Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ) - Тур Тереза

Руководитель квартета кивнул – конечно, круто. Конечно, будут. Конечно, петь. Только скорее! Пожалуйста, скорее.

Автограф, фотография, дежурная улыбка восторженной девчонке – не жалко. Только время, время, время-я-я-я. Почему ему сегодня целый день казалось, что он не успевает?

- Добрый вечер.

По белокаменной помпезной лестнице спускалась Ирина. Одетая в пальто. Под руку с каким-то мужчиной. Чужая, далекая. Не похожая на себя. С ничего не выражающим взглядом, как тогда, когда он имел глупость ее не узнать. Как не узнавал сейчас. Куда все исчезло в эти несколько дней? Что вообще произошло в эти несколько часов. И кто этот мужчина, так нежно поддерживающий ее под локоть.

- Ира? – он поднял на нее недоумевающий взгляд.

- Лева… - она было шагнула к нему, но мгновенно отпрянула назад, прикрыв глаза. Глубоко и тяжело вздохнула.

- Простите, мы спешим, - обратился к музыканту мужчина. Мужчина был спортивен, подтянут. Эдакий положительный герой-любовник в дорогом костюме, с чуть посеребренными висками.

Лева мгновенно узнал голос. Тот самый, который он слышал по телефону. С бархатными, нежными интонациями, обращенными к Ирине.

В сердце что-то заледенело. Словно игла вошла, не давая вдохнуть глубоко. Не давая даже закричать от боли.

- Послушайте, - обратился к нему мужчина разворачиваясь. И Лева понял, что его просто обогнули – как неодушевленный предмет, помешавший на пути. – Может быть, вы нас выручите. Ну, с этим конкурсом дурацким. Споете там что-нибудь.

- Что? – вырвалось. А в следующее мгновение Лев взял себя в руки. В конце концов, что они себе позволяют? Это кто им дал право делать их него персонажа какого-то дурацкого водевиля? Почему на него с усмешками сморят какие-то студенты, которых они трое, без сомнения, развлекли подобной сценой?

- Вы знаете, - обратился он к спинам мужчины и женщины, что уходили прочь. – Пожалуй, раз в наших услугах не нуждаются, отбудем-ка мы в Москву.

Любезный голос, немного с оттенком пренебрежения. А как еще можно относиться к окружающим его людям, которым он желал оказать любезность. Но раз не надо – стоит ли навязываться?

- То есть вы не знаете, что произошло? – снова обратился к нему счастливый соперник. Тоном, которым разговаривают со студентом-двоечником, приставшим к тебе после пятой лекционной пары с требованием принять зачет. Вроде бы и послать надо – коротко, четко и емко. А воспитание и статус не позволяют.

Ирина же не прекратила спускаться по лестнице. Не обернулась к нему.

- Вы считаете – мне до этого есть какое-то дело?

Он интонирует, пожалуй, лучше всех в стране. И сегодня сможет. Пусть дыхания нет совсем. Пусть что-то жжет в груди, но… Жалким он выглядеть не будет.

- Так вы не останетесь, чтобы спеть? – девчонка, что привела его на эту проклятую лестницу, выглядела совершенно расстроенной.

- Почему же? – ослепительно улыбнулся он ей. – Мы обещали отработать песню. Мы ее и отработаем. А потому поедем дальше.

Глава девятнадцатая

Красные глаза – признак тлеющих в

голове опилок

(С)

Какое счастье, что никто ничего у него не спрашивал. Ни по поводу Ирины, что прошла мимо остальной тройки музыкантов так, будто она их и не знала. Ни по поводу корпоратива, который образовался столь внезапно. И кстати. Олеся, что приехала на выступление с самым счастливым выражением лица, только и успела заснять конец выступления. Она украдкой вытирала слезы – видимо, успела поговорить с кем-то из парней. И так расстроилась из-за него, что музыканту стало неловко. Но к Леве не подошла, за что ей огромное спасибо.

Только музыка. Только песни.

Отработали Питер – и прочь. Прочь отсюда. Довольно.

О да! «Пять минут» им решительно удалось. Но разве могло быть по-другому? Они же профессионалы. И песенка хорошая. И настроение как раз под нее. Веселое. Жизнерадостное.

