Джессика Соренсен - Вечность Эллы и Миши

— Не думаю, что это хорошая идея на данный момент, Элла, — сказала она громко, перекрывая дождь, бьющий по окну. Тротуары снаружи затоплены, небо темно серое, и воет ветер. — Ты все еще разбираешься с собственными проблемами, и донесение вещей такого рода людям, может, принести ужасные эмоции.

— Миша не такой, — не соглашаюсь я, повышая свой голос из-за гула грома. — Он никогда намеренно не причинит мне боль.

— Противостояние проблем является трудностью для всех. — Она надевает свои очки и читает вчерашние записи. — Как у тебя обстоят дела в последнее время? Все было хорошо?

Я рассказываю правду, даже если первой моей реакцией было приукрасить все. — Я была в порядке до звонка Дина. Хотя, я уже смирилась с тем, что он звонит мне только для того, чтобы рассказать насколько хреновые вещи происходят.

— Так почему он тебе звонил? — интересуется она.

Огромная опухоль набухает в моей голове, когда я мягко говорю:

— Потому что сегодня день рождение моей мамы.

Она не смотрит на меня с симпатией, поэтому она мне и нравится. — Был ли он груб с тобой во время разговора?

Я дышу изо всех сил. — Немного. Думаю все это потому, что он все еще винит меня в смерти нашей мамы.

Ее карандаш балансирует над бумагой, готовый сделать запись. — Ты говорила с ним о том, что чувствуешь, когда он причиняет тебе боль?

Я качаю головой. — Нет, и я не хочу.

Ее рука быстро скользит по бумаге, когда она что-то записывает. — Что ты делала после того, как закончила разговаривать с Дином? Расстроилась?

— Я не расстроилась, — поправляю я ее. — Просто немного погрустила, вернулась в свою комнату и свернулась калачиком на кровати на некоторое время. Хотя позднее я сама и вытащила себя из этого состояния.

— Это хорошо. — Она снимает очки, и там где они прижимались к носу остаются красные линии. — Во сколько ты уезжаешь в Нью-Йорк?

Откинув голову назад, я смотрю на часы на стене над моей головой. — Вроде бы, через четыре или пять часов.

— Ты будешь в порядке? — спрашивает она. — Ведь ты будешь всю поездку наедине с Мишей.

— Я буду в порядке, — заверяю я ее. — Знаю, вы не хотите, чтобы я с ним встречалась (и я не хочу), но он все еще мой друг и нуждается во мне.

— Я никогда не говорила тебе, чтобы ты не встречалась с ним, Элла. — Дождь усиливается, скрывая окно водой, и она повышает голос. — Я лишь сказала тебе, что, пока ты не построишь свою устойчивую жизнь, ты должна облегчить все как можно сильнее, а отношения в целом никогда не бывают простыми.

Я накручиваю локон волос на палец. — Как я узнаю, что готова снова с ним встречаться?

Она ободряюще мне улыбается. — Только ты это знаешь, но могу я тебе посоветовать идти маленькими шажочками во всех твоих отношениях, ведь благодаря этому у твоих мыслей появится время, чтобы немного замедлиться, и ты сможешь увидеть, что реально, а что нет?

Мои мысли мчатся, когда я встаю на ноги и перекидываю сумку через плечо. — Думаю, мы увидимся, когда я вернусь.

Она провожает меня к двери. — Береги себя, Элла, и помни, если тебе что-то понадобится, звони.

Я машу на прощание и выхожу под дождь, направляясь в сторону квартиры. Мои сапоги хлюпают по лужам, и даже не смотря на то, что я пробежала весь путь, мои волосы и одежда все же промокают.

Итан и Миша сидят в гостиной на диване, когда я забегаю внутрь и хлопаю дверью, закрываясь от дождя. Их глаза направляются на меня и расширяются.

Миша осматривает мои джинсы и футболку, облепившие мое тело, капли воды стекают по моему лицу. — Разве у тебя не было куртки?

Я выжимаю волосы, разнося беспорядок по всей плитке. — Нет, я не думала, что будет дождь.

— Что? Темные облака не были предательским знаком? — спрашивает Итан насмешливо, и хватает полную руку чипсов из пачки на кофейном столике.

— Обычно здесь не идет дождь. — Я направляюсь в сторону своей комнаты, оставляя мокрый след на ковре. — У меня есть время, чтобы принять душ, прежде чем мы уедем?

— Да, все в порядке, — кричит Миша. — Только поторопись.

Я закрываю дверь спальни, выскальзываю из мокрой одежды, и иду в ванную, присоединенную к спальне, оставляя дверь приоткрытой. Теплая вода душа расслабляет мои жесткие мышцы, и я позволяю ей бегать по моему телу дольше, чем планировала.

— Элла, ты жива там? — Голос Миши перекрикивает звук бегущей воды.

Я стираю воды с глаз. — Ага, уже собираюсь выходить.

Я жду минуту, чтобы он ушел, затем выключаю воду и убираю штору в сторону, чтобы выйти, но он все еще стоит здесь, прислонившись к стойке.

— Черт, — я хватаю штору и прикрываю себя. — Я думала, что ты ушел.

Он скрещивает руки на груди, его дикие глаза впиваются в меня. — Я хотел убедиться, что ты выйдешь. Нам уже нужно идти.

Я тянусь за полотенцем на крючке и оборачиваюсь в него, прежде чем отпустить штору и выйти. Его взгляд следует все время за мной, пока я иду в комнату.

Я копаюсь в ящике комода, просматривая одежду, выбираю полосатую черно-серую футболку и джинсы. — Хорошо, дай мне минуту одеться, и я готова идти.

Он поднимает рисунок девушки с трещинами на лице и изучает его. — Когда ты это нарисовала?

Вздыхая, я натягиваю трусики, не снимая полотенце. — Прямо перед тем, как приехала навестить тебя в Лос-Анджелесе.

Он бросает его обратно на комод, и его пламенный взгляд переходит на меня. — Выглядит так, будто ты грустила, когда рисовала его.

Я надеваю штаны, споткнувшись, когда мои ноги застревают в середине штанины. — Я грустила из-за того, что не могу тебя увидеть.

Призрачная улыбка касается его губ, я смотрю на лифчик в своей руке, мучая мозг тем, как надеть его, не сверкая перед ним своими прелестями. — Попала в неприятности? — спрашивает он.

Я бесстрастно моргаю. — Не мог ли ты выйти на минуту?

Он преувеличенно кивает. — Я был бы очень не против.

Качая головой, я отворачиваюсь, позволяя полотенцу упасть на пол. Продевая руку через каждую бретельку, я надеваю лифчик и тянусь, чтобы застегнуть, но пальцы касаются моей спины.

— Знаю, я не должен говорить этого, с тех пор как мы решили быть друзьями, — дыхание Миши хриплое, когда он застегивает лифчик, — …. но ты возмутительно прекрасна.

Мои легкие сжимаются, когда я смотрю через плечо, и его сочные губы всего в нескольких дюймах. — Ты прав, — говорю я, задыхаясь, когда мое сердце барабанит в моей груди. — Ты действительно не должен говорить такие вещи.

Его взгляд, полный желания, переходит на мои губы, словно он вот-вот может поцеловать меня. Нуждающийся стон вибрирует на моих губах. Покусывая кольцо в своей губе, он пятится, его глаза не отрываются от меня, пока он не закрывает дверь и не исчезает в коридоре.