Кристин Лестер - Ловушка для Лисы
…Стоял уже вечер, когда она присела за столик уличного кафе. Такое ощущение, что в барах и ресторанах собираются представители всего народонаселения планеты, кроме местных жителей. А может, все они — такие же страждущие паломники, несчастные грешники, приехавшие сюда, как и она, искать истину?
— Мадемуазель очень грустно? — спросил у нее на французском какой-то приятный с виду парень, отдаленно напоминающий Бойда. — Нет, совсем нет. Мадемуазель хорошо. — Она совершенно забыла французский! Получилось коряво и грубо.
— О, позвольте тогда разделить с вами это «хорошо».
Дженни поняла, что не соврала французу: впервые за много лет ей было хорошо. Груз свалился с плеч, очистилась совесть, и не надо больше лгать самой себе. Она любит Брета Спенсера? Да. Несмотря ни на что? Да. Дженни осознала это с таким спокойным достоинством, что поразила сама себя. За этот день, весь проведенный в созерцании другой правды, она излечилась, избавилась, навсегда распрощалась со своим прошлым. От прежних переживаний, которых она так страшилась, не осталось и следа. А еще ей было стыдно. Стыдно перед Бретом за то, что обманывала его и так позорно раскрыла карты. Стыдно перед Марком за то, что изменила ему, хотя и ничего не обещала. Стыдно перед Стивом по аналогичным причинам. Стыдно перед Мишель. Очень стыдно перед Мишель…
Дженни улетела от них, чтобы вернуться. Они не знали, что она вернется. Они не должны были об этом знать. Пока.
— А пойдемте погуляем? Я покажу вам ночной Люксембург.
Еще неделю назад она бы пошла.
— Спасибо, мсье, но я вполне сыта дневным. Я скоро иду спать.
— Я могу проводить вас. Разве вам не одиноко будет одной?
Она расхохоталась: до чего естественны эти французы! Тоже, между прочим, как дети и животные. Это особенность нации, ничего не поделаешь.
— Я люблю одиночество.
— О! А я люблю женщин, которые любят одиночество.
— Спасибо за кофе, мсье… — Дженни встала из-за столика. — Но теперь я действительно хочу побыть одна.
— Я буду ждать вас завтра здесь же! Мадемуазель!
Она снова расхохоталась в ответ. Ей было легко и свободно. Из богатейшего прошлого, в котором было много хорошего и плохого, а также из настоящего и даже будущего Дженни умудрилась отобрать и оставить себе только самое лучшее. У нее получилось снова выйти сухой из воды. Великая, гениальная Дженни Фокс! Она совершила наконец коронную сделку века: перехитрила саму себя. Она перехитрила всех демонов, которые одолевали ее многие годы. Господи, как же легко и свободно! Как кружится голова! Брет Спенсер любит ее и готов жениться, несмотря ни на что! Как он сказал? «Кем бы ты ни была на самом деле». И она тоже любит его, кем бы он ни оказался на самом деле!..
А ночью ей приснился Блейк. Мечась на нежных простынях люксембургского отеля, Дженни заново переживала кошмар девятилетней давности, с которым, как ей казалось, они навсегда попрощались сегодня днем.
Сначала приснилось лицо Блейка: оно пришло, словно привидение, из темноты, кажется, из самой преисподней, и Дженни, всхлипнув, рванула к нему, раскинув объятия. Но ноги не слушались, ноги приросли к месту и не хотели бежать. Потому что ей мешал стол. Большой, зеленый бильярдный стол. И все почему-то за ним сидели и пили вино. Там были еще Марк, Стив и Мишель. Все пили красное вино. А Дженни не пила. Они ругали ее за что-то, обвиняли и требовали объяснений. Дженни хотелось плакать от обиды: ведь она была ни в чем не виновата. Но плакать ей тоже не разрешили, как не разрешили пить вино.
Задыхаясь от обиды, она открыла глаза и внезапно поняла, что это всего лишь сон. Сейчас она проснется и все закончится. Но просыпаться было еще страшнее: она знала, что утром увидит рядом с собой одинокую постель, на которой никогда не оставался Блейк. Она проснется, а его опять нет! Она будет искать его руку на соседней подушке и поймет, что опять одна! И тогда начнется дневной, более страшный кошмар: она будет сходить с ума до самого вечера. Балкон, сигареты, кофе, душ, снова балкон…
Дженни снова заснула. За бильярдным столом появился Брет Спенсер. Он незаметно подошел и сел, а Дженни, подняв глаза, громко ойкнула, когда его увидела. Тогда Брет протянул ей руку и сказал:
— Иди со мной, я тебя спасу.
Она рассмеялась. Разве можно уйти от Блейка? Разве можно просто так взять и забыть его? А что же тогда станет наполнять ее душу? Ей стало плохо, так плохо, как тогда. Он бросил ее. И предал. Продал — предал: это одинаковые слова. Зачем ей какой-то Брет Спенсер? И что он вообще может делать за одним столом с Блейком?
Дженни больше никогда не хотела просыпаться. Она боялась утра, боялась, когда рядом нет любимого мужчины, она больше не могла одна!!! Потом стало темно. Просто темно и почему-то спокойно.
…Это был последний демон, который покинул ее голову на светлой земле осеннего Люксембурга. Дженни проснулась и сразу вспомнила это спокойствие. Сердце перестало саднить, на растревоженную душу и горячую голову снизошли мир и прохлада. Она сразу поняла, почему, и улыбнулась, протягивая руку к соседней подушке. И тут же нащупала большую теплую ладонь, которую теперь не променяла бы ни на что в мире.
Брет сидел на краешке кровати и внимательно разглядывал линии на ее руке.
— О. Ты будешь долго жить.
— Если ты постараешься, — прошептала она, пряча в подушку счастливые слезы.
12
Кто знает, сколько дней они бродили по улицам, шелестя сентябрем?.. А он все падал и падал под ноги желтыми листьями кленов. А они говорили, говорили, говорили… Дженни от души хохотала, выслушивая «признания» Брета, как они с Мишель придумали всю эту авантюру. Как глупо! Как наивно! Она сразу все поняла, как только услышала про Марка и деньги. Дженни «раскрутила» весь их план до самой макушки, еще когда садилась в самолет, и сейчас ей не нужно было никаких специальных объяснений, разве что ради веселья.
Волновало ее только одно:
— Зачем? Господи, милый мой, скажи: зачем тебе понадобился весь этот цирк?
— Тебе легко говорить! А я несколько… месяцев не знал, как к тебе подойти! Хорошо, что Марк подвернулся.
— Но ты мог бы и просто так подойти. Что такого? И зачем надо было ломать эту дешевую комедию в лифте?.. Нахал!
— А ты запомнила?
— Чего ты смеешься? Меня еще ни один мужчина так нагло не игнорировал. Еще бы я не запомнила! А когда мы с Марком… в общем…
— Ну понятно. Когда вы целовались с Марком на глазах у всего ресторана, я почему-то начал ревновать. Представляешь? Такое тоже бывает у мужчин. Да… Надо, конечно, было сохранять спокойствие, но я не выдержал.
