Бэль, или Сказка в Париже - Иванова Татьяна Антоновна

А Яна смотрела в глазок, и ее сердце, только что, при приближении Егора, стремившееся вырваться наружу от счастья, медленно усмиряло свой сумасшедший стук. Передумал! Передумал!!! Она повернулась к двери спиной и, прислонившись к ней, замерла в безнадежном отчаянии.

Они не виделись и не общались четыре дня. Конечно, Яна могла бы пригласить Егора к себе под любым предлогом, если бы… Если бы она то и дело не видела перед собой его скорбно согнутую удаляющуюся от ее двери спину. И сердце стонало. Металось: позвать не позвать. Яна боялась своим поступком все испортить. «Наивная, что испортить? Да у него ко мне, может, и нет ничего!» Но сердце тут же говорило, что есть. Интуиция влюбленной женщины говорила ей, что она просто не может ошибиться.

На пятый день она не выдержала. Решила — приготовлю борщ и голубцы, позову его на обед под предлогом вечного недоедания, ведь живет один, без деда. А там! А там посмотрим…

Однако Егор пришел к ней сам, не дождавшись приглашения. Она как раз заворачивала фарш в капустные листья.

— Привет! — сказал он, сияя улыбкой.

«Надо же, как кстати! — обрадовалась Яна. — Теперь будет считаться, что на обед он сам напросился!»

— А я как раз обед приготовила, — проговорила она, — ну, почти приготовила, может, составишь мне компанию?

— А что у тебя на обед?

— Борщ и голубцы будут.

— О! Это очень заманчиво, но я хотел попросить тебя съездить со мной за дедом на твоей машине.

— Его выписывают?

— Да.

— Так, может, мы сначала привезем Егора Алексеевича, а потом все вместе и пообедаем?

— Отличная идея! — обрадовался Егор.

Яна отдала ему ключи от машины и отправила на стоянку. Сама же быстро докрутила голубцы, уложила их в кастрюлю, решив, что потушит потом, по приезде, одела Машу, привела себя в порядок и отправилась на улицу поджидать Егора.

Егор был просто в ударе. Он сыпал остроумными, подобающими случаю шутками — то милиционера осмеет, то отпустит тонкое замечание в адрес лоховатого водителя, то, в пробке, уставится на какую-нибудь дамочку за рулем и в саркастическо-добродушной манере начнет сравнивать ее с мнимыми достоинствами рулевого управления. Одним словом, у Яны от смеха всю дорогу не закрывался рот, и она даже попросила его умерить юмористический запал, все-таки надо следить за дорогой.

Егор Алексеевич встретил их сияющей улыбкой.

— Ну наконец-то! А то я уж волноваться начал, — пожаловался он.

— Волноваться? Дед, да тебе это категорически воспрещается! И потом, чего волноваться, ты же знаешь, какие пробки на дорогах!

— Как ты, Яночка? — спросил Егор Алексеевич, взглянув на Яну и протягивая руки Машеньке. — Ну, иди ко мне, моя ненаглядная, поздороваемся!

Но девочка застеснялась. Она давно уже не видела своего седовласого соседа и по-детски быстро отвыкла от него.

— Ну, Марьюшка, ты меня совсем забыла?

— Не совсем, а только чуть-чуть, — обнадежила старика Яна, — пару часов совместного общения, и все вернется на круги своя.

— А ты, я вижу, уже ничего, оправляешься, — сказал Егор Алексеевич, так и не услышав ответа на свой вопрос, как она.

«От одного оправляюсь, а другим заболеваю! — мысленно ответила ему Яна. — Эх, знали бы вы, Егор Алексеевич, какая болячка появилась в моей бедной душе в образе вашего внука!»

— А этот, мой-то, вроде осунулся за последние дни, наверное, как всегда, на сухом пайке живет, и то не досыта! — посетовал Егор Алексеевич.

— Вот тут ты как раз ошибаешься, дед! Яна меня подкармливает и сегодня пригласила нас двоих на обед.

— Ну, подкармливаю я его не часто, Егор Алексеевич, вот он и осунулся.

Она взглянула на Егора, в ответ его глаза на миг засветились любовным всполохом. Это не укрылось от умного Егорова деда. «Постойте, постойте, ребятки, это что же с вами происходит? Ох, Егорушка, Егорушка! Не за судьбой ли ты своей в Россию приехал? Ну и дела!»

