Филипп. Я (не) умею любить - Екатерина Аверина
Выравниваю дыхание, беру этот долбанный графин и присосавшись к краю губами пью, чтобы погасить остатки полыхающего в груди пожара.
– Вышла отсюда, – равнодушно кидаю на рабочий стол несколько купюр, чтобы она наверняка прониклась всем происходящим.
– Но, Фил, я… мы… – в красивых голубых глазах стоят слезы.
– Ты думала, что особенная? – застегиваю ширинку и наблюдаю, как дочь старого друга моего отца поправляет платье. – Алиса, – подхожу к дрожащей девушке, веду пальцами по розовой щеке. – Пора взрослеть. В этом мире все используют друг друга. Мы вот использовали друг друга ради удовольствия. Ты ведь получила свое удовольствие? – давлю интонацией.
– Мне было больно, – всхлипывает Лиска. – А потом… – судорожно вздохнув, пытается договорить, но нервы сдают, и она просто плачет, спрятав лицо в ладошках.
– В первый раз так бывает. Но потом все равно было хорошо, я ведь слышал, – убираю ее руки, целую в распухшие губы. – Лис, ты ведь хотела этого. Ты знала, черт возьми, что со мной иначе не будет! – отворачиваюсь к окну.
– Филипп, зачем ты так? – Кравцова подходит, обнимает сзади, прижимается щекой к моей спине. – Ты ведь не такой. Я знаю.
Чувствую, как от ее слез намокает ткань моей рубашки.
– Ты ни хрена обо мне не знаешь! – скидываю с себя ее руки. – Уходи, Алиса. Иначе я вызову охрану. Тогда о том, что здесь было, узнает твой отец. Ты ведь не хочешь этого? Чтобы все говорили, что дочь лучшего врача нашего города, Александра Александровича Кравцова, лишилась девственности на офисном столе? Не хочешь?!
– Нет, – дрожит ее голос.
– Тогда уходи… И деньги возьми, – усмехаюсь. – Купишь себе мороженное.
– Придурок! – летит мне в спину. – Какой же ты придурок, Филипп Дрейк!
Дверь за моей спиной хлопнула так, что зазвенели стекла. Сердце в груди грохочет и глушит до тошноты. Алиса бежит по ступенькам офисного здания в своем коротком помятом платье, а я изо всех сил стараюсь не сорваться за ней.
Я не умею любить.
Так однажды сказал мне отец и я ему поверил.
Глава 34
Филипп
В голове начинает пульсировать обратный отсчет: пять, четыре, три, два, один…
Бум!
А-а-а! Сука, как больно!
Сношу с края стола монитор. Он тянет за собой на пол всю остальную технику. Добиваю его ногами, пока по экрану не расползается мелкая паутина трещин. Провода красиво искрят в темноте. Или это у меня в глазах. Неважно. Больше ничего не важно. Теперь только больно.
Алиса не простит меня за это! Никогда не простит! Я бы не простил… Так нужно.
Кому? Кому, блядь, нужно? М?!
Ей! Ей без меня будет лучше. Я мог убить ее в тот вечер в машине. Хорошо, что не убил Марка. Сын Демона не может быть кем-то другим. Во мне нет ничего от матери. Я все взял от отца. У него есть право любить свою женщину. У меня его нет. Я не готов ломать ее, как пытался он!
Нет! Не могу… Черт.
Задыхаясь в агонии, переворачиваю стол. Его тоже расхерачиваю ногами в труху. Дерево трещит, лопается от моих ударов, разлетаясь крупными щепками в разные стороны. Всаживаю в него кулак, потом второй. И снова, снова, снова… Пытаясь превратить душевную боль в физическую.
Кровь тонкими струйками сочится из стёсанных костяшек. Щиплет, зудит. Злит еще больше. И не помогает…
Сношу со стены документы и фотки вместе со стеклянными рамками. Под ногами хрустят осколки, но мне мало. Меня рвет на части.
Хватаю стул за подголовник. Швыряю его в окно. Стекло не бьется. Каленое. Ничего! Это мы сейчас поправим.
Со звериным оскалом выхожу в коридор. Кровь с раненых рук капает на пол. Нахожу пожарный топорик, сдергиваю со стены, возвращаюсь в кабинет и хуярю им по оконному стеклу. Оно поддается. Получаю свою порцию удовлетворения. Я же упрямый, блядь!
Ломает… меня так ломает, что хочется выть.
Сползаю на пол прямо на битые стекла и куски пластика. Вытягиваю вперед ноги в заляпанных кровью кроссовках. Хватаюсь пальцами за волосы. Стискиваю до боли, тяну вверх так, что на висках натягивается кожа.
А-а-ар-р-р!!!
Кричу в пустоту, не в силах больше держать все в себе.
Скулю, уперев лоб в согнутое колено. Можно я сдохну здесь и сейчас? Пожалуйста. Можно?!
– Фил… Фил, твою мать! – ко мне подлетает отец.
Поднимает ладонями мою голову.
– Сын, – тяжело вздыхает и своими грубыми пальцами стирает слезы с моего лица.
Охренеть. Я плачу! Плачу, блядь! Я! Филипп Дрейк!
Это пиздец!
Даже не заметил…
Отец упирает одну ладонь мне в лоб, прижимает голову к стене так, чтобы я не дергался. А у меня нет сил дергаться. Я дохну. Вот прямо сейчас, в эту секунду все умирает во мне, оставляя после себя лишь обжигающий лед, скручивающий внутренности в тугие узлы.
– На меня посмотри, – требует.
– Иди на хуй… – выдавливаю из себя. Связки не слушаются. Голос хриплый со свистом.
Отец сам открывает мне веки, заглядывает в глаза. Снова вытирает ладонями слезы, которые никак не желают высыхать.
– Что же ты делаешь с собой, мой мальчик? Что же ты делаешь… Поехали домой, – пытается меня поднять, но я тяжелый. Не получается у него с первого раза.
– Не трогай меня! – дергаюсь. – Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Ты, блядь, не женить меня решил! Не забрать у меня Алису. Нет, папа! Ты, сука, своими руками. Вот этим вот руками вырвал мне сердце без наркоза! Вот здесь, – стучу себя кулаком в грудь. – Теперь мертво и пусто. Таким ты хотел меня сделать?! Таким?!
Меня сносит нехилым ударом по морде. После второго в глазах начинает темнеть. Я оседаю туда, откуда меня только что подняли. Падаю спиной на осколки. Они врезаются в спину через футболку, царапают руки.
– Извини, – отец подходит ближе и гладит меня по волосам. – Иначе я бы тебя сейчас
