Софи Кинселла - Тайный мир шопоголика

— Понятия не имею! Наверное… — Нужно спешно придумать хоть какое-нибудь объяснение. — Наверное…

— Вы их спрятали! Вы их взяли и спрятали! Сначала не дала мне их примерить, а потом за-ныкала!

— Глупость какая! — Стараюсь придать своему лицу уверенность, но на щеках уже проступил виноватый румянец. Господи, ну почему я вечно краснею? Почему?

— Ах ты… — Тут девица замолкает и резко поворачивается к Даниэлле: — Я буду жаловаться.

— Ребекка, — приказывает Даниэлла, — быстро ко мне в офис.

Что? Неужели она меня не прикроет? Не защитит свою сотрудницу от покупательского зверства? А как же пресловутая солидарность?!

— Сию секунду! — рявкает она, и я подпрыгиваю от страха.

Медленно подходя к ее офису (который больше похож на чулан для швабр), замечаю, что остальные продавцы глазеют на меня и тычут друг друга в бок. Вот уж действительно неприятная ситуация. Ну ничего, все обойдется. Извинюсь, скажу, что больше так не буду, и пообещаю отработать сверхурочно. Главное, чтобы меня не…

Поверить не могу. Она меня уволила. Я и дня не успела проработать, а она меня вышвырнула на улицу. Я была так поражена ее заявлением, что чуть не расплакалась. Нет, ну правда, если не считать инцидента с джинсами, я работала хорошо. Но, видимо, укрывание вещей от покупателей карается моментальным увольнением (что тоже нечестно, потому что меня об этом на собеседовании не предупреждали).

Пока я снимаю с себя униформу, мне становится совсем тяжко. Ведь моя карьера продавщицы закончилась, так и не успев толком начаться. За отработанное время я получила всего 20 фунтов, да и то Даниэлла заявила, что я должна быть благодарна. А когда я спросила, нельзя ли мне быстренько отовариться, использовав скидку сотрудницы магазина, Даниэлла посмотрела на меня так, словно хотела ударить. Все кувырком. Ни денег, ни работы, ни скидки. Иду по улице понурая, руки в карманах. Двадцать фунтов. Что на них купишь…

— Ребекка!

Поднимаю голову и упираюсь взглядом в знакомое лицо. Только вот не могу вспомнить, откуда я его знаю. Это… это…

— Том! Привет! Какими судьбами?

Держите меня, это же Том Вебстер, и в Лондоне. Как его сюда занесло? Он же должен быть в Рейгейте, в кухне со средиземноморской плиткой.

— Познакомься, это Люси, — гордо говорит он и выпихивает вперед девицу, у которой в руках не меньше сотни пакетов из разных магазинов. Вот невезуха. Это же та самая, из моего магазина, которая скупала все подряд и за которую, как она говорила, платит ее парень. Неужели…

— Вы встречаетесь? — спрашиваю я как дура.

— Да, — улыбается Том. — Причем давно. Ничего не понимаю. Почему Мартин и Дженис ни разу не заикнулись, что у Тома есть девушка? Про все остальное рассказали, а об этом — ни слова.

Подумать только, у Тома есть девушка!

— Привет! — говорит Люси.

— Привет! Я Ребекка. Соседка, подруга детства, ну и все такое.

— А, так вы та самая Ребекка… — И косится на Тома.

Что все это значит? Они что, говорили обо мне? Неужели Том до сих пор в меня влюблен? Ужас.

— Да, это я. — Стараюсь, чтобы улыбка вышла максимально веселой.

— Знаете, мне кажется, я вас уже где-то видела… — задумчиво говорит Люси. Господи, неужели узнала? — Ну как же, вы ведь работаете в магазине «Элли Смит»?

— Нет! — поспешно отрекаюсь я от своего торгового прошлого.

— Ой, а мне показалось, что именно там…

Вот черт, не хватало еще, чтобы моим родителям рассказали, что я работаю в магазине. Они решат, что я им все наврала про свою жизнь в Лондоне и что вынуждена ютиться в нищем районе, снимая угол за гроши.

— Я проводила расследование, — высокомерно заявляю я. — Я журналист.

— Да, Ребекка — финансовый журналист. Причем хорошо разбирается в своем деле.

— А, понятно. — Кислая у нее улыбочка.

— Мама с папой всегда прислушиваются к ее мнению, — продолжает Том. — Папа буквально на днях говорил, что ты им помогла разобраться с каким-то фондом.

— Делаю что могу, — скромно отвечаю я с самым дружелюбным выражением. Нет, я, конечно, не ревную, но мне все равно неприятно видеть, как Том улыбается своей Люси, у которой, между прочим, совсем некрасивые волосы, хотя одета она хорошо. Да и Том сам неплохо одет. Что вообще происходит? Все наоборот. Том должен сидеть в своем вшивом домишке в Рей-гейте, а не расхаживать по дорогим магазинам Лондона.

— Ну, нам пора, — прощается он.

— А, на электричку, — понимающе киваю я. — Наверное, трудно жить так далеко от города.

— Да нет, терпимо, — отвечает Люси. — Я каждый день езжу на электричке в «Уэзерби», и всего-то сорок минут.

— Вы работаете в «Уэзерби»? — Боюсь, что мне не удалось скрыть своего изумления. Ну куда ни плюнь — кругом эти задаваки из Сити.

— Да, советником по политике.

Что? Как это? Она что, семи пядей во лбу? Боже мой, час от часу не легче.

— До электрички еще время есть, — говорит Том и начинает накручивать на палец прядь ее волос. — Сначала пойдем в «Тиффани», купим что-нибудь Люси на ее день рождения.

Нет, я этого больше не вынесу. Почему у меня нет парня, который бы покупал мне подарки в «Тиффани»?!

— Что ж, рада была увидеться, — бормочу я. — Передавай привет своим родителям. Странно, что они ничего не говорили о Люси.

И кидаю на нее невинный взгляд. Ха, получила? Один-ноль!

Но они с Томом опять переглядываются.

— Наверное, не хотели… — начинает Том, но замолкает в нерешительности.

— Почему, интересно?

Повисает долгая неловкая пауза. Потом Люси говорит:

— Том, я пойду посмотрю витрину.

Боже, какая драма. Прямо любовный треугольник.

— Том, что происходит? — спрашиваю я со смехом.

Да что спрашивать, и так все очевидно. Он до сих пор по мне сохнет, и для Люси это не секрет.

— Э-э, как бы это сказать. — Том вздыхает и трет лицо. — Видишь ли, Ребекка, мне нелегко об этом говорить. Дело в том, что мама с папой знают о твоих… чувствах ко мне. Они не хотели говорить тебе о Люси, потому что боялись, что ты… расстроишься. — И опять вздыхает.

Что? Он серьезно? Я в жизни не была так потрясена. От удивления даже на целую минуту лишилась дара речи.

— О моих чувствах к тебе! — наконец удается выдавить мне. — Ты шутишь?

— Слушай, но это же очевидно, — пожимает он плечами. — Мама с папой рассказывали, как ты все время спрашивала их обо мне, о моем новом доме… — Глаза у него такие жалостливые. Боже. Я этого не вынесу. Как ему могло прийти в голову! — Бекки, ты мне нравишься, — продолжает он, — только я не…

— Я же из вежливости! — воплю я. — Ты мне не нравишься!