Бэль, или Сказка в Париже - Иванова Татьяна Антоновна

— Здорово! К курице со сливками в самый раз!

Они прошли в комнату. Маша, стоящая возле кресла с игрушками, увидев Егора, заулыбалась. Он подошел к девочке, опустился на корточки:

— Привет! Как ты?

Он нежно потеребил белокурые кудряшки.

— На! — Девочка доверчиво протянула ему резинового слоненка.

— Спасибо! — сказал Егор, принимая игрушку.

— На!

И Маша принялась поочередно передавать ему весь игрушечный арсенал, лежавший в кресле. Однако после того как последняя игрушка перекочевала в руки Егора, девочка решила забрать свое добро назад.

— Вот так мы и играем! — сказала Яна. — Свое отдаем только понарошку.

И она, забрав из рук Егора оставшиеся игрушки, положила их в кресло. Этот жест, нарушивший приятное течение игры, обидел Машу, она состроила недовольную рожицу и собралась заплакать.

— Маш! Ну, ты что?

Яна достала из шкафа большую фарфоровую златокудрую красавицу куклу и протянула ее дочке.

Глаза девочки тут же засияли.

— Пошли, а то курица совсем остынет! — сказала Яна Егору. — С этой куклой она будет заниматься теперь до самого сна.

— Ничего себе! — восхитился Егор, увидев накрытый стол. — Курица с таким сопровождением! Ты рискуешь недосыпанием!

Яна удивленно вскинула брови.

— Мой сон никогда не страдает от вкусной пищи! — засмеялась она. — Если мне от нее хорошо, то и ему тоже!

— Я к тому, что мы до утра с этим можем не справиться! — уточнил Егор.

— Тогда придется отсыпаться днем! Не зря же я так старалась! Прошу! — Она указала на стул, сама же уселась напротив, так, чтобы ей со своего места было удобно вставать и выходить на кухню. Егор, потянув носом, зажмурился от удовольствия, потом взял бутылку и протянутый Яной штопор. Пока он откупоривал вино, Яна раскладывала закуски. Егор произнес первый тост за нее, за хозяйку, и они выпили. Вино оказалось великолепным.

— Где ты его купил? — спросила Яна.

— На Арбате, вчера, когда возвращался от деда.

После второго бокала они оба расслабились, и Яна произнесла тост за геройство Егора.

— Знаешь, а ты ведь с самого детства ходил у меня в героях! — призналась она, хотя вовсе не собиралась этого говорить. Но раз уж так получилось, стала рассказывать ему о своих детских фантазиях.

— Вот удивительно! — сказал Егор. — В детстве ты думала обо мне, а как только я приехал, на нас свалились все эти неожиданные события. Сначала пропал дед, потом Маша и, наконец, картина «Бэль»!

— Картина «Бэль»? — удивилась Яна.

— Да! Мне ведь тоже хотелось бы ее отыскать! И даже очень! Это, как сказал бы сейчас дед, наш семейный долг! Только он еще не в курсе, что к ее исчезновению имеет отношение твой муж.

— Что? Что ты говоришь, Егор, почему это ваш семейный долг?

— Потому что эта картина принадлежит кисти художника Ордынцева Николая Степановича, который приходится самым что ни на есть родным прадедом моему деду по линии матери! То есть прапрапрапрадедом лично мне! И твой муж знал об этом. Дед рассказал ему о картине, и не только о ней, но и о двух других, находящихся в коллекции француженки Ла-Пюрель.

— Потрясающе! — воскликнула Яна. — Оказывается, только я ничего не знала!

Егор улыбнулся:

— Надеюсь, теперь я восполнил этот вопиющий пробел?!

— И не надейся! Теперь ты должен рассказать мне все, что знаешь сам.

— Хорошо! — согласился Егор. — Дед, собственно, и вызвал меня сюда из-за этих картин.

И он рассказал Яне о планах Егора Алексеевича, о предстоящей поездке в Париж.

— Да! — выслушав его, вздохнула Яна. — История интересная! И надо же такому случиться, чтобы Володя похитил именно вашу семейную реликвию! Ну просто нарочно не придумаешь! Куда ж он мог ее деть? Как ты думаешь, она когда-нибудь найдется?

Егор пожал плечами:

— Не знаю, но очень хотелось бы! — Он налил себе вина. — Давай за это выпьем!

