Мой злой Фей - Маргарита Дюжева
Которая к тому же опаздывает!
Я уже собрался набирать ее номер, когда дверь подъезда распахнулась и оттуда неспешно выкатилась Наталья, фирменной беременной походкой направилась ко мне:
— Привет, Тимофей.
— Ну, привет, — хмыкаю, и тут замечаю, что ворот куртки расстегнут и там шея голая, — ты совсем ненормальная? Воспаление легких хочешь подхватить? С ангиной слечь?
Невзирая на ее протесты и смущенное «я сама», дергаю молнию. Она не застегивается. Заело.
— Я ее сломала, — признается, опустив глаза, — она теперь не расстегивается, и не застегивается.
Эх, ты горе луковое.
— Давай в машину, — командую сердито и дверь перед ней распахиваю.
Она послушно забирается внутрь, ручки на коленках складывает, а потом, улучив момент, пока обхожу машину, пытается незаметно подтянуть кверху ворот свитера.
— Да не дергай ты! — ворчу, забираясь на место водителя, — иди сюда.
Наталья подалась ближе ко мне, и я начал разбираться с ее молнией. Дергать не стал, боясь порвать к чертям собачьим, поэтому медленно, по чуть-чуть освобождал ткань, попавшую в молнию, старательно пытаясь не дотрагиваться до Наташи. Потому что когда, холодные после улицы пальцы, касались ее горячей кожи, меня простреливало, до самого живота. Черт знает что такое.
Миронова тоже притихла, замерла как неживая, рассматривая без стеснения с каким-то странным выражением
— Что? — поинтересовался недовольно.
—Чего что? — отвечает вопросом на вопрос, и мне хочется ее укусить. За нос!
— Чего ты на меня так смотришь? — я слишком близко к ней склонился, пытаясь рассмотреть зажеванную ткань. Так близко, что чувствовал легкий аромат, тот самый, что намертво впечатался на подкорку, неизменно откидывая воспоминаниями к нашей ночи. Внутри екнуло, жаром обдало, будто чан с кипятком перевернулся. Еле сдержался, чтобы руки от нее не отдернуть, не отшатнуться в сторону. Твою мать! Этого еще не хватало!!!
— Я не знаю, — странным присмиревшим голосом ответила она, заливаясь пунцовой краской.
— Это не ответ, — плавно вытащил последнюю складку и застегнул молнию до самого верха, и с облегчение отсел от нее подальше.
— Мне просто захотелось на тебя посмотреть, — подергивает худенькими плечиками, — поехали уже!
Мне кажется, или кто-то засмущался? И это была нелепая попытка перевести разговор? Или железная леди, все-таки испытывает интерес к моей скромной персоне, не смотря на все отрицания?
Мы подъезжаем к магазину, когда время уже близится к полуночи. Яркая вывеска круглосуточного «Азимута» моргает, отражаясь на снегу то красным, то зеленым. Пока я убираю барахло в бардачок, Наташа как зачарованная наблюдает за этими бликами. Они красиво отражаются в ее больших, широко распахнутых глазах. Даже зависаю…любуясь. Правда, потом одергиваю себя в полнейшем недоумении. Да что сегодня со мной такое??? Не хватало еще заинтересоваться этим троллем! Один раз повелся, теперь вот катаю по ночам за холодцом с хреном! Не-не, на фиг! Все, что нас объединяет — это возможность того, что ребенок от меня, хотя она это и отрицает с пеной у рта.
Пока я придаюсь размышлениям на тему, что у нас общего и на фиг оно мне сдалось, Наталья выкатывается из машины и семенит к входу.
Шустрая!
Я нагоняю ее и дальше идем вместе: я, заправив руки в карманы, и она, как пингвиненок.
На душе в этот момент какое-то неправильное ощущение правильности. Как будто, так и должно быль. От этого тошно становится.
Супермаркет гостеприимно распахивает перед нами свои двери, и мы не спеша заходим внутрь.
— Надеюсь, это не превратится в бесцельное брожение между рядами, — иронично кошусь на свою беременную спутницу.
— Нет, конечно, — Наташа решительно кивает и идет вперед, а я, прихватив тележку, следую за ней.
Бл***! Я думал, она шутила насчет калош!
Ни хрена подобного!!!
Едва мы заходим в отсек, где всякие садовые прибамбасы стоят, у Наташки блеск безумный в глазах появляется. Она воровато оглядывается по сторонам, потом хватает ближайшую к ней блестящую черную калошу и жадно затягивается, едва не надев ее на нос.
Твою мать! У меня аж рот от удивления открылся.
— Ты что творишь? — прошипел, выдергивая у нее из рук эту жуткую обувь.
— Нюхаю, конечно!
— Зачем??? — подношу к носу и принюхиваюсь. Отвратно пахнет резиной.
— Потому что хочется! — произносит решительно, и с жадностью смотрит на этот черный, блестящий кусок резины. Капец какой-то!
— Это же…г…гадость, — у меня слов не хватает, чтобы выразить все, что я думаю по этому поводу.
— Сам ты гадость! — пыхтит, отнимая калошу, — лучше бы вместо ворчания прикрыл меня, а то люди идут.
И снова нюхает, так что аж глаза от блаженства закрываются.
Я в шоке.
Наверное, именно поэтому молча разворачиваюсь к ней спиной, встаю так, чтобы ее не было видно. Зажмурившись, крепко сжимаю переносицу, и ме-е-е-едленно считаю, пытаясь успокоиться.
Кому скажи — засмеют. Ночь, супермаркет, девица предположительно беременная от меня, и я, такой герой, супермен хренов, прикрываю ее от чужих взглядов, чтобы она смогла спокойно понюхать калоши. Калоши, мать их!
— Долго еще? — ворчу, чувствуя себя конченным дебилом.
— Не знаю, — отвечает эта паразитка, — пока еще не нанюхалась.
Капец!
***
Наконец из-за спины раздается удовлетворенное, разморенное:
— Все! Больше не хочу. Почти затошнило!
— Я рад! — хватаю ее за руку и тащу прочь. Меня этот запах калош теперь во сне преследовать будет, — все, пошли студень твой искать и домой!
Ладно, хоть спорить н стала, а послушно шагает следом, с блаженной улыбкой на губах. Похоже, запах резины подействовал на нее как успокоительное. Мысленно ставлю галочку — хочешь утихомирить беременную Наташу — дай ей понюхать какого-нибудь дерьма, и все — шелковая становится.
План «схватить студень и уехать» с треском провалился. Потому что
