Синтия Виктор - Единственная
В то утро ничто не предвещало несчастья. Ни малейшего намека, что к вечеру она уйдет навсегда. Бен не мог постичь этого. Он снова и снова повторял себе, что она мертва, но не понимал этих слов; он не мог плакать и даже ничего не чувствовал. «Я никогда больше не увижу ее, — повторил он себе еще раз, неотрывно глядя на гроб и стараясь представить это. — Никогда, пока я жив». Это не укладывалось в сознании.
Что укладывалось в сознании, так это то, что Джей. Т. до сих пор жив, убив Кит, этот сукин сын сам был до сих пор жив. Бен всегда считал Джей. Т. подонком, половину времени болтавшимся без работы. Фраер, всегда одетый с иголочки и ведущий такую жизнь, словно он мог сорить деньгами направо и налево. К тому же Джей. Т. обожал смотреться в зеркало, когда думал, что его никто не видит. Отвратительно. Правда, Бен никому не рассказывал, какого он мнения о Джей. Т., потому что не хотел обижать Карлин; кроме того, он всегда считал, во всяком случае до сегодняшнего дня, что у него не было права судить друга своих родителей. Но Бен не мог припомнить ни единого раза, когда бы Джей. Т. пришел вместе с Лилиан на какое-нибудь школьное мероприятие, будь то открытый урок в первом классе или спектакль, в котором Карлин играла главную роль; на дни рождения и праздники Джей. Т. только забегал на минутку. К тому же, несомненно, Джей. Т. всегда волочился за женщинами, увивался за любой юбкой. Бен неловко повернулся на сиденье. И вышло так, что его мать оказалась одной из тех женщин, которые отвечали на идиотские заигрывания Джей. Т. Проклятие. Почему Джей. Т. не мог разыграть свою грязную игру где-нибудь в другом месте?
— …с Богом.
Леонард с дочерью уже вставали, и Тони поддерживал Наташу под руку, словно больную, Бен торопливо вскочил, и они вчетвером вышли из зала. Бен слышал вздохи и рыдания присутствовавших на похоронах, но ни на кого не смотрел, там было много людей, которых он даже не знал. Господи, откуда они все? Он даже не представлял себе, что у его матери столько знакомых, но в то же время это его не удивляло, Кит пользовалась всеобщей симпатией.
Не было только Карлин, она все еще дежурила у отца в больнице, за два дня ему сделали две операции на ногах. Бен не видел девушку с момента несчастного случая и говорил с ней всего минуту, им трудно было разговаривать. Ему страстно хотелось быть с ней, уткнуться в ее теплую, нежную шею, почувствовать ее объятия, словно этим можно было отогнать все плохое.
Бен сопровождал Леонарда из похоронного зала до черного лимузина, который отвезет их на кладбище, и вздохнул с облегчением, увидев, что Наташа присоединилась к ним, а Тони поехал на другом автомобиле. В машине отец сгорбился на сиденье, закрыв лицо руками, а Наташа смотрела через окно на вереницу людей, расходящихся со службы; многие останавливались на несколько минут поговорить друг с другом, прежде чем пойти по своим делам или поехать на кладбище. Бен увидел обогнавший их длинный черный катафалк, сквозь маленькое заднее окошко которого виднелся гроб.
Там, в этом катафалке, Кит была совершенно одна, и это не укладывалось в голове. Она должна быть живой и ехать с ними — только она связывала их вместе в семью, втроем они никогда никуда не ходили, только вчетвером, с Кит, всегда сияющей и весело болтающей о том о сем. О Боже, как ему нужно увидеть мать, ну, пожалуйста, всего на минутку, только сказать «прощай» и еще раз обнять, вдохнуть знакомый запах духов, сказать, что он любил ее.
Но в автомобиле стояла гнетущая тишина, а снаружи кипел водоворот жизни. Бен почувствовал, как заработал двигатель лимузина и шофер плавно отъехал от обочины вслед за катафалком, включив фары, колонна автомобилей двинулась в путь. Казалось, путешествию не будет конца.
Бен снова представил себе Карлин, отчаянно стараясь удержать ее образ, но в то же время был не в состоянии прогнать мысль, к которой старался не возвращаться с момента аварии: Карлин — дочь человека, который убил его мать. Ссутулившись под тяжестью этой правды, он молча умолял: уходи, пожалуйста, уходи.
— Нет, спасибо, миссис Арно, я не голодна, — вежливо отказалась Наташа, покачав головой.
— Я понимаю, дорогая, — сочувственно кивнула соседка из нижней квартиры и с подносом сандвичей направилась к тем, кто вернулся домой после похорон, а Наташа с нарастающим раздражением смотрела ей вслед.
Эти люди душили Наташу своей заботливостью, она должна убежать от них; неприлично исчезать в середине церемонии, но ждать больше невозможно, она должна поговорить с Тони, это важнее всего. Собравшись с мыслями, она быстро пересекла комнату и подошла к Тони, который разговаривал с пожилыми мужчиной и женщиной, делая вид, что ловит каждое их слово.
Он всегда вел себя подобным образом, стараясь очаровать людей и создать некий круг влияния, который может пригодиться ему в будущем. Но всегда, можно сказать, промахивался, ошибочно выбирая тех, кто явно не мог никому ни в чем помочь и кто легко попадался на его неотразимое обаяние. Наташа скривилась и подумала, что его притворство видно за милю. Вначале, когда он только что стал ее дружком, она считала, что он все делает великолепно, но теперь она знала его лучше.
Таким же способом он пытался подчинить себе всю ее жизнь, и это действительно сводило ее с ума. Иногда ей хотелось заорать в ответ на его бесконечные вопросы о том, где и с кем она была. Он, по-видимому, считал ее своей собственностью, она старалась не обращать на это внимания и, конечно же, никогда не делилась ни с кем своими соображениями. Только зависть на лицах девочек в школе, когда она появлялась под руку с Тони, стоила того, чтобы мириться с его присутствием в ее жизни.
Но не с тем, что произошло теперь. Было ужасной ошибкой просить Тони позвонить в мотель, ее безумная идея отомстить матери убила Кит, и теперь Наташа должна жить с этим всю оставшуюся жизнь. Похоронная служба сегодня утром была самым страшным из всего, что она когда-нибудь пережила, у нее так болел живот, что ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не согнуться от боли, а служба продолжалась целую вечность. Наташа вся дрожала, она была уверена, что все, несомненно, знают о ее поступке и кто-нибудь встанет, покажет на нее пальцем и закричит, что она убийца. В какой-то момент у нее от страха перехватило горло, и она чуть не задохнулась. «Я только чудом не потеряла сознания», — подумала Наташа. Когда опускали гроб, она в оцепенении стояла у могилы, ничего не слыша и зарывшись лицом в рукав Тони, чтобы никто не видел, насколько ей все безразлично. Ей было стыдно признаться даже себе, но она не чувствовала ни горя, ни боли, все вытеснил страх быть разоблаченной.