Хмельное вино расковывало их все больше и больше, а рождающееся обоюдное чувство все настойчивей заявляло о себе. «Сейчас бы включить музыку да потанцевать с ним! Но нельзя, траур», — подумала Яна и, представив себя танцующей с Егором и даже мысленно ощутив его руки на своей талии, опустила глаза, чтобы скрыть охватившее ее желание.

А у Егора при взгляде на Яну каждый раз перехватывало дыхание, во рту пересыхало, заставляя то и дело прикладываться к бокалу с вином.

«Ну, почему? Почему! Почему? — с отчаянием задавал он себе один и тот же вопрос. — Если бы только этому ничто не мешало… Если бы… Но, увы!»

И тут, как всегда в самый неподходящий момент, издал предательский сигнал мобильник Егора позывные Флер.

«Вот уж совсем некстати, — подумал Егор, — и зачем только я его взял с собой! Дурацкая привычка! А не ответить неудобно. Как не ответить на звонок?! Перед той же Яной и неудобно!»

— Алло, Эгор! — запело в трубке нежным голосом Флер.

— Да! Привет!

Тон его был напряженным, отдающим официальностью, и Флер почувствовала это.

— Ты… Ты чем-то занят? — растерянно спросила она, явно не ожидая такого сухого приветствия.

— Нет!

— А мне показалось, что мой звонок не вовремя! Может, ты на унитазе, дорогой? — Флер засмеялась со сдерживаемой нервозностью.

Егор улыбнулся:

— Ты почти угадала!

— Что значит — почти?

— У нас с дедом канализация засорилась.

— Серьезно?

— Серьезно!

— И что же?

— В таких случаях приходят сантехники, дорогая.

— А ты им помогаешь?

— Да! В России это случается!

— Не может быть! — Флер снова засмеялась, только теперь уже свободно и от души. — Ну извини, не буду тебе мешать. Ты перезвонишь мне?

— Конечно, перезвоню, только попозже, о’кей?

— О’кей, о’кей! — весело откликнулась Флер.

«Только Флер могла поверить такой нелепой отговорке», — подумал Егор с привычной нежностью к невесте. Он отключил телефон и взглянул на Яну. Она с напряжением, которое не успела скрыть, смотрела на него.

— Что? Что такое?

Егора охватила радость: «Да ей, похоже, это совсем не безразлично!»

Яна опустила глаза:

— Это твоя невеста?

— Угу!

— Как ее зовут?

— Флер.

— Она красивая?

«Ты во сто крат лучше! — хотелось крикнуть ему, и он даже не почувствовал при этом вины перед Флер, но сказал:

— Красивая.

Без восхищения, без гордости, без теплоты, так, словно сообщил это как факт.

Яна встала. Она чувствовала, что еще минута, и уже не удастся скрыть боль, сжавшую ее сердце.

— Пойду Машку спать уложу.

— Мне уже уходить? — обреченно спросил Егор, лицо его при этом погрустнело.

«Какая же я дура!» — подумала Яна и улыбнулась, облегченно вздохнув.

— Зачем? У меня еще пирог на десерт! Я очень расстроюсь, если мои кулинарные способности останутся недооцененными!

Егор расцвел улыбкой вслед уходящей Яне, встал из-за стола и направился к полкам с книгами и фотоальбомами.

— Яна, — окликнул он ее, — я пока фотографии посмотрю, можно?

— Конечно! — ответила она.

Они расстались, когда время перевалило за полночь. Их чувства, загнанные внутрь, так и не смогли вырваться наружу.

— Пока! — сказала Яна у порога. А глаза молили — не уходи!

— Пока! — ответил Егор с таким видом, словно его посылали на закланье, — ступил за порог и тихо притворил за собой дверь.

Он медленно приблизился к своей квартире и остановился. «Что же мы делаем? — подумал он. — Что же мы делаем! Зачем заставлять себя с этим бороться? И мне, и ей? Зачем?! Что за глупости! От чувств не уйдешь! От таких чувств! — уточнил он с упором на слово «таких» и решительно направился к двери Яны. Но вдруг… Его взгляд уперся в то место, где совсем недавно стояла крышка гроба. Он увидел ее сейчас так отчетливо, словно наяву. Фиолетовую, с православным золотым крестом, обшитую черными матерчатыми воланами по краю. Егор усмехнулся. — Вот он, пункт-контроль, через который мне сегодня никак не пройти!» — сказал он и, опустив голову, побрел к себе.