Сулейман. Я выбрал тебя (СИ) - Беж Рина

– Сегодня уже поздно, а приемные часы давно закончились. Завтра перед работой я к нему заеду, а потом перезвоню вам, – даю обещание и, прежде чем на меня навялят еще кучу «сделай то и то, и прихвати с собой вот это», прощаюсь и отключаю связь.

– Ну ты, Машунь попала, церберша эта твоя А.Б., мама не горюй.

Пожимаю плечами, полностью соглашаясь с мнением подруги, и пару раз удивлённо моргаю, когда слышу…

– Так-с, утром я еду с тобой. А что, это будет даже весело, – ехидно хмыкает брюнетка. – Навестим нашего Вадичку вдвоем. Раз он не в реанимации, а всего лишь в травме, то жить будет, даже после моего визита.

– Уверена? – приподнимаю бровь, широко улыбаясь.

Да, Ионова – стервочка, так что вполне возможно наведет в больнице шороха. Но я совсем не возражаю против такой приятной компании. Воевать вдвоем намного веселее.

– Даже не сомневайся. Я не позволю этому упырю повторно сесть тебе на шею. И потом, у меня все равно отпуск до понедельника, скучно. А тут развлекусь, – шкодливо улыбается подруга. – Заодно за моего Семочку ему выскажу пару ласковых.

Глава 22

– Вау, Кравцов, какой же ты не красавчик, однако! – звонко произносит на следующее утро Ионова, с гордым видом заходя следом за мной в палату номер шесть отделения травматологии, расположенного на третьем этаже.

И улыбку, заразка, тянет от уха до уха, смущая с каждой минутой всё сильнее подобравшегося на постели Вадима. Ну да, ей есть чем гордиться. Сама вырядилась в короткое вязанное платье и длинные белые сапожки, подчеркивающие узкие икры и стройные ножки, и меня заставила одеться соответствующе.

– Пусть видит, дундук, какую девушку профукал и локти кусает, – выдала она у меня дома, подталкивая переодеваться из тепленьких штанишек и свитерочка в «пусть-гад-слюнями-захлебнется-наряд». – Ничего, один денек не замерзнешь, зато напоследок хвостом вильнешь, показав себя королевой, а не затюканной куклой.

И уже в медучреждении в гардеробе, где нам белые халаты выдали, свой лишь для видимости сверху накинула и мне мой застегивать запретила, дабы не скрывать всю красоту.

– Привет, мальчики-красавчики, – здоровается подружка с остальными тремя пациентами палаты: молодым парнишкой, моментально залившимся краской до самых ушей при нашем появлении, мужчиной лет сорока пяти, лежащим с ногой на вытяжке, и седым, как лунь, дедком, крякнувшим и доставшим из нагрудного кармана расческу, чтобы тут же заняться причесыванием куцей бороды. – А мы вас навестить пришли и гостинцы принесли, чтобы поправлялись скорее и не грустили.

Выдает моя чудо-спутница и начинает обходить всех кроме Кравцова, и разносить яблоки и гранаты.

– Здравствуй, – киваю я бывшему и подхожу к его койке у окна.

Ионова права, выглядит Вадим не ахти – все лицо в гематомах и кровоподтеках, нос опух, нижняя губа раздута и чуть перекошена вбок, голова забинтована, как и грудь, виднеющаяся в не до конца застёгнутой пижамной рубашке, а левая рука в лангете.

– Привет, Маш, – здоровается бывший, кося при этом на Ионову. – А она тут что забыла?

– Нам на работу по пути, – выдаю заранее придуманную чушь и выкладываю на тумбу пакет с мандаринами, коробку яблочного сока и пару пирожков с капустой. – Вот, не знала, что тебе можно, так что брала на свое усмотрение.

Краем глаза замечаю торчащий из-под подушки сотовый и мысленно ухмыляюсь. Я практически не сомневалась, что у А.Б. с сыном есть связь. И это естественно. Не представляю, кто бы мог, узнав, что его ребенок попал в больницу, проигнорировать данный факт и сидеть, ждать новостей от чужих людей?

Я бы точно не смогла, полетела бы мгновенно на любое расстояние. И так сделали бы практически все. Потому что собственное дитя всегда будет оставаться ребенком, даже если ему перевалит за третий десяток.

– Да мне бы чего-нибудь горяченького лучше, – морщится Вадим, наблюдая за тем, что я достаю.

Он приподнимается повыше на подушке и громко цыкает, придерживая грудь здоровой рукой.