ГЛАВА 18

Елена Васильевна позвонила дочери и сообщила, что возвращается со съемок.

— Как, на неделю раньше?

— Да, Януля! Мы отсняли пару сцен пораньше, чем было запланировано, а один эпизод режиссер решил переиначить и вместо меня дать мой закадровый голос. Так что я вылетаю завтра.

— Ах, мамочка, я так рада! Ты одна, а папа?

— Папа, само собой, останется до конца съемок, еще недели на три.

— Удачного тебе полета. Буду ждать!

— Ладно, зайка, пока, целую!

Яна долго размышляла над тем, рассказывать ли родителям о происшедших событиях. Лучше было бы не рассказывать и не расстраивать их, но как? Ведь Гриша в милиции, и они все равно все узнают. Подумав, решила не рассказывать, во всяком случае, до того момента, пока до них что-то не дойдет со стороны, а уж потом, со временем…

Мама приезжает! Первая радость, которая вспыхнула в душе Яны, быстро померкла. Ведь мама до возвращения папы наверняка остановится у нее. Вот тебе и раз! У Егора теперь дома дед, а у нее будет находиться мама. Короче, всякое сближение с Егором, о котором она мечтала, не состоится. И Яна тяжело вздохнула.

«Ну и ладно! Все равно у нас с ним ничего серьезного быть не может! Так и дразнить себя незачем! Не-за-чем! Невеста по имени Флер! Флер — это раз. И у меня, — она взглянула на Машу, — хвостик Машка — это два. А на такие раз и два никакое третье ничего возразить не сможет. А зачем оно серьезное? Мне, может, и надо одно мгновение, такое, чтоб перевернуло, встряхнуло и унесло!!! На короткое время, на миг! И этот миг можно было бы устроить. Плюнуть на приличия и пригласить Егора к себе под любым предлогом! Но, увы, теперь такая возможность отпадает. Остался только один день. Ну не заявиться же сейчас к нему в квартиру, — Егор, дерзай, у нас мало времени на раздумья!»

Яна терзалась всю ночь. Мама пробудет у нее около трех недель, до возвращения папы и как раз до того времени, когда Егор отправится в Париж. А потом он оттуда укатит в свою Америку. Навсегда. Господи! И зачем он только приехал…

Когда Елена Васильевна позвонила в дверь, настроение у Яны было упадническое. Она поспешно взяла за руку Машеньку и потянула ее к двери:

— Пошли скорей, Машунь, наша бабушка приехала.

Елена Васильевна первым делом принялась обнимать и целовать внучку.

— Малышка моя, козочка-дерезочка, — приговаривала она.

Та, на удивление, терпеливо перенесла натиск пылкой бабушкиной любви, однако, после того как Елена Васильевна выпустила ее из своих объятий, на всякий случай спряталась за Яну.

Елена Васильевна с Яной рассмеялись.

— Ну и хитрюга! — умилялась Елена Васильевна. — Ладно, не трону я тебя больше. Маму обниму.

— Господи, доченька, как ты осунулась! — воскликнула она. — Янушка, родная моя! — И она снова ее обняла.

И тут Яна не выдержала. Взглянув в родные участливые глаза, она поняла, что сейчас же расскажет маме обо всем, что с ними случилось. И что все накопившееся в душе и не сумевшее найти себе выхода из-за скрываемой любви к Егору выльется наконец наружу, и ей станет легче.

— Мамочка, мамочка! — воскликнула она и со слезами уткнулась в грудь Елене Васильевне.

— Что, что? Яночка, ну что же теперь так убиваться, маленькая моя!

— Да нет же, мама! У меня тут такое было, такое! — Она зарыдала. И только когда Маша, глядя на нее, испуганно заревела, Яна уняла слезы.

Она взяла Машеньку на руки и, пытаясь успокоить и дочку, и мать, улыбнулась:

— Я потом тебе все расскажу, мама, а сейчас принимай-ка душ да пойдем обедать.

Но Елене Васильевне было совсем не до обеда.

— Нет уж, ты сначала мне все расскажи!

Они кое-как утихомирили расплакавшегося ребенка, отвлекли игрушками, — любимыми старыми и новыми, которые только что привезла Елена Васильевна, а потом уселись в кресла напротив друг друга, и Яна начала свой рассказ о Грише и шантажистах.

— Господи, доченька! Да как же ты все это смогла пережить! — заплакала Елена Васильевна после того, как Яна закончила свой рассказ. — Маленькая моя!