«Но бывает, что минута все меняет очень круто, все меняет – раз и навсегда»…

Промелькнула дорога обратно. Как и не было ее. Нежданный корпоратив. Полночь. Все остались довольными. Звонок от Олега, что машина нашлась. Вот что за люди, даже на штрафстоянку по-человечески оттащить не могут. Эвакуаторщик, который все попутал. И документы оказались заполнены с ошибкой. Вернуться домой под утро, обнаружить свой телефон. Вот лежит, родной. На полочке рядом с зеркалом. Сколько пропущенных, смсок и голосовых сообщений. О, даже мама отметилась. И Антонина Георгиевна. Что странно. Но бо́льшая часть – от Ирины. Ну, теперь хоть понятно, почему она удивилась, увидев его. И не сразу сообразила, что он не в курсе ее предпочтений и выбора.

Вытащил из кармана футляр с кольцом, отбросил его подальше, устало опустился на пол. И зачем-то методично стал стирать все голосовые сообщения, смски и звонки. Не просматривая, не читая, не боясь пропустить что-то важное. Самое важное, пожалуй, он уже сегодня узнал. А теперь чем он занимается, вместо того чтобы уронить звенящую голову на подушку. И кто б ему объяснил, на кой черт ему необходимо это времяпрепровождение.

Уничтожить первое голосовое сообщение – оно пришло как раз в то время, когда он был в магазине. Решительно. Безжалостно. С трудом протолкнуть воздух в легкие. А потом стало легче. Пришла какая-то отчаянная злость. Веселье даже. Еще одно. Еще. Вот так – с улыбкой. Над последним рука все-таки дрогнула. В этот момент он подъезжал к ее университету, преисполненный самых радужных надежд. Дурак. Жалкий дурак. Удалить! Но пальцы скользнули по экрану.

«Вот странно, - раздался ее голос, усталый и измученный. – У меня есть твой настоящий номер. Ничего вроде бы не перепутано. Я звоню тебе. Сто пятьсотый раз. А результат один и тот же. Абонент не берет трубку. Решительно. Как и пять лет назад. Достучаться до тебя я не могу. Снова…»

Он как завороженный слушал ее. Потом покачал головой и решительно нажал на удалить.

«Беременна. Снова…» - донеслось до него.

- Что? Стой-стой-стой!

«Вы действительно желаете удалить сообщение?»

- Нет. Нет…

Он осторожно, задрожавшими пальцами нажал на «отменить». И включил запись.

«На двадцать первый день, как по часам, дикий токсикоз. Ты знаешь, меня даже не тошнит. У меня все кружится и кружится. Глаза закрыть невозможно же. Я вот все время путаю: «Все красное и зеленое и кружится, и кружится, и кружится» - это откуда? Из Фрая или Хроник Амбера? Кто там со сфинксом разговаривал. И надо было загадку загадать, чтобы сфинкс ответа не знал. Так вот то было лягушка в кухонном комбайне. Вот я себя ей и ощущаю… Почему же ты не берешь трубку. И именно сегодня? Та же самая ситуация. Странно. И… Да почему?!»

На записи хлопнула дверь, Лева вздрогнул.

«Ирина Ильинична, - раздался голос, который музыкант ненавидел. – Как вы? Что ж вы сразу не сказали, что настолько плохо?»

«Думала, отработаю номер. Я же обещала, Станислав Витальевич. И… ко мне из Москвы приедут, помочь…»

Он расслышал в ее голосе нежность. Все равно. Несмотря на то, что ей было плохо и она явно на него злилась… Нежность.

А он…

«Поехали потихоньку, я договорился с врачами. Примут. Нас в больнице ждут уже», - снова голос ее начальника.

Зажмурился. И просто изошелся от ненависти к себе. Кольцо он носился, покупал. А просто подойти, спросить – что случилось. Что? Не вариант?

Идиот. Боже, правый, что он наделал?

Что он там успел ляпнуть в порыве припадка? Что ему нет никакого дела до того, что с ней происходит.

Обхватил голову.

Больница? Как больница, почему больница? Какая больница?

Он вскочил, уронил телефон на пол, заметался по прихожей. Где Ира? Что с ней?

Хотел было набрать ее номер, но в последний момент посмотрел на часы. Почти пять. Ей только его звонка, тревожного, ночного не хватает.

Сумка, телефон – теперь-то он точно его не забудет. Вызвать такси. И позвонить начальнику службы безопасности Томбасова.