– Дай-ка угадаю, пюрешки с котлеткой, да, Вадичка? А лучше с двумя или тремя? – хмыкает Катюха.

И пусть колкая девчонка стоит в другом конце помещения и вроде как общается с дедулей, интересуясь его здоровьем и родственниками, но фразу моего бывшего ловит на раз и сразу же парирует.

– А может, тебя еще и пожалеть надо? – упирает она руки в бока. – Хотя погоди-ка… а по какому поводу тебя так знатно отмутузили? По ошибке? Или за глаза красивые? А может, потому что над беззащитными братьями нашими меньшими издеваешься? Расскажи-ка, дружочек, ты для своих новых знакомых, – кивает на мужчин, – какую историю выдумал?

Кравцов молчит, но правый кулак сжимает до побелевших костяшек и челюсти до перекатывающихся под кожей желвак. Злится.

– На него бандиты вчера напали, в масках, деньги отняли, избили, – не выдерживает первым молодой парнишка и бросается на защиту нового приятеля, потом чуть медлит и добавляет. – Зря вы так, девушка, Вадим зарплату получил и еще премию большую, он с работы домой шел, хотел семью порадовать. А вот… беда приключилась.

Дедок же лишь кивает и согласно покряхтывает.

– Ну-дык, так и есть. Один, небось, кормилец-то работает.

– Ух-ты, один? – театрально всплескивает руками подруга, закусившая удила. – А что с остальными случилось? Обоих твоих родителей резко сократили с работы? Отец же вроде еще вчера водителем троллейбуса работал, а мать секретарем в музыкальном лицее.

Озвучивает она то, что я ей рассказала накануне, пока обсуждали мою предприимчивую не-свекровь.

– Ионова, ты как была стервой, так ей и осталась, – выплевывает Вадим, зло прищуриваясь и прожигая взглядом в Катюхе дыру.

Терять авторитет даже среди тех, про кого через пару дней и не вспомнит, для него слишком неприятно. Любит он быть лучшим в глазах окружающих.

Но на брюнетистую лису ничего не действует.

– Не, я-то нормальная. А вот про тебя такого сказать не могу. Мало того, что брехло, так еще на хрупких девушек набрасываешься, качая права, которых не имеешь, и над животными измываешься. Для тебя ударить беззащитного – дело пары пустяков.

На последнюю фразу дед снова громко крякает и расческу откладывает, переводя взгляд с Ионовой на Кравцова.

– Вадька, да как же ж это? – качает головой неодобрительно и печально.

– Да-да, Максим Петрович, представьте себе, он моего Сему ногой под животик пнул, – найдя в старичке добродушного слушателя, продолжает рассказ Катя, – котика моего любимого, за которым Маша присматривала, – кивает на меня, – пока я к маме с папой на Камчатку летала. Ой, вы тоже там жили? А я смотрю, такое лицо приятное. Вот не зря – не зря, родство душ почувствовала. Так вот… этот, – очередной кивок на Кравцова, – стал к Маше приставать и обижать, а мой котик, настоящий защитник, на него кинулся. Так этот живодер его ударил.

– О-хо-хо… как же нехорошо, Вадимка, – качает головой дед. – Нельзя девочек обижать, они же вона какие хрупкие, – кивает на меня, глядя жалостливо, – а животных тем более. Они же маленькие, беззащитные.

И так у него это выходит душевно, что и я проникаюсь стыдом за поведение бывшего.

– У нее кот бешенный, вот и получил по заслугам, – выдает Кравцов, краснея от негодования. – И вообще, шла бы ты, Ионова, отсюда. Тебя не звали. Тут больные лежат, им покой нужен.

– Так то больным, а тебя сегодня после обеда уже выпишут, – парирует язвочка.

Я же прикусываю губу, чтобы не улыбнуться.

Да, моя подружка – отменная хитрюга. Прежде чем идти в палату, она потащила меня искать лечащего врача Кравцова и очень подробно того расспросила о состоянии «умирающего» пациента. Вызнала всё от и до, вплоть до самого последнего синяка, на который тот мог бы пожаловаться.

В итоге оказалось, что ничего страшного по здоровью нет, да и на ночь его оставляли больше для перестраховки. Никаких переломов точно, в одном ребре незначительная трещина. Тугую повязку сделали на первые сутки, чтобы не геройствовал. По руке – выявлен вывих среднего и безымянного пальцев, потому наложили лангету. Ну а гематомы – так йодовые сетки с этим отлично справятся.