Любовный эксперимент - Рози Данан
У него был подходящий голос для сочувствия: мягкий, теплый, колоритный.
Она позволила этому голосу окутать себя. Если бы она только смогла сохранить эту защиту…
– Да уж, это было ужасно. – Слова Наоми звучали глухо. – Все смотрели на меня: друзья, учителя… Все смотрели, словно я совершила что-то плохое. Словно я оскорбила их, подвергнув себя унижению. – Электронное письмо в телефоне лежало тяжелым грузом в ее кармане. – Тогда я впервые осознала, что мое тело может быть одновременно предметом и восхищения, и отвращения, что эти две эмоции могут переплестись внутри человека, смешаться с чувством стыда и трансформироваться в нечто пагубное. – Она сбилась со счета, сколько раз ей повторяли, что надо было думать головой. – Но, как бы то ни было, я не стала бы ничего менять. Этот момент послужил отправной точкой моей карьеры. Я хотела доказать, что, если человек обнажен или же просто сексуально одет, это не умаляет его ценности, не должно умалять уважения к нему. В своем стремлении изменить Ханну Штурм – а так меня зовут по-настоящему – я стала Наоми Грант. Работа в секс-индустрии помогла мне спасти себя. Позволила набраться новых сил.
– Ты скучаешь по себе прошлой, по Ханне?
Некоторое время она молча вела машину. Достаточно долго, для того чтобы, когда она наконец заговорила, Итан вздрогнул.
– Тогда я еще не знала, кто я есть. Сложно не заметить потенциала человека. Пусть сейчас я и бессердечная стерва, но мне нравится жизнь, которой я живу. Может, если бы я оставалась Ханной, по-прежнему жила в Бостоне, поступила в ветеринарную школу, как планировала, моя тихая жизнь, вдали от людских глаз, была бы просто депрессивной и ужасной.
– Не думаю, что между жизнью «до» Наоми и «после» такая уж большая разница, как тебе может казаться.
Она пожала плечами. В любом случае это не имеет значения. Пути назад уже нет.
– После того как меня использовали, моя жизнь изменилась.
– Ты можешь измениться, но при этом оставаться прежней, – сказал он, все еще ощущая привкус текилы.
Наоми понимала, что он пытается сказать, но где был тот самый переломный момент? Порог, за которым личность раскалывается? Есть такие переживания, которые могут шокировать нервную систему на молекулярном уровне.
Надо будет расспросить об этом Итана. Он же физик. Наверняка он знает. Но она устала говорить о себе. Устала залечивать старые раны. Она достаточно потратила времени на прошлое. На мужчин, которые поступали плохо. Ничего из этого больше не заслуживало ни секунды ее внимания.
– Вот и моя остановка, – сказал Итан, давая ей возможность сменить тему разговора.
Наоми повернулась, и другая сторона его лица привлекла ее внимание. От неожиданности она резко втянула воздух.
– Черт! Нехило он с твоим глазом, сильно болит?
Итан украдкой глянул в боковое зеркало.
– Нет. Пока не болит.
– Не парься. Девушкам понравится.
– Только не это. – Он заерзал на сиденье, простонав от боли. – Никаких девушек, пожалуйста.
Наоми испытала какое-то извращенное наслаждение при виде его дискомфорта.
– Ой, да ладно! Ходят слухи, ребе Коэн задумался о поиске миссис ребе.
– Перестань. Ай! – Он поморщил свой нос. – Ты говоришь точно как моя мать.
Что ж, похоже, время комплиментов закончилось.
– Она то и дело заставляет своего ассистента присылать мне подробные резюме каждой завидной еврейской невесты в Голливуде. И некоторые из них, вне сомнений, уже замужем.
– Ну подумаешь – супружеская неверность.
– Я попросил Бога пока ее не наказывать.
Наоми отвернулась, чтобы Итан не увидел ее улыбки.
– Мне кажется, иногда она забывает, что я не работаю на нее. – Итан говорил без гнева, но и шутливым его тон нельзя было назвать.
– Она такая требовательная начальница? – Отец Наоми был сварщиком, а мать – медсестрой. Они оба очень много работали, но ни один из них никогда особо не хотел быть управленцем. Ее работа была для них своего рода «черным ящиком». Они не осуждали ее, по крайней мере в лицо, но и не проявляли особого интереса к ее ежедневным обязанностям.
– Еще какая! – Он опустил взгляд на колени. – Ты слышала об агентстве по работе с артистами «Краун»?
Наоми усмехнулась.
– Э-э-э, да.
Все в Лос-Анджелесе знали об этом агентстве. Оно было лучшим, и его работники представляли интересы всей элиты города. Среди них были модели, актеры и режиссеры.
– Моя мать – президент этого агентства.
– Твоя мать… Ни фига себе! Подожди-ка. Так ты при деньгах?
Итан поперхнулся глотком воды. Может, и есть более вежливый способ спросить об этом, но Наоми он неизвестен.
– Вернее, это моя мама при деньгах.
Типичный ответ богатенького сынка. Она покачала головой. Какого черта? Наоми с трудом сдержалась, чтобы не съехать на обочину шоссе.
– Если твоя мама возглавляет агенство, то почему твоя синагога еще не кишит знаменитостями? Ты не нуждаешься во мне, во всех этих вечеринках и семинарах. Тебе нужно только сделать один телефонный звонок. Да я уверена, даже простое обращение по почте сможет…
– Я не хочу, чтобы моя община строилась на протекционизме, и уж точно не хочу быть во главе элитного клуба, где людям важнее их одежда, нежели причина, по которой они пришли помолиться.
Ого, да она задело его за живое.
– Я люблю свою мать и горжусь ее достижениями, но и у меня есть причина, почему я избрал другой путь.
Сама того не понимая, Наоми нашла быстрый способ отрезвить Итана.
– Это достойно уважения. – Так оно и было. Ну, по большей части. Его благие намерения не отменяли того факта, что деньги и сила всегда были в его распоряжении. Если ты живешь в Лос-Анджелесе, такие связи имеют значение, и, пожалуй, даже больше, чем в любом другом городе. Сейчас она чувствовала их несовместимость так остро, как никогда прежде. Бывшая порнозвезда и раввин – маловероятная пара, но бывшая порнозвезда и раввин из знатной голливудской семьи – просто безнадежны.
Вдруг она осознала, что ее молчание слишком затянулось.
– И все же одно свидание с Натали Портман тебе не повредит.
