолимых слез.
Алисса вытянулась на лавке. Она знала, что уже упустила свой шанс. Никакого гала не будет. И Зу не будет. Алисса вчера выставила себя перед ними полной дурой. Боже мой! Расплакалась, надо же… Невероятно. Она очень старалась показаться «своей девочкой» и настолько этим увлеклась, что невольно раскрылась. Но чтобы плакать?!. У них на глазах?! Вообще у кого бы то ни было на глазах?..
Алисса спрятала лицо в ладонях. Может, ей уже и не стоит возвращаться домой… Все равно ее жизнь всего лишь фарс. И начался этот фарс в тот самый день, когда она ушла от Джея Стоквелла.
Алисса услышала, как отворилась дверь.
— Алисса? — Это была Зу. — Ты не можешь бросить нас.
— Я уезжаю только во второй половине дня, — сказала Мэг. — И жду, когда ты скажешь, чем мне заняться до отъезда.
— И потом, — продолжала Зу, — меня неудержимо тянет к шоколаду. Надо, чтобы ты меня отговорила.
Не убирая рук от лица, Алисса ответила:
— Тебе надо развлечься, Зу. Прогуляйся. Выкури сигарету.
Она услышала, как они зашли в сауну. Затем шаги смолкли.
— Мне нельзя курить, — сказала Зу. — Сразу после рождения Скотта меня хватил удар.
Наступила пауза, слышалось только шипение поднимавшегося пара.
Алисса села. Зу и Мэг, обернутые полотенцами точно так же, как и она, следили за ней. Три женщины, все настолько разные, что трудно представить, как им удалось подружиться.
Зу медленно подошла к кедровой лавке и опустилась на нее.
— Эту тайну я хранила ото всех в течение почти пятнадцати лет.
Тайна… Перед мысленным взором Алиссы мелькнул образ Роберта.
Мэг тоже села на лавку, скрестила ноги и проговорила:
— Для многих людей тайны — это образ жизни.
Они замолчали, и вновь послышалось шипение пара. Затем Зу качнула головой и сказала:
— Некоторые тайны стоят того, чтобы их не раскрывали. Мой сердечный удар к таковым не относится. Я молчала, и это было проявлением эгоизма. Нынче многие женщины… Я имею в виду известных женщин, которым есть что терять… Во всяком случае, побольше, чем мне тогда… Так вот они не скрывают от публики ни своего рака, ни сексуальных извращений, ни множества прочих проблем, с которыми им приходилось сталкиваться в жизни. — Она невесело рассмеялась. — А я? Я не могла признаться даже в том, что со мной случился этот злосчастный удар. И дело не в том, что я боялась угробить карьеру. Я боялась, что люди станут смеяться надо мной, подумают, что я слабая… И мне уже не удастся морально восстановиться. И снова вернутся те времена из детства, когда я была одной-единственной девочкой-еврейкой на весь наш городок в северной Миннесоте.
Алисса судорожно сглотнула. Ей вдруг вспомнились ее школьные подружки, позирующие перед зеркалом в мехах тети Хельмы.
— Кому же приятно признаваться в своих слабостях? — проговорила Алисса. — Особенно, когда признаешься в этом самому себе.
Алисса говорила и одновременно слышала себя как бы со стороны. На глаз навернулась слезинка… Сколько она ждала этой минуты? Месяц? Год?.. Алисса дала ей скатиться по щеке.
— От моего эгоизма многие страдали, — продолжала Зу. — Я упросила Уильяма скрыть от прессы известие о моей болезни. Он сказал журналистам, что я решила уединиться для того, чтобы поставить на ноги ребенка. Никто не знал, что у меня была парализована вся левая половина тела. Что я не могла ходить. Не могла говорить. Через пару лет репортеры наконец оставили Уильяма в покое и потеряли интерес. — Она подняла глаза к темному потолку. — Я знаю, как тяжело приходилось Уильяму. И дело не только в моей болезни, но еще и в моем эгоизме. Марисоль тоже было несладко. Но больше всего страдал мой ребенок